Между сведённых ног становилось всё горячее. Словно страшная перемена климата успешно пыталась растопить льды Арктики. Такая же катастрофа происходила в её теле.

— А ты не всегда ледяная, Уэнсдей Аддамс, — протянул Ксавье с блаженным смешком, и его губы заскользили по её продолжающей пульсировать и саднить шее. Необычный контраст. Лёгкие поцелуи, такие же быстрые, как касание брызг парфюма, приятно жгли шею.

— Да, скоро я раскалюсь и обожгу тебе каждый дюйм кожи так, что она начнёт пузыриться и отслаиваться. А твой член во мне запечётся. Холодная я безопаснее, — прохрипела она, а Ксавье прекратил целовать её шею.

— Такие реплики не способствуют возбуждению, Уэнсдей, — заметил он осторожно и слез с неё.

Он присел рядом, а краснота на лице сменилась бледностью. И в целом его лик показался каким-то осунувшимся, хотя совсем не удивлённым. В серо-зелёных глазах застряло выражение, какое обычно появлялось у людей после ожидаемого разочарования. Но губы как-то подрагивали: непонятно, от смеха или от истерики.

— Возможно, я и стала человечнее и даже купила себе проклятый жёлтый шарф, Ксавье. Но я — есть я.

— Надо было тебя этим шарфом всё-таки придушить, — хмыкнул парень, качая головой.

Кажется, другие люди в подобных случаях просят прощения за вольности речи, но Уэнсдей не могла произнести пресловутое «прости» — да и за что? За предупреждение? Она никогда не имела сексуального опыта, а её тело могло устроить всякие фокусы. Она просто проявила заботу.

Уэнсдей молчала, просто наблюдая за движениями парня. Тот сидел и покусывал губы, наверное, ожидая, что она ему что-то скажет. Его грудная клетка быстро вздымалась от рваного дыхания.

— Я не понимаю тебя. Ты всё-таки ко мне что-то испытываешь или пришла сюда просто за сексом? — спросил Ксавье и отвернулся, ссутулившись.

— Я не знаю, — и в голос вновь вернулась хрипота, к которой боль в шее не имела отношения.

— Понятно, — безрадостно хохотнул парень и соскочил с кровати.

Уэнсдей присела, наблюдая за ним.

Ксавье нырнул в один из ящиков, что-то нервно выискивая. Когда он вынырнул, прямиком в Уэнсдей устремилась чёрная маленькая упаковка. Она поймала её одной рукой.

— Презерватив, — заключила она, прокручивая обёртку между пальцев. — Предусмотрительно, — презерватив упал на кровать, когда Уэнсдей подняла глаза на Ксавье.

Парень стоял напротив с явно опечаленным лицом. И это вдруг отозвалось колющей болью в груди Уэнсдей, там, где проросло чёрное сердечко. Ей хотелось, чтоб этот человек улыбался. И чтоб он не думал, что ей от него нужен только сексуальный опыт. Она разумом действительно не знала, что ей ещё от него надо, особенно в долгосрочной перспективе. Но чёрное сердечко билось по нему, и билось уже давно.

Она вскочила с кровати и, ногами стянув с себя обувь, босая подошла к Ксавье, пытаясь заставить себя сказать несколько заветных для её партнёра слов.

— Я… я не знаю, что мне от тебя надо, но не только секс. Мне просто нужен ты. Это абсурдно, но… — поняв, что больше ничего из себя не выдавит, она прикусила губу до крови. Горячая капля покатилась по подбородку.

Она медленно набрала алую жидкость себе на палец и, понимая, что говорить всё ещё неспособна, коснулась своей груди в том месте, где приблизительно располагалось сердце. Там она быстрым штрихом кровью нарисовала сердечко.

Ксавье вдруг содрогнулся от смеха, качая головой. Кажется, она снова сделала что-то не так в его понимании.

— Просто прими меня такой, какая я есть, — выдавила она из себя.

— Я уже, Уэнсдей Аддамс, — и Ксавье просто расплылся в улыбке, больше не смеясь.

Она вновь сократила дистанцию между ними, попробовав дотянуться губами до губ парня. Но он ей помог — наклонившись, подхватил её за колени и поднял на руки. Оказалось, целоваться, когда голова на одной высоте с его — весьма практично.

Её губы скользнули вбок, опалив поцелуем его щёку. Затем — ещё дальше. Убрав рукой его волосы куда-то назад, Уэнсдей цокнула зубами по мочке его уха — и парень содрогнулся от этого. После повторного укуса — зарычал и отпустил её. Она упала, широко раскинув ноги, а руками вжимаясь в затылок и шею парня, утянув его за собой. Спина вновь коснулась холодных простыней, контрастных на фоне вновь ставшего горячим тела Ксавье.

От близости отвердевшего паха парня Уэнсдей поняла, что между ног всё стало ещё горячее. А ещё влажно.

Руки, двигаемые инстинктами, скользнули к краям футболки парня, безуспешно пытаясь её с него снять.

— Я сам, — прервал её Ксавье, присел и быстро отправил кофту прочь.

— У тебя гармоничное тело, — заметила Уэнсдей, разглядывая обнажённый торс.

— А у тебя — прекрасное, — он улыбнулся, прежде чем упал лицом прямиком ей в грудь. По телу прошла дрожь, напрягая каждую мышцу. — Правда, эта чёрная штучка лишняя, — он усмехнулся и завёл руки ей под спину.

Но не справился с застёжкой.

— Я сама, — и одним простым движением бюстгальтер расстегнулся и улетел прочь.

— И как в этом мире родилось что-то настолько эстетически прекрасное? — спросил с придыханием Ксавье и стал припадать губами к её груди, жадно посасывая кожу, слизав всю кровь с груди и скользя всё ниже.

Уэнсдей просто обнимала его. Не давила на приятную кожу плеч, не пыталась её разрезать ногтями… руки спокойно лежали на нём, поглаживая и иногда вне своей воли сжимаясь от дрожи.

Но вскоре обнимать его стало невозможно: губы партнёра спускались всё ниже, оставляя за собой дорожки полыхающих буйным огнём участков кожи. Но когда резинка белья опустилась, обнажив выпирающее бедро, Уэнсдей содрогнулась и поймала парня за затылок.

— Давай без этого, — у неё и так проклятая человеческая плоть уже изнывала.

— Как хочешь, — он присел, выставив руки в примирительном жесте.

Она тоже присела и поспешила присосаться губами к его шее, прямо как тогда, во сне. Ксавье восторженно замычал.

Стараясь продлить ему удовольствие подольше, она не отстранялась от пылающей кожи и от неожиданности отпрянула, ощутив его руку у себя под бельём.

— Могу убрать, — тут же выпалил он.

— Не надо, — Уэнсдей положила голову ему на плечо, крепко обняла его и прикусила губу, когда один палец вошёл в неё.

Она знала, что другие девушки и парни стонут. Но ей не хотелось… можно ведь просто молчать… но зубы давили на плоть всё сильнее, прокусив новую ранку. И всё же она молчала.

Даже когда проник второй палец и всё вспыхивало, как канистры с бензином. Но молчать стало невыносимо… и она вцепилась зубами в кожу Ксавье, пытаясь совладать с собой.

— Ты можешь не сдерживаться, — хохотнул парень.

И она послушалась: отпустив его прокусанное до крови плечо, издала сдавленный стон. Унизительный звук… и Ксавье, словно подтверждая это, толкнул её обратно на простыни, вынул руку и рывками стянул с неё трусы.

Уэнсдей закрыла глаза. Она никогда не думала, что тело способно так приятно гореть…

Где-то, казалось, вдалеке разорвалась упаковка от презерватива.

— У тебя уже бывал секс раньше? — спросила она тихо.

— Да, — кивнул Ксавье. — Три раза с Бьянкой, если это важная для тебя информация.

Что ж, он хотя бы честный.

Уэнсдей содрогнулась, когда он в неё вошёл. Мышцы, словно их ужалили, сократились по всему телу, и она против воли прижалась к груди Ксавье, тихо вскрикнув. Но ей сразу понравилось это ощущение. Всё-таки другие люди его ценили не просто так. Низ живота приятно разрывало на части, и хотелось, чтоб это не прекращалось.

— Тебе не больно?

— Не задавай глупых вопросов, — ответила она, с недовольством отметив, что каждое слово выходило протяжным и тихим от стонов.

— Понял, — и он, издав хриплый стон, продолжил начатое, прижимаясь своим раскалённым телом к её.

Когда он её стал целовать, она отвечала, желая заглушить этим постыдные звуки, что нагло рвались из горла. Хотя Ксавье, кажется, наоборот, нравились эти звуки. И он сам не гнушался их издавать.