— Ну что, Ежова, молодец! Вот на твою голову еще одна утренняя шишка. Кедровая как минимум.

Я пулей выскочила из машины, рисуя в голове картины распластанного по земле тела, кровищи, стеклянных глаз. Выскочила и встала как вкопанная — «тело» вполне вольготно сидело на дороге, опершись локтем о колено и с интересом разглядывало окрестности, Марусю и меня. Что видит перед собой моя случайная «кегля» я и так знала — всклокоченную девицу с выпученными глазами, одетую в джинсы и толстовку с изображением ежика в тумане. А вот мне было на что посмотреть.

Берем среднестатистического эльфа из фильма или игрушки со всем своим набором — тонкой-звонкой телесной организацией, изяществом черт, струящимся шелком светлых волос. Убираем острые уши (увы) и мимимишность (снова увы). Добавляем суровой такой классики с ее строгостью линий (князя Болконского, не меньше), сверкающий любопытством взгляд и получаем жертву нашего с Марусей наезда. А вырядился-то: сапоги до колен, штаны в облипку, шелковая черная рубашка, пальцы в кольцах… Ролевые игры у них тут, что ли?

— Эээ, дивный эльф не сильно ушиб свой высокородный зад? — ну как всегда, в самый ответственный момент во мне открылся фонтан красноречия. — В смысле давай помогу.

Парень чуть склонил голову набок, словно синица на ветке, и самую чуточку приподнял брови.

— Эльн, — коротко произнес он, продолжая разглядывать меня как часть пейзажа. — И да, давай. — Он поднялся на ноги одним ловким движением и снова склонил голову к плечу. Ну, мол, помогай, чего ждешь?

— Болит где-нибудь? Переломы, ушибы, растяжения? — расспрашивала я парня, обходя его по кругу, как елку на детском утреннике.

Тот только головой покачал.

— А, вот могу штаны зашить, — нашлась, наконец, я и указала рукой на разодранную ткань на эльфячьем бедре. Видимо, им-то товарищ и приложился. В глазах дивного промелькнуло недоумение, сменившееся осознанием, а затем вспышкой чего-то яростного, от чего мне резко стало не по себе. Тип моргнул — и наваждение сгинуло, а затем легкий искренний смех зазвучал в воздухе.

— Зашей, — милостиво разрешил этот… стукнутый.

Я призадумалась. Вот кто меня за язык тянул, спрашивается. Эх, прощайте, лабы.

— Тогда нужно ко мне домой заскочить, тут недалеко.

— Хорошо.

Покладистый какой, посмотрите-ка. А все равно жутковато.

— Тогда едем, — я кивнула в сторону Маруси и уселась за руль. Товарищ же походил вокруг авто, с любопытством разглядывая, подергал ручку, с интересом осмотрел салон изнутри и только после этого усадил, наконец, свою пятую точку в кресло. Ну чисто космонавт в открытом космосе. Хотя, может это у него шок после падения так выражается.

— Как тебя звать-то? — спросила, разворачивая машину в нужную мне сторону.

— Йенихроим Аллартарон Элатриэль Виндагор, — без запинки отрекомендовался белобрысый.

Ну, не то, чтобы я ждала, что этот выпендрежник представится обычным Саньком или Михой, но это вот уже слишком.

— Хроим, значит.

— Йе-ни… — по слогам как неразумному пупсу произнес начало своего имени эльфанутый.

— Йени так Йени. Очень приятно. А я Алина… Ежова — зачем-то добавила я.

Парень хмыкнул, указал рукой на ежика на толстовке и лукаво вопросил:

— А это — герб рода?

— Нет. Это мой личный герб по жизни. Ходит ежик в тумане, ищет лошадку… если подумать, то так и есть..

Я приуныла. Ищет-то лошадку, а находит проблемы на свое сосредоточие интуиции.

Мой случайный попутчик заинтересованно разглядывал пейзаж за окном. И если бы я тогда знала, какие злоключения повлечет за собой наша странная встреча, не задумываясь выскочила бы из машины на полном ходу.

«По преданию первый эльн был рожден из камня. В огромном Вселенском котле расплавили боги добытый из недр хрусталь, добавили молока корридэна, мерцающего звездного перламутра и лунного серебра, щедро приправили магией — и получили рион. А уже из него творили эльнов подобно небесным скульпторам.»

Хм… тогда на Дайлэ богам явно риона не хватило, и рождена она… скажем, из светло-коричневой яшмы, а то и вовсе из глины — и со смуглинкой, и магии ноль. Но вообще, сказки все это. Просто бабушка — ромайка, вот и все объяснение. Всем известно, что ромайцы с магией не в ладах. Да и пусть с ней, с магией. О ней Дайлэ никогда не жалела. А вот характер, от бабули доставшийся — неудобный, горячий, непокорный — ей жизнь портил изрядно. Будь она чуть покладистей, глядишь, и не стала бы одевать вазу собственной работы на голову богатенького риана Фильерона за то, что руки решил распустить. Потерпела бы, отшутилась, как другие делают. Не пришлось бы уходить из артели и мыкаться по углам, перебиваясь с хлеба на воду.

Хорошо еще папаша Корнэль — старый скульптор — приютил, выделил комнатушку и закуток на чердаке под мастерскую. Крошечный совсем, но и за то спасибо. Остальные старые приятели делали вид, что и знать ее не знают. Папаша же давно с артелью не знался, сам ушел когда-то, но у него на тот момент уже были имя и заказы. Дайлэ он пожалел, а может, устал от совсем уж глухого одиночества. Так или иначе, относился он к молодой художнице с симпатией, разрешал тихонько наблюдать за своей работой, да и наверх изредка поднимался.

— Ну как тут твоя мелочь? — спрашивал папаша Корнэль, усмехаясь в седые усы, и одобрительно цокал, осматривая вереницу статуэток, вазочек, тарелочек. А порой и помогал с продажей, за что Дайлэ была ему особенно благодарна.

Так что вот, даже с таким характером вполне можно приспособиться. Но бабушкина кровь в ней живее всех живых — факт. Бабуля, конечно, намного была свободнее, дорога ее звала. И Дайлэ зовет. Только дорога у нее иная — служить Красе Ненаглядной, она сама так решила. И старается по мере сил своих. С характером бы только сладить. А деньги… Что «деньги»?

— Глупы эти эльны, Дайлэ. Весь огромный мир перед ними, а они все вздыхают о маленьких блестящих кругляшках.

Эх, бабушка, так-то так. Да без кругляшек совсем туго. Были б деньги, она нашла бы свою студию, большую и светлую, как у папаши, купила бы мрамора или даже риона. И тогда… Ай, прочь бесплодные мечтания. Дайлэ отложила книгу с древними приданиями. Пора начинать новый день. Как знать, может быть именно сегодня ее ждет что-то очень-очень хорошее.

Но сначала нужно наведаться к «быкам» в участок. Настроение сразу же упало: снова придется терять уйму времени на сидение в очереди в душном коридоре, на никому не нужную беседу со следователем Грайдом — флегматичным обрюзгшим стариком, занимающимся ее делом (или только делающим вид). А не будешь ходить хоть изредка, «быки» живо закроют дело — и не видать больше Дайлэ бабушкиной шкатулки с украшениями, единственной оставшейся о ней вещественной памятью.

Девушка выглянула в окно. Ну хоть погода сегодня не подвела — небо ясное, ни облачка. Быстро поплескав себе в лицо водой из умывальника и натянув легкое цветастое платье, она бросила в тряпичную сумку привычный блокнот и пару грифелей, порывшись в ящике стола, нашла нужные документы и сбежала вниз — чем быстрее закончит с «быками», тем больше времени останется для работы.

В мастерской папаша Корнэль готовился к новому рабочему дню и натягивал кожаный фартук.

— Уже побежала, егоза? — удивился он — Подкрепилась хоть?

— Потом поем, пока не хочется, — Дайлэ послала скульптору воздушный поцелуй и выбежала на улицу.

Как же хорошо подставлять нос теплому солнечному лучу, смеясь, перепрыгивать через лужи, в которых отражается небесная синь; замечать, как раскрываются навстречу новому дню цветы в парках и палисадниках: нежные ирисы, пестрые тюльпаны, привереды нарциссы и — особенно почитаемый Прекраснейшей — яблоневый цвет. Девушка остановилась у огромной витрины торгового дома, привлеченная игрой света на гранях стекла, опустила взгляд и вздрогнула — из глубины на нее взирало существо с огромными темными глазами, вздернутым носом и бровями вразлет. Присмотревшись, Дайлэ рассмеялась: светло-каштановые волосы существа были скручены в очень знакомый узел, да и платье никому, кроме художницы, принадлежать не могло. Девушка подмигнула своему призрачному двойнику и поспешила в участок городской стражи.