— Тогда хватит тянуть, черт возьми, едем искать Терри. И имей в виду, я не волнуюсь, как вчера вечером, с этим покончено. Но представляешь, как ему тошно, если он не хочет возвращаться домой! — И вдруг — неслыханное дело! — Джек швырнул портфель в угол кухни. — Пошли! — Он зашагал к двери, к поставленной в гараж машине. — Кстати, — спросил на ходу, — а кто-нибудь еще про это знает?

Глэдис и Трейси переглянулись, и такая между ними перекинулась прочная нить понимания, что хоть птица садись.

— Нет, — в один голос ответили они.

— Хорошо.

И, как ни тяжко было сейчас Глэдис, она улыбнулась дочери. Трейси тоже начинает соображать, как управляться с отцом.

Лес был точно новобрачный, похваляющийся своим новым жилищем. От материнского дома до его собственного дошли без помех, и теперь в нем фонтаном забило возбуждение, все равно как перед очередным налетом. Он показал Терри комнату за комнатой, неторопливо, со вкусом провел по бывшей гостиной, длинной, во всю глубину дома, — тут он собирался устроить тир для стрельбы из духового ружья, завел и в старую кухню — тут, как он с гордостью заявил, можно еще набрать чистой воды, и вот стоит старая керосиновая печка, он ее починит к следующей зиме.

Он водил Терри по всему дому. На взгляд Терри, дом как дом, верней домишко, с маленькими пустыми, ничем не примечательными комнатами; но Лес видел их такими, какими они станут, и, слушая сдержанные похвалы Терри, представлял, как заохают и заахают от зависти Мик и прочие, когда он все закончит и приведет сюда свою команду.

А пока Лес и Терри просто убивали время. Сами они были готовы и с нетерпением ждали, когда солнце спрячется за домами и улицы укроет тень. Терри досадовал на солнце. Когда нужен свет, темнеет, а когда показывают фильм или еще что-нибудь в школе и ждешь темноты, оно сияет и сияет в безоблачном небе и никак не закатится.

Сюда они шли по кварталу доков с видом самым естественным, будто два бойскаута идут помогать какой-нибудь старушке. Сделали небольшой крюк, чтобы Терри увидел дом, куда надо залезть, — угловой дом на тихой улочке, — но Лес только и сказал: «Вон тот», Терри ответил: «Ага», и они зашагали дальше по безлюдным улицам к брошенному дому, который Лес объявил своим. Шли по потрескавшемуся тротуару, не стараясь привлекать внимание, но и не таясь, пока не оказались у самого Лесова дома, и тут быстро нырнули в забранный гофрированным железом дверной проем, но прежде, на случай, если кто смотрит, Лес сделал вид, будто увидел паука и хочет его раздавить.

Поднявшись в комнату наверху, сели, Лес — на застеленный газетой стул, Терри — на ящик, покрытый плоской подушкой, и принялись обсуждать план второго налета. План был простой и четкий и, по мнению обоих, никак не мог сорваться.

— Возьмем мяч, понятно, Терик? — Грязными пальцами Лес изобразил мяч; он говорил с жаром, бледная прозрачная кожа на лице пошла мелкими морщинками. — У меня есть тут резиновый мячик, от цепочки в уборной. И мы будто играем на той улице, ясно? Ну, где я тебе показал. Идем и мячиком перекидываемся, верно? А как подойдем к дому Рона… — Лес вдруг замолчал, нахмурился. — Во болван, имя назвал! Проболтался. — Он засмеялся. — Язык мне за это вырвать! Ну ладно, подходим так к его дому, к ограде, я пуляю тебе мячик, да больно высоко, и он летит за ограду, ясно? Ну, его самого нет, хозяйки его тоже, как же теперь быть-то? Ясное дело: перемахнуть за мячом через ограду, точно? Ты, значит, стоишь меня поджидаешь как ни в чем не бывало, покуда я не стукну с той стороны, мол, готово, передаю тебе транзистор — и только нас и видели. Плевое дело.

Терри кивнул. Все так. План вроде и вправду хороший — если уж устраивать налет на чей-то дом.

Лес глянул на Терри, небрежно махнул рукой: вот, мол, как все просто.

— Если кто идет, легавый или любопытный какой, ты — стук по ограде, вроде муху убил, и я затаюсь, покуда опять не стукнешь. А если хозяйка Ронова рано домой придет, тогда лупи что есть мочи и удирай во все лопатки. И не бойсь! Догоню! Порядок? — Он шмыгнул носом. — Осечки никакой быть не может, верно?

— Ага, порядок. — У Терри опять все оборвалось внутри.

Скоро идти, а ведь к такому в два счета не привыкнешь. Но теперь отступать некуда, и уже не будет у него никаких оправданий. И ножом ему не угрожают, и силком не волокут, и изо всей команды остался один Лес. Теперь он совсем увяз. Перемахнул ограду между добром и злом, как Лес перемахнет ограду Рона. Теперь либо со щитом, либо на щите. Либо двойной риск, либо все пропало.

Ну и пусть! Должен же он вернуть транзистор и восстановить свое доброе имя. А не получится, что ж, ему терять нечего, по крайней мере будет знать: он сделал все, что мог.

Чтобы уйти от докучных мыслей о том, что хорошо и что плохо, он опять спросил Леса об этом доме. И Лес раскрылся, будто цветок, расцвел, согретый вниманием Терри, будто его осветило солнцем, сбрызнуло влагой.

— Не шикарный дом, зато мой, — сказал Лес, — пока не снесли, а только, думаю, снесут не скоро, не один год пройдет.

— И часто ты тут бываешь?

— Ага. Как вырвусь, так и прихожу. — Он откинулся на спинку стула. — Понимаешь, я тут все устраиваю, как мне нравится, и мне тут свободно, и не надо все время помнить, куда можно ступить, а куда не смей, и курить могу, и стрелки метать, чего хочешь, то и делай. Это мой дом…

Терри сидел, смотрел на щелястый пол, и вдруг в тиши этой комнаты ему подумалось — он вроде понял, что за человек Лес. Вчера вечером ему показалось, для Леса и тюрьма слишком хороша. Потом, совсем недавно, казалось, Борстал и то для него лучше, чем жить с такой матерью. А теперь видно — вот он, выход для Леса, вот почему нужно ему это жилище, и, значит, как-то оправдано его желание иметь собственные деньги. Выход этот — свобода, свобода делать то, что ему по душе. Пусть даже в мелочах, все равно это очень много. И в этом Лес, пожалуй, счастливее почти всех людей. Из тех, кого знал Терри, только у одного дяди Чарли есть такая свобода, только он волен в любой вечер закатиться, куда его душеньке угодно. У всех остальных — дела, обязанности, каждый от кого-нибудь да зависит. Вроде транзисторов Маршалла, вдруг пришло ему в голову. Каждого время от времени проверяют, он должен быть на месте и в полном порядке.

Лес ворвался в его мысли: он встал, и его стул громко заскрипел.

— Пойду возьму мячик, — объявил он. — А ты не уходи, слышишь?

Терри поднял на него глаза. Нет, теперь это не угроза, просьба. Он помотал головой. Нет, не уйдет. Сегодня все совсем иначе. Теперь они нужны друг другу.

…Вот уже второй раз Глэдис и Джек Хармеры отправились на машине искать Терри. Но сегодня поиски целеустремленней, сегодня все стало отчетливей. Накануне их погнал смутный, но неодолимый страх Джека за жизнь Терри, и нависшая над сыном неведомая опасность воплотилась для них в молнии; причина сегодняшних поисков такая же ясная, как погожий весенний вечер. Терри замешан в какой-то скверной истории, его обвинили в соучастии, и он с перепугу сбежал. И надо его отыскать, пока он не наделал глупостей. Спрашивать, спорить, разбираться, где зло, где добро и кого за что винить, — все это можно потом. Прежде всего надо отыскать Терри.

Джек сегодня был рассудительней и сдержанней, а Глэдис наоборот. Накануне она поехала только потому, что тревожился Джек, и еще потому, что убежал Терри, в сущности, из-за нее: ведь, когда дети поссорились, она стала на сторону Трейси. Сегодня же найти его куда важней. Бедняжка, бродит где-то, даже домой побоялся прийти, уверен, что весь мир против него. Сегодня уже не Джеку, а ей необходимо обнять сына и защитить.

— Трейси, ты оставайся дома и, если он придет, хоть в лепешку расшибись, но не дай ему уйти. Скажи ему, что все в порядке. Скажи, мы ему верим и во всем разберемся… — Глэдис разволновалась, и голос ей изменил.

Сегодня она выскочила на улицу еще до того, как подъехала машина. И в машине не сидела, как вчера, пассажиркой, у которой только и заботы — глядеть по сторонам, сегодня она отбросила ремень, пригнулась вперед и говорила, куда ехать.