Я все чаще бродила по улицам шумных и грязных городов, не зная сама, чего ищу, очарованная исступлением пар, держащихся за руки и целующихся в темных уголках. Я завидовала их лихорадочности, их глазам — сияющим, и в то же время затуманенным тенью беспокойства, их яростной жажде жизни, которая порой переходила в ожесточение. Нам, живущим в гармонии сфер, трудно выносить их суматошность. Крестная постоянно говорит, что отказывается впредь опускаться до общества людей, что ее тело все больше и больше страдает от их грубости, от их насилия, что ей долго приходится восстанавливаться после погружения в дольний мир, что в конце концов она исчезнет, как некоторые из сестер прежде нее. Она часто поминает свою подругу Туату, которая предпочла пройти через светящуюся дверь незримого мира, из которого нет возврата, чем продолжать терпеть обиды от людей.

Крестная пристально посмотрела на меня с бесконечной нежностью, которой всегда были полны ее глаза и губы, и вздохнула: «Я не стану мешать тебе набираться своего собственного опыта, Авелин. Если бы я только могла избавить тебя от страданий. Как бы то ни было, никогда не забывай о своей клятве».

Я решила, что это он, моя любовь из мира смертных, лишь только увидела его. Как-то вечером я проходила мимо паба; он стоял, облокотившись о стойку, обернулся, и наши глаза встретились через запотевшее окно. Я продолжила путь — замедлив шаг, чтобы дать ему время догнать меня. Он подбежал ко мне сзади, с очаровательной властностью взял меня за руку и пригласил выпить бокальчик в компании его друзей, с которыми он праздновал важный релиз — хоть я не знала, о чем идет речь, но сочла, что должна разделить его энтузиазм. В глазах мужчин я читала восхищение и желание, в глазах женщин — зависть. Меня засыпали вопросами: чем я зарабатываю на жизнь? Я коренная жительница этого города или недавно переехала сюда? Как вышло, что такая красивая женщина, как я, гуляет ночью по улице одна? Где я купила это прелестное платье? А эти изумительные туфли, где я их отыскала? Я рассказала им красивую сказочку, вынужденная солгать, чтобы соблюсти клятву. Для них я приехала из далекого города, все бросив там, с собой у меня ничего не было; я искала жилье, намеревалась как можно скорее вернуться к своей работе писателя детских сказок.

— О да, эти байки о феях! — воскликнула Доротея, молодая женщина, чей хриплый голос терзал мои уши и нервы.

Моего смертного возлюбленного зовут Том.

Том работает в компьютерной отрасли, в крупной игровой компании, где он разрабатывает программы для анимации — я повторяю его слова, у меня ни малейшего понятия, о чем это он.

Он предложил мне переночевать у него, раз мне некуда было идти, Он приготовил для меня кровать в крошечной гостевой комнате своей квартиры под самой крышей. Поскольку я ничего не знала о земной любви, то оставила инициативу за ним. Я послушно подчинялась ему, когда он пришел за мной посреди ночи и увел в свою комнату, когда он снимал с меня футболку, которую сам одолжил мне, когда он целовал меня, ласкал, укладывал меня на кровать, когда он взобрался на меня, когда раздвигал мои ноги, когда проник в меня так деликатно, как только дано мужчине, когда он кончил во мне через несколько мгновений с детским стоном, когда он обмяк, как марионетка, у которой перерезали ниточки.

Он шептал мне на ухо, что ему еще предстоит узнать меня получше, что нам нужно время, что все будет идти лучше и лучше, что он жаждет во что бы то ни стало продолжить это приключение.

— А ты?

Я ответила, что этот вопрос даже не возникал, что я насчет него уже все решила, что не собираюсь бросать его при первом же разочаровании.

— Ах, так ты разочаровалась?

Ну да, но мое разочарование было связано не с ним, а с реакцией моего собственного тела. Физическая любовь, которая так интриговала меня, привлекала во время моих изысканий в дольнем мире людей, оказалась полностью лишена магии. Пока что Том, вероятно, был прав: материальный мир требовал времени, терпения. Я развеяла его опасения: я впрямь не знала своего тела и рассчитывала, что он поможет мне его с ним познакомиться.

— Я у тебя первый мужчина?

Не дожидаясь моего ответа, он приподнял одеяло и со странной нервозностью осмотрел простыню.

— Я не вижу крови.

— Причем тут кровь?

Он странно уставился на меня; я задумалась, не раскрыл ли он мой секрет.

— Такое ощущение, будто ты только-только спустилась на землю.

Я удержалась от ответа, что его двадцать шесть лет не идут ни в какое сравнение с моими шестью веками. Феям не полагается упиваться гордыней, но она во мне так и росла с пугающей скоростью с тех пор, как я решила полюбить Тома.

— Это для меня совершенно новое приключение.

Он погладил меня тыльной стороной ладони по щеке.

— У тебя где-нибудь осталась сумка, одежда, документы, деньги, набор туалетных принадлежностей?

Пришлось признать, что нет.

— Значит, ты и правда все бросила? Давай поспим. Мне рано вставать. Разберемся завтра.

Мы с Томом все устроили. Я переехала к нему. Мы отправились по магазинам, чтобы набрать подходящий гардероб — мое платье чересчур выставляло напоказ мое тело, он смеялся и говорил, что оно скорее раздевает меня, чем одевает, — и натаскали целую кучу вещей и вещиц, которые считаются необходимыми для женщины. Я выдумала себе личность, которая озадачила чиновника мэрии, но он в конце концов выдал мне вожделенные бумаги — поддавшись моему обаянию, как признался он со смущенной улыбкой. Я сумела открыть счет в банке на свое имя. Том познакомил меня со своими друзьями, знакомыми и коллегами, и в первые дни мы много ходили в кино, театр, на концерты, в рестораны и пабы, а потом перешли на телевизор, сначала обнявшись на диване, потом сидя бок о бок и, наконец, развалившись каждый в собственном кресле. Он подарил мне компьютер, чтобы я смогла вернуться к своим сказкам, подсказывал снова начать карьеру, связаться со знакомыми издателями, зарегистрироваться в социальных сетях, это крайне важно — социальные сети, позаботиться о себе в материальном плане, потому что его заработка, пусть и приличного, на содержание нас обоих уже не хватало. Мне не нравился компьютер — эта машина, которая порождала чувство отчужденности от себя самой, но я научилась использовать его и для того, чтобы писать, и для того, чтобы стать ближе к Тому, погрузиться душой и телом в его мир. Я придумывала истории, в которых вместо фей встречались необыкновенные существа, которые приходили на помощь неудачникам. Том читал их поздними вечерами, качая головой.

— Ты впрямь талантлива, — заключал он, кладя листки обратно на прикроватную тумбочку. — Что у тебя с издателями?

Затем он нетерпеливо проглядывал свои аккаунты в фейсбуке, твиттере, инстаграме, снапчате на своем планшете, после чего засыпал, как отключенный от сети компьютер. Меня не покидало разочарование. Я все еще не испытывала в своем теле того опьянения, о котором трещали смертные женщины и посвященные им журналы. Я даже заходила на порнографические сайты, чтобы попробовать разобраться, обучиться, но находила только неприглядное извращение и унижение, и оттуда я выносила лишь стойкое чувство отвращения. На видеоэкране наслаждение напоминало страдание. Я наивно полагала, что физическая любовь возвышает души обоих партнеров, что она позволяет на мгновение ощутить гармонию небесных сфер, но когда Том соизволял заняться со мной любовью, я ощущала лишь механический аспект его объятий, мое тело отчуждалось, я ждала, когда он закончит — всегда одна и та же последовательность, почти ритуал: постепенное ускорение движений, порывистое дыхание, резкие выдохи, стоны, протяжные хрипы, сопровождаемые спазмами, удовлетворенный вздох, полная неподвижность, перекатывание на край кровати, свистящее дыхание, храп — а затем, поскольку мне не нужно спать, я отдавалась беспокойному потоку своих мыслей. Что было не так с людьми? Почему сегодня они такие восторженные, а назавтра — такие забывчивые? Так нежны вечером и так отстранены с утра? Почему они умножали страдания вместо того, чтобы распространять радость? Почему они предпочитали виртуальность, былое, будущее, иные места? Почему они наносили такие раны нашей Матери? Я поняла, почему правила запрещали нам использовать наши способности, чтобы дать им лучшую жизнь: вмешательство только ухудшит ситуацию, они, и только сами они должны исправить ее, и если они не сумеют этого сделать, наша Мать, чтобы избежать смерти, избавится от них.