— Пошли, — донёсся голос медсестры.

Сон мгновенно ушёл, и Ксавье едва не вскочил с кровати от нахлынувших эмоций и энергии. Только внезапное головокружение и тлеющие в душе угольки страха замедляли движения.

Медсестра помогла ему сесть в коляску — идти самостоятельно наотрез запретила, — а после куда-то увезла.

***

Ему дали пятнадцать минут. Но три из них Ксавье потратил, топчась на пороге и боясь поднять взгляд на девочку, лежащую в одиночной палате в реанимации. Не глядя, прожигая зрачками лишь пол, он медленно стал приближаться. И смог поднять голову, только когда едва не врезался в койку.

Она была сама на себя не похожа — чересчур маленькая, едва больше половины постели. Из зеленоватой кожи, укрытой больничной одеждой — и даже не чёрной, — выглядывали разнообразные трубки, проводки и бинты. Почти всё тело оказалось перебинтовано. Под глазами и вокруг ноздрей пролегли болезненные фиолетовые, где-то почти чёрные, полосы. Безвольно приоткрытые губы казались синюшными, потеряли привычный насыщенный и живой оттенок, так раньше выделяющийся на фоне остальной бледности лица.

Единственное, что радовало — дышала Уэнсдей самостоятельно. Грудь медленно вздымалась и опускалась. Больше её с живым человеком ничего не объединяло. Даже ногти, обычно всегда окрашенные в чёрный, оказались нагими и обнажали нездоровые где-то жёлтые, а где-то чернюшные прореди.

— Ну вот зачем ты так? — спросил у неё Ксавье и обессиленно присел на стул, кем-то заранее приставленный к постели.

В голове скользнула мысль, что он и сам, вероятно, выглядел не намного лучше. Но в зеркало он уже давно не смотрел.

Вместо ответа — тихий стук какого-то прибора.

— Тебе бы уже очнуться… сильно долго спишь, — он облокотился о колени, а дрожащие пальцы соединил в замке. — Это уже начинает меня пугать, — продолжал Ксавье.

Но общаться с девушкой в коме оказалось слишком больно. Говорить ей что-то, а в ответ получать лишь странные звуки аппаратов жизнеобеспечения и полное отсутствие реакции на безжизненном лице. Хотя пару раз ему показалось, что её зрачки двигались под веками. А, может, и не показалось — тогда это было хорошим признаком, означающим, что вскоре у неё присутствовали шансы очнуться.

— Мне бы хотелось, чтоб ты снова была живой, Уэнсдей. Чтоб я мог видеть тебя не только во сне, — он обречённо закрыл глаза, прикусив губу. Боль за неё изъедала сердце изнутри. — Было бы хорошо, если бы я мог тебя разбудить так, как пообещал во сне, — он хрустнул костяшками, надеясь переломать себе пальцы — это не сравнилось бы с мукой видеть ту, кого он любил, полумёртвой.

И всё же он расцепил руки, оглянувшись — камер видеонаблюдения в палате не было.

— Но попробовать ведь можно? — спросил Ксавье сам у себя, вставая.

Ни на что не рассчитывая, парень вспомнил, как пообещал ей её пробудить. Неуверенно дотронулся пальцами до ледяной щеки и чуть увереннее провёл ими по коже, вложив в этот жест всё тепло и ласку, таившиеся в его душе.

Ничего не произошло — чуда не свершилось. Только мурашки защекотали его тело от кончиков пальцев рук до ногтей на ногах. А Уэнсдей спала дальше, никак не реагируя на его глупые попытки пробудить её сказочным методом.

Прикусив губу, он вновь погладил её по скуле, но уже всей ладонью. Ксавье невольно задрожал — от нездорового холода, страха и детской надежды. Уэнсдей же продолжала спать. Только единожды её зрачки скользнули вбок, а в левой руке дрогнула какая-то мышца, но она не открыла глаза.

— М-да, это было глупо, — заключил Ксавье и убрал руку, не в силах больше выдерживать мороз, сочащийся сквозь её кожу.

Он едва сдержал истерический смех, но совладал с эмоциями, сосредоточившись на звуках, издаваемых приборами. Но среди них донёсся едва уловимый знакомый стук пальцев. Прислушавшись, Ксавье, совершенно не доверяя своим чувствам, взглянул под койку.

Из её тени неуверенно выползла покрытая шрамами со швами одинокая рука.

— Вещь?! — Ксавье едва не упал со стула, но удержался.

Он несколько раз моргнул, думая, что сбрендил совсем, но живая конечность не исчезла.

— Вещь?.. — минуту спустя вторил ему очень тихий голос Уэнсдей.

Комментарий к Глава 30: В надёжных руках

Да-да, вы ждали возвращения Вещи — он и вернулся. А вы что думали, он такой же лошара, как и люди, что не смог удрать от каких-то там психов-убийц?)

========== Глава 31: История Вещи ==========

Ксавье скосил глаза обратно на Уэнсдей, не доверяя своему слуху. На радостях от неожиданного появления здорового и целого Вещи ему могло всякое почудиться. Осчастливленный мозг был горазд придумать небылицу, чтоб удвоить восторг.

Широко распахнутые немигающие глаза девушки смотрели в потолок, словно прожигая его невидимыми лучами, идущими из глубины двух беспросветно тёмных, лишённых жизни колодцев зрачков и радужки. Синюшные губы медленно сходились и расходились, как бы проверяя работоспособность простых движений. Её грудь стала вздыматься чуть быстрее и заметнее, чем до этого.

— Вещь? — повторила тихо она, не отводя взора от потолка.

Конечность запрыгнул к ней на кушетку с противоположной от Ксавье стороны и поспешил переплести их пальцы. После комы маленькая отёкшая и неухоженная рука Уэнсдей с изуродованными ногтями смотрелась едва ли не хуже, чем сплошь исполосованный шрамами и швами Вещь.

Сначала девушка никак не отреагировала, но пару мгновений спустя, заметно напрягшись, провела большим пальцем по линии шрама. Уголок её приоткрытой губы дрогнул, а веки на полсекунды сомкнулись.

Она и вправду проснулась. Наконец-то пришла в себя после весьма продолжительной комы. И сделала это после того, как Ксавье исполнил то, что пообещал во сне… может, это лишь совпадение, но хотелось по-детски наивно верить, что свершилось чудо и она смогла найти путь в мир живых, ощутив его касания на своей щеке.

А ещё Ксавье хотел от счастья дать волю хотя бы одной слезинке, но сдержался: поостерёгся, что подобное проявление сентиментальности вернёт Уэнсдей в кому, и больше она уже никогда не проснётся. Широчайшую же улыбку и блеск в глазах утаить не удалось, и он по примеру Вещи осторожно взял девушку за вторую руку.

Тогда она скосила бездонные зрачки на него, а на слегка отвисшей челюсти застыл немой вопрос. Вслух же Уэнсдей не произнесла ни слова.

— Твоё обещание очнуться и ударить меня всё ещё в силе? — поинтересовался с улыбкой он, для безопасности отпустив её руку и отойдя на пару метров.

— Какое обещание?.. — спросила она, едва шевеля губами.

Ксавье оторопел, выпучив глаза так, словно собрался выпустить их из орбит на волю. Либо по пробуждении Уэнсдей всё забыла, либо всё-таки у него и не было никаких общих снов с Уэнсдей. И его подсознание просто умело обмануло его…

Но такого быть не могло. Она ведь задыхалась взаправду в тот раз… только её не душили, а отключили от всех приборов жизнеобеспечения. А может, и душили… Ксавье вдруг понял, что не знал, что с ней тогда случилось. Но вполне возможно, что тогда она тоже лежала под аппаратом ИВЛ, только без трахеостомы, но дышать без него не могла.

— Ты ничего не помнишь?..

— Я помню, как лежала на полу, умирая. Потом появился ты, я сообщила про Вещь… и всё, — Уэнсдей говорила очень тихо.

— Ты уже очень долго была в коме. Но… — Ксавье не договорил: разобрал приближающиеся к ним шаги в коридоре.

Их услышал и Вещь: придаток вдруг отпустил руку Уэнсдей и нервными прыжками метнулся к коляске, что стояла за дверью. Вероятно, рука решила спрятаться в ней. Или собралась умчаться куда-то ещё…

— Она очнулась! Очнулась! — закричал Ксавье, чтоб его не обвинили в тупости и утаивании важной информации.

В палату тотчас влетело множество медиков. Явно через сильнейшую боль Уэнсдей кинула Ксавье суровый взгляд, обещающий его мучительную скорую смерть за привлечение столь обширного внимания врачей к её персоне. Но ему было всё равно — главное, чтоб девушка побыстрее пошла на поправку. А желание его убить вполне могло стать для неё отличной мотивацией в кратчайшие сроки встать на ноги.