«Ну, крыша в порядке, разве что какая авария случится, — удовлетворенно подумал он, словно капитан, оглядывающий свой корабль после ремонта. — Хорошо», — подумал он и, по-прежнему глядя на потолок — лучше проверить лишний раз, — быстро зашагал назад к двери, готовый ее запереть.

— Хорошо! — сказал он вслух.

Может, и не стоит говорить жене, что она забыла запереть дверь. Все не без греха. С этой снисходительной мыслью, которую породило довольство собой, он шел, по-прежнему задрав голову, и с ходу ступил в лужу, что натекла с Леса. Р-раз! — правая нога вдруг поехала вперед.

— Ой-ё-ё-ё-ой! — Он дернулся, левое колено неловко вывернулось, больно стукнулось о паркет, рука, протянутая, чтоб удержаться, угодила все в ту же лужу, скользнула в сторону. — Ой-ё-ой! — Он с маху грохнулся затылком о паркет и растянулся во всю длину, от головы до пят пронизанный болью, а перед глазами опять оказался совершенно сухой, безо всякой течи потолок.

Сотрясение от удара ошеломило его. Когда был он молодым солдатом, ему, как детям и спортсменам, было одинаково привычно что стоять на ногах, что растянуться на земле. Но человек, который по утрам с немалым трудом натягивает носки, мысленно совершенно не готов к тому, чтобы ни с того ни с сего шлепнуться на спину, и это потрясло его сильней, чем боль от ушиба. Он лежал и даже не чертыхался, так был ошарашен. Странно, но прежде даже, чем хватило сил спросить себя, не слишком ли он расшибся, промелькнула мысль: а ведь, пожалуй, он долго тут пролежит. Жена не пойдет его разыскивать, сегодня не пойдет. Во всяком случае, не сразу. Потом он подумал — это она, бестолочь, виновата: переложила мастики, и пол стал будто каток. Сколько раз ей, дуре, было говорено! Потом понеслись другие мысли, все неприятные, а тем временем он легонько согнул в колене одну ногу, другую, поднял голову, покрутил ею и наконец с заботливой тщательностью, на какую способен лишь пострадавший, убедился, что, в общем, он цел и невредим. Несколько раз со стоном судорожно вздохнул и наконец сел — ноги вытянуты в стороны, словно у малыша, едва начинающего ходить, — и, моргая, посидел так несколько секунд. Но сколько еще можно тянуть? Он с кряхтением встал на четвереньки, потом с трудом поднялся на ноги; все мускулы ныли и едва не стонали от боли — за них страдальчески скрипел кожаный пояс.

Только тогда выпученными от всех этих усилий глазами Джарвиз посмотрел под ноги и увидел лужу, из-за которой упал. Туман в голове понемногу рассеивался.

— Вода? — удивился он. — Откуда она взялась, черт подери? — Медленно, с болью поворачивая голову, он оглядел весь зал. Запасный выход заперт, окна закрыты, потолок, это он уже знает, сухой. — Вода? — повторил он. — Даже смешно…

Но он не смеялся. Он был очень серьезен, поглощен поисками ответа на загадку, теперь было уже не до боли в ногах и руках, в голове. Медленно, осторожно, морщась от боли, но исполненный решимости, он двинулся к двери. Дело нечисто, ей-ей нечисто, и его долг — разобраться, что к чему.

— Видать, у тебя никакого понятия нет, как отпереть эту вонючую дверь, а?

Лес ничего не ответил, он крутил кончиком ножа в замке. С Миком можно рассчитаться и после.

— Не поддается, а?

Лес громко шмыгнул носом и продолжал ковыряться в замке. Когда он бывал чем-то поглощен, у него всегда текло из носу. Терри по-прежнему стоял, согнувшись в три погибели; он еще не смел надеяться, что затею отменят, но робкие проблески надежды все же замерцали. Деннис, сидя под рисунками, вытаскивал кнопки и пулял ими в аквариум. Футбольная башка водил краем подошвы по линолеуму, и на нем оставались черные полосы, а Белобрысый ничем не был занят, только время от времени с усилием сдерживался — хотелось сосать большой палец.

— Тут проволока нужна, — опять заговорил Мик. — Самое милое дело — проволокой…

Лес выдернул из замка нож, разъяренно обернулся:

— У тебя есть, что ль?

— Не!

— Тогда… — Он опять поглядел на дверь, сложил нож. — Тогда сами навалимся.

— Ты что, смеешься?

— Еще чего! Она, похоже, не больно крепкая.

— Да ну? Тогда давай жми, раз ты такой силач. А мы поглядим.

Лес промолчал. Только презрительно, угрожающе глянул на Мика. Потом отступил на несколько шагов от двери, смерил ее взглядом, чуть пригнул голову, словно бык перед красным плащом матадора. Деннис замер с кнопкой в поднятой руке, Футбольная башка перестал возить ногой по полу, а Белобрысый и Терри отвлеклись каждый от своих мыслей и смотрели во все глаза. И тут, словно беря разбег для прыжка в высоту, Лес вдруг ринулся на дверь быстрым рывком, как на врага. Глаза сверкали решимостью, он громко топал и шумно, тяжело дышал. Казалось, он сейчас прошибет дверь головой. Но в последний миг он выставил вперед правое плечо, с глухим стуком ударил дверь справа возле самой ручки, что-то громко треснуло, и дверь поддалась.

Больше всех удивился сам Лес. Поначалу он думал, они все вместе приналягут на дверь, но от издевок Мика обозлился: ладно же, сперва он попробует один ее расшатать, пускай видят, что справиться можно. Но дверь поддалась чуть ли не с готовностью, и, когда он отступил, все увидели — на языке замка повисла металлическая пластинка и два винта торчат в металлических гнездах.

Он не унизился до победного клича, только глянул на Мика, шмыгнул носом и сдержанно, криво ухмыльнулся. Робкие проблески надежды, что мерцали перед Терри, погасли, а Лес приказал своей команде пошевеливаться.

— Входите! Все входите. Живо! Хватит здесь торчать!

Повторять не пришлось. Они мигом очутились в комнате секретарши, Лес припер дверь стулом, старательно ввинтил на место вырванные винты, и все четверо стали наметанным глазом выискивать, что бы тут слямзить. Но секретарша была женщина предусмотрительная и дотошная и ничего сверху не оставляла, чтоб уборщица не совала нос в ее дела. Ручки и карандаши заперты вместе с настольным календарем и пепельницей. Всюду чисто и пусто. Только на подоконнике лежит словарь, а на стене, на доске для объявлений, висят расписание и календарь-реклама фирмы школьных принадлежностей.

Теперь взгляды всех устремились на другую дверь, в дальней стене, напротив той, через которую они только что вошли. «М-р У. М. Маршалл», — было написано на деревянной крашеной табличке.

— Терри!

Голос Леса. Терри вскинул понурую голову. Терри! Что же это? Никто из них еще так к нему не обращался.

Может, обрадованный неожиданным успехом Лес хоть ненадолго подобрел?

— Они там наверняка, так? А не то, выходит, мы задаром влезли в эту ловушку.

— Ага, — поспешно отозвался Терри, лишь бы опять не разозлить Леса. И даже заговорил на Лесов манер: — Мы перед радиоуроками сюда топаем за этими штуковинами. Сам их выдает, а не то миссис Бейкер…

— Ясно! Сейчас врубимся и цапнем. — Лесу не терпелось повторить свой успешный номер, он отошел подальше, насколько позволяла комната, и мрачно уставился на дверь кабинета, будто перед ним заклятый враг и надо его прикончить.

— Вышиби ее. Лес!

— Сделай ее, парень!

Мик скрестил руки на груди и молча наблюдал.

— Не надо.

Это сказал Терри. Слова его упали в тишину комнаты, точно на пол вдруг шлепнулся тарантул; на миг все растерялись, но тотчас ощетинились, готовые на него наброситься.

— Чего? Это еще почему?

— Тут створки сами ходят. Эта дверь особенная…

Он ведь вполне мог промолчать, и пускай бы Лес кинулся, пролетел в кабинет и, может, расшиб бы обо что-нибудь башку. Вдруг бы это помогло ему, Терри. Он сам не знал, чего ради предостерег Леса. Может, потому, что тот вдруг назвал его по имени. А может, испугался, что, если этот Лес ушибется и рассвирепеет, от него пощады не жди. Так ли, эдак ли, лучше, как прежде, не слишком задумываться. Какова бы ни была причина, дело уже сделано.

— Чего? А, вот это здорово, — только и сказал Лес, подошел к двери, высоко занес ногу и подбитой гвоздями подошвой стукнул по заглавному «М» на табличке.