Рядом с друзьями ей больше не было страшно. Глупое человеческое чувство отступило, оставив контроль над телом разуму.

Тело Йоко её не волновало.

Главное, чтоб Ксавье и Вещь были в порядке.

— Сомневаюсь, что они что-то нашли. А вот вас — нашли, мои дорогие бывшие ученики, — Уэнсдей не заметила, откуда пришло это нечто.

Пропавшая без вести полгода назад Оана Мареш. С широкой улыбкой, до появления ямочек на щеках, в бежевых брюках, блузке в цветочек, элегантных солнцезащитных очках и с собранными крабиком волосами на затылке. Если бы её рукава, похожие на фонари, не пропитала кровь — получилось бы до отвращения прелестное создание.

Уэнсдей не удивилась такому повороту — после убийства Йоко стоило этого ожидать. Если бы Патрисия убила для ритуала Оану, ещё одно тело вампира не пригодилось бы. Бывшая преподавательница могла либо просто исчезнуть по причине, никак не связанной с мамой Ксавье, либо оказаться её сообщницей. И хотя первый вариант нравился Уэнсдей больше, жизнь выбрала второй.

— Вы! — воскликнули Аякс и Энид одновременно.

— Какие вы шумные, детки… — заметила вампирша и вытащила руками, покрытыми кровью до локтей, пистолет с глушителем из-за пазухи.

Уэнсдей побежала на сумасшедшую, доставая на лету ножи, первые попавшие под руку, но покачнулась от трёх выстрелов, так и не добежав до Оаны. Благодаря глушителю они не пытались разрушить барабанные перепонки, но вышло громко. Три пули пронеслись перед её лицом, к Энид и Аяксу.

Пока Уэнсдей скосила взгляд на друзей, у горгоны случился припадок жертвенности: он развернулся спиной и скользнул вбок, отбрасывая Энид в сторону. Его тело отлетело и безжизненно упало лицом в траву. На белой рубашке выступили алые пятна.

— Аякс! — в вопле Энид перемешались человеческий голос и волчий вой.

— Беги! Быстрее! — Уэнсдей закричала это, совсем не думая: просто подсознательно знала, что если подруга не сбежит, её тоже подстрелят.

Энид кинула на неё взгляд неестественно расширившихся зрачков, где во мгле разбушевались невидимое пламя и волчья ярость, но затем, дрогнув, зажмурилась и кивнула.

Всего секунда — и девочка забросила на внешне хрупкие плечи немаленькое тело Аякса и рванула прочь. Оана стреляла им вслед, но ни одна пуля не попала. У разъярённой и убитой горем девочки проявилась нечеловеческая сила и без обращений.

Уэнсдей убегать не стала.

А у Оаны Мареш закончились пули.

Не желая больше медлить, девочка скользнула к ней, занося нож для удара. Но проворная вампирша шагнула вбок, и Уэнсдей лишь коснулась своей рукой её.

Голова сама запрокинулась назад от чересчур неприятной боли, пронзившей каждую клеточку тела.

***

Ноги несли её к воротам Невермора. Тяжести тела Аякса не было. Энид не чувствовала вообще ничего. Перед глазами — только цель. Машина скорой помощи, которую пригнали по наставлению околдованных полицейских. Там дежурило несколько фельдшеров.

Она не проверяла его пульс и дыхание. Открывшийся в человеческом облике звериный разум не нашёл места для этого. А отголоски рассудка попросту боялись проверять, жив ли её возлюбленный. Ведь если нет — её сердце, вторя его сердцу, остановится. А пока оно зависло, как персонаж старого мультика над обрывом, который пока не посмотрит вниз — не упадёт и не узнает, далеко ли ему лететь.

Она почти выбила ворота школы, а после не удержалась на ногах и упала на колени перед жёлтым корпусом скорой, словно благоговея. Жёсткая тропа разодрала колени в кровь, но это почти не ощущалось.

Силы иссякли. Тело Аякса стало неподъёмной тяжестью, и она уронила его.

Когда с его губ сорвался болезненный стон, она заплакала. От счастья. Она донесла до скорой помощи живого Аякса.

А после она закричала — от страха за Уэнсдей. Но побежать ей на помощь не смогла — за пеленой слёз всё размылось, а когда она их стёрла с лица — всё окрасилось в чёрный. Запас сил иссяк окончательно.

***

Ксавье разделился с отцом и Вещью. Винсент проследовал решать вопросы с новоиспечённым директором и полицией, а рука пообещала, что спрячется там, где его никакая Патрисия никогда не найдёт. А парень ходил по всем значимым и безлюдным местам, специально не контактируя с людьми — которых, впрочем, и не было почти. Хотя когда ему пришло сообщение от отца, что у Аякса три пули в груди, а Энид, которая его притащила, тоже без сознания — ходить с безучастным выражением лица по школе стало труднее. Хотелось какую-нибудь стену ударить со всей силы, разбивая костяшки в кровь, и разъярённо закричать, срывая голос.

А сердце царапала тревога за Уэнсдей. Чисто логически девочка вплоть до синего солнечного затмения в безопасности. Но Ксавье слабо верилось в какие-то адекватные решения от своей матери.

Особенно после того, как эйфория от собственных умозаключений утихла и голову стали посещать сомнения. Больше всего несостыковок он нашёл с передачей души Патрисии Уэнсдей. Либо отец как-то не вполне разобрался, либо Ксавье пришёл к неверному умозаключению, либо они все чего-то не знали.

Но ему показались невозможными передача души Патрисии Уэнсдей и снятие скальпа для Идеального Брата без дополнительных жертв со стороны Торпов. Ему слабо верилось, что для Идеального Брата достаточно лишь простой кожи с ДНК Торпов. А если Патрисия отдала бы душу Уэнсдей — скальп был бы пустым, бездушным. И ничем не лучше кожи с головы кого-либо другого.

И в таком случае либо мама совсем сошла с ума, ведь её план не мог быть осуществлён даже без спасения Сольейт души Уэнсдей. Либо, что пугало Ксавье куда сильнее, у матери был какой-то иной план. Или она действительно не брезговала убить членов своей семьи.

Ксавье выругался себе под нос. Чересчур много сложностей с непонятными древними ритуалами. И чересчур много страха, рвущего на части его внутренности.

— Не выражайся, — он резко повернулся на знакомый замогильный голос Уэнсдей.

Девочка стояла в паре метров за ним, вперив отстранённый и озлобленный взгляд. Но на одну деталь Ксавье не мог не обратить внимания: хотя у неё и был обычный злобный взор, она моргала. И моргала часто. Его тело бросило в дрожь от вида моргающего человека — в другой ситуации ему бы стало смешно. Но тогда он едва смог сдержать эмоции в узде и выдавить из себя одну из тех улыбок, кои Уэнсдей называла глупыми.

— Прости, я нервничаю. Я тебя обыскался! — он пытался разыграть такой спектакль, чтоб эта иллюзия или заколдованная Уэнсдей не догадалась, что он её подозревает в фальшивости.

— А я тебя искала. И, чёрт побери, я за тебя волновалась, — если несанкционированные моргания ещё могли принадлежать настоящей Уэнсдей — всякое возможно, — но никак не вкупе с этими словами. До отказа от Вещи она ещё могла выдавить из себя это признание, но после него…

Ксавье обрадовался, что его не удалось обдурить, но страх за Уэнсдей в груди нарастал. Ему стало очень и очень холодно, словно его сердце начало вместо крови перекачивать замерзающую воду, с маленькими и очень острыми крупицами льда.

Фальшивая Уэнсдей приблизилась к нему, склонив голову. Он просто не шевелился, но продолжал держать улыбку.

— Я, кажется, знаю, где прячется Патрисия, — сказала она безэмоционально.

— Правда? — он с поддельной радостью схватил её за плечи.

Они оказались материальными. Значит, перед ним настоящая, но заколдованная Уэнсдей. Оставалось всего лишь решить — незаметно надеть на неё кулон и спасти от чар, или последовать за ней в ловушку.

Но она в ответ на его выпад дотронулась обеими руками до его шеи, как бы невзначай. И всё же Ксавье понял — это нечто пыталось взять под контроль его разум. Но как мама делала это через Уэнсдей?.. Или она сама умела принимать облик других людей, как оборотень?

Он затрясся, как бы противясь чарам. Хотя на самом деле ничего не ощущал, кроме холода рук, неприятно обжигающего кожу. Во время тряски, между частых морганий наблюдая за Уэнсдей, Ксавье незаметно завёл руки за спину — включил на умных часах диктофон.