Уэнсдей тоже совсем недавно приняла душ, но она, кажется, подловила парня сразу после его приёма, о чём свидетельствовали наспех накинутые спортивные брюки и какая-то голубая футболка, под которой просвечивали контуры сухих, но мышц. Особенно выделялся пресс. Она помнила Ксавье чуточку менее спортивным. Но, похоже, за время их разлуки он довёл своё тело до совершенства — чисто с объективной точки зрения. Высокий, широкоплечий и сбалансированный. Без каких-либо излишеств вроде лишнего веса или перекачанных мышц.

— Я… можно я зайду? — в горле вдруг пересохло.

Парень, окинув её поражённым взглядом, отошёл на несколько шагов, пропуская в комнату. Только она прошла, он поспешно закрыл дверь и нервно прокрутил ключ три раза.

— Ты не пришла говорить о том, что мой тебе подарок — злостное орудие патриархата? — настороженно поинтересовался он, но покрасневшие щёки и смягчившиеся черты лица намекали, что он испытывает какие-то иные эмоции, недоступные для Уэнсдей.

— Нет, — она мотнула головой и бесцеремонно присела на его кровать.

— Почему на тебе жёлтый шарф?.. — его изумлённый взгляд зацепился за единственный яркий аксессуар на её теле.

— Чтоб ты мог меня задушить, — брови парня взлетели вверх, — ну или я тебя. Как хочешь, — за его бровями вверх взлетели уже и веки, неестественно округлив глаза. — Ксавье, я не знаю. Со мной что-то происходит после того дня. И… вот, — больше она ничего не сказала — голос вдруг охрип.

— Я это понял по твоей книге. И после вчерашнего происшествия, — осторожно сказал парень, вернув себе обычное выражение, и присел рядом с ней, скрепив нервно руки в замке.

— Я ощущаю какую-то боль после смерти Сольейт. Она отдала свою жизнь ради меня. Это странно… — Уэнсдей взглянула в лицо Ксавье, залюбовавшись его мимикой. Она оказалась интересной. Даже его ноздри от дыхания раздувались как-то особенно. — Но при этом я ощущаю жар в груди. И ощущаю его из-за тебя, — призналась Уэнсдей, закрыв глаза.

В последнее время она явно зачастила с закрытием глаз.

— Ты становишься более человечной, — хмыкнул парень.

— И я не знаю, что с этой человечностью делать.

Уэнсдей ощутила шершавые подушечки его пальцев на подбородке и не стала открывать глаза. Ей хотелось ему доверять.

— Этой человечностью надо просто наслаждаться, Уэнсдей.

— Не напоминай мне Гидеона.

— И не посмею. Я не мой больной на голову дядя. Я лишь хочу, чтоб ты наслаждалась своими толиками человечности, — его пальцы приподняли её подбородок, полностью открывая беззащитную шею. При желании Ксавье мог бы её убить в любую секунду.

Однако она чувствовала, что он так не поступит.

— Я не знаю, как, — голос стал хриплым и едва слышным.

— Точно так же, как ты наслаждаешься написанием романа и игрой на виолончели, — прошептал парень, обдав её лицо горячим дыханием, от коего дрогнули ноги.

Значит, он наклонился прямо к её лицу. Почему-то от этого хотелось улыбнуться, но она сдерживалась, ожидая дальнейшего развития событий.

— Или так, как наслаждался я, создавая для тебя это платье, — его дыхание стало ещё горячее, опаляя губы.

— Мне нравится это платье, — произнесла она, осознав, что её губы уже едва-едва касаются его.

По телу прошла дрожь.

— Я рад это слышать, — он почти её поцеловал, но она слегка отвела голову. Знала, что стоило ему признаться.

— Я написала последнюю книгу за месяц. Специально для тебя, — больше её дрожь не одолевала: тело застыло, словно окоченело.

— Я тебя тоже люблю, Уэнсдей Аддамс, — и его губы, горячие, как огонь в крематории, накрыли её, с жадностью впиваясь в них, словно вампир в шею, желающий высосать все соки из тела.

Одна рука Ксавье опустилась на её талию, обхватив её почти наполовину. Не зная, как на это реагировать, Уэнсдей зарылась руками в его влажные волосы, притягивая ближе к себе. Парень поддавался, целуя её всё нетерпеливее. Вскоре он стал оттягивать зубами её нижнюю губу, а после, словно желая создать контраст, соскальзывал на верхнюю и осторожно её посасывал. И это ей нравилось.

Она тянула парня всё ближе к себе, постепенно падая. Вскоре макушка и спина коснулись прохладных простыней. Уэнсдей не поёжилась. Наоборот, впервые за их встречу улыбнулась.

Парень тотчас отпал от её губ.

— Кажется, Ксавье Торп потерял контроль над своим творением, — процедила она тихо, с интересом наблюдая за реакцией парня, чьё лицо нависало прямо над её.

— Ты о чём? — он недоумённо улыбнулся, касаясь губами её носа.

— Платье, — простодушно отчеканила Уэнсдей.

Парень, округлив глаза, приподнялся ещё выше и окинул ошарашенным взглядом её тело. Которое отныне скрывало только чёрное кружевное бельё, чулки до колен и весёлый жёлтый шарф на шее и плечах.

— Это был твой план, да? — поинтересовался он, усмехаясь.

Уэнсдей не ответила, продолжая наблюдать за ним. Лежать полуголой под парнем на кровати без желания его за это убить — нечто странное. Она не могла определить, нравится ли ей это или нет. Но между ног становилось заметно теплее, словно кто-то включил там печку.

Осознание, что она никогда раньше не испытывала возбуждения, ударило вместе с новыми поцелуями от Ксавье, который так и не дождался от неё ответа. Но его губы касались не её рта, а щёк, виска и лба. Кожа в тех местах вспыхивала.

— Я ощущаю себя, как в бане… — призналась девушка.

— Это нормально, Уэнсдей, — прошептал он ей и быстро поцеловал в губы. — Не менее нормально, чем получать эстетическое удовольствие от пыток, могу тебя заверить, — добавил он и опустился губами ниже, к шее. — Можно снять с тебя шарф?

— С учётом того, что на данный момент это лишний атрибут одежды — да, — отозвалась она, но постаралась сама избавиться от шарфа.

Правая рука Ксавье встряла на пути, нагло потянув полосу ткани с другого края. Шарф, вместо того, чтоб освободить шею от оков, стал быстро стягиваться, больно сдавливая трахею и лишая кислорода. Уэнсдей попыталась вдохнуть — но не вышло. От недостатка воздуха она выгнулась в пояснице и попыталась закинуть голову назад. Рефлекторно рука, держащая край шарфа, потянула его ещё ниже, и приток кислорода отрезался совсем. Она закатила глаза, но не пыталась намекнуть Ксавье, что задыхается. Лишь тело начало дрожать, и передавленная трахея от этого всё сужалась и сужалась. А вскоре, когда потолок комнаты стал меркнуть во мгле, ей это понравилось. Мысли исчезли, и на всё стало всё равно.

— Ты же сейчас задохнёшься… — встревоженный голос Ксавье прозвучал где-то вдалеке, но отчётливо.

Ослабленные пальцы отпустили шарф, и губы, жадно впитывающие воздух, растянулись в расслабленном оскале. Воздух, оказалось, пропахший краской и ненавязчивым парфюмом, вновь стал насыщать клетки кислородом и возвращать жизнь в тело. Уэнсдей стало тепло, и это тепло не раздражало.

Сделав жадный вдох, пронзивший тело, как стрела, она закинула голову назад, ощущая, как с саднящей и горячей с пульсирующей артерией шеи слетел шарф, доставивший мгновение назад фейерверк интересных ощущений.

— Ты в порядке? — прошептал встревоженно Ксавье, а она лишь продолжила блаженно улыбаться, закинув голову назад. Сознание опьянило происходящее, и она не ощущала совсем никакого дискомфорта.

С трудом осознавая свои действия, Уэнсдей скользнула руками к напряжённым плечам парня, впившись в них отросшими чёрными ноготками. Ей захотелось разорвать податливую ткань и оставить на плечах кровоточащие царапины. А после, слизав его кровь со своих пальцев, долго возиться с мазями и пластырями, залечивая отметины, что она сама ему оставила. Но Ксавье не позволил исполнить задуманное — он упал на неё торсом, почти всем весом придавив её к кровати. Она громко выдохнула, улыбнувшись боли в рёбрах.

Никогда раньше Уэнсдей не ощущала себя такой маленькой. Кажется, она была вдвое меньше своего партнёра, чей вес на ней чудился исполинским. А тепло чистого тела проникало сквозь его футболку на её живот и частично нагую грудь.