Как видно, находчивости и предприимчивости уже тогда было ему не занимать.

А еще – к концу школы в Абрамовиче проснулись недюжинные организаторские способности. Если требовалось провести какую-нибудь вечеринку или ответственное мероприятие, даже вопросов не возникало, кому доверить дело: конечно, Роме…

«Всякий раз, когда вечера организовывал Абрамович, – свидетельствует Наталья Штурм, – явка была стопроцентной. Если занимались другие, в зале сидело полтора человека».

Вопреки уверениям педагогов, паинькой Абрамович никогда не был. Как и все, сбегал он с уроков, тайком покуривал и тянул из горлышка портвейн «Три семерки».

Но при этом всегда оставался в рамках приличия. Самым страшным его прегрешением школьной поры стала разгульная вечеринка на квартире у одноклассника Крутоголова, закончившаяся обрушением импортной раковины.

«Это сейчас молодые ничего не стесняются, – вспоминает его первая симпатия Ольга Насырова. – А тогда все было, как бы сказать, втихушечку, не на виду. Мы не пили на улице. Были какие-то беседки, мы где-то скрывались, кто-то на шухере стоял… Ромка всегда, если приезжал его дядя, прятался – ко мне домой бегал, или в подвале, потому что дядя сразу шел к Надежде Павловне (классному руководителю. – Авт.)».

В начале 1980-х Абрамович оканчивает школу. По логике вещей, юноше с такими деловыми задатками и состоятельной родней самая дорога в какой-нибудь крепкий столичный вуз: не в МГИМО, конечно, – тут и дядины капиталы, и то, что записался он в паспорте «украинцем», бессильны; но есть, в конце концов, инженерно-строительный, мясомолочный или третий медицинский, зубопротезный; на хлеб с маслом хватит с избытком.

Однако герой наш выкидывает неожиданный фортель – он возвращается в заснеженную Ухту, где поступает на машиностроительный факультет местного индустриального института. Разумеется, не без помощи дяди, по-прежнему снабжающего дефицитом всю окрестную знать.

В газетных публикациях, посвященных юности олигарха, нередко можно встретить утверждения, будто Абрамович был отчислен из института за хроническую неуспеваемость.

Это не так.

Никто его ниоткуда не отчислял, просто со второго курса Роман Аркадьевич благополучно был призван в армию.

Вообще, воссозданная репортерами биография Абрамовича кишмя кишит подобными неточностями и домыслами. Причина тому проста: с первых же шагов своих на олимп наш герой упорно избегал любых проявлений публичности, сторонясь журналистов, точно черт ладана. За все эти годы он дал лишь пару пространных интервью, в которых не сказал, в сущности, ничего вразумительного, а его небритое лицо впервые было продемонстрировано только летом 1999-го, хотя к тому времени имя это было уже у всех на устах.

Слава и знаменитость пришли к нему против собственной воли; по крайней мере, никаких стараний к тому он не прикладывал. Даже превратившись в самого известного российского олигарха, Абрамович по-прежнему остается для всех этакой «тера инкогнито», предпочитая пребывать в тени.

Его жизнь изобилует многочисленными белыми пятнами; восстановить их – задача сродни первооткрывательству. Даже столь невинное обстоятельство, как место его учебы, и то покрыто мраком таинственности.

Полуофициальная биография олигарха гласит, что, помимо Ухтин-ского индустриального, гранит науки грыз он и в Московском институте нефти и газа, именуемом в народе «керосинкой» (было это якобы в конце 1980-х).

В ректорате института сей факт, однако, отрицают наотрез. Ни в учебной части, ни в книге выпускников – ни единого, даже косвенного упоминания об Абрамовиче нет.

Одно время в официальных документах «Сибнефти» утверждалось также, что окончил он Московский автодорожный институт. Но это – очередная полуправда. На вечернем отделении МАДИ Абрамович отучился всего полгода (по специальности «Автомобили. Автомобильное хозяйство»), переведясь сюда из Ухты, после чего с головой ушел в бизнес. В феврале 1988-го он был отчислен со второго курса за хроническую неуспеваемость, о чем, полагаю, ничуть не жалел. Из всего экзаменационного многообразия Роман Аркадьевич сумел сдать лишь шесть предметов: в том числе, кстати, политэкономию.

(«Зачем мне это надо, я и так вижу все на 10 лет вперед, – так объяснял он нежелание продолжать учебу своему компаньону по кооперативу „Уют“ Владимиру Тюрину. – Что дает институт? Только специализацию».)

Только став уже миллиардером и губернатором, Абрамович наконец восполнил пробел своей юности: в 2001 году он получил диплом Московской юридической академии. Именно получил.

Как рассказывали мне знающие люди, протекцию Абрамовичу составил известный юрист, профессор Леонид Мамут; каковой – нетрудно догадаться – приходился родным отцом небезызвестному Александру Мамуту, одному из адептов Семьи, другу и партнеру Абрамовича.

Хотя, если хорошенько разобраться: зачем, в самом деле, требовалось ему высшее образование? Дипломированных специалистов в стране – пруд пруди, зато миллиардеров – раз два и обчелся…

В этом смысле он очень отличается от своего будущего учителя, член-корра РАН Березовского: Борис Абрамович был человеком глубоко советским. Формальные рамки – звания, чины, диссертации – имели для него решающее значение, символизировали уровень успешности. Такие, как он, по меткому выражению писателя Полякова, чувствовали себя без диплома точно порядочная женщина, отправившаяся в театр без трусиков под юбкой.

На Абрамовича же все эти формальности не действовали; он был представителем уже нового, раскрепощенно-прагматичного поколения, где главным мерилом успеха почитался вовсе не синий (а тем паче – красный) диплом и позолоченная табличка на дверях кабинета, а увесистая котлета в кармане.

Будут деньги – будет тебе и уважение…

В конце концов, и Билл Гейтс, и даже Джон Рокфеллер тоже не имели высшего образования; и ничего – прожили…

Итак, осенью 1984-го Абрамович уходит в армию: это еще одно существенное его отличие от Березовского. Служил он в автовзводе артиллерийского полка, расквартированного во владимирском городке Киржаче (в/ч 11785).

В части Абрамовича ну, если и не любили, то, по крайней мере, относились почтительно. У него был редкий дар приспосабливаться к любым обстоятельствам; доведись, он и с дикарями-людоедами вполне сумел бы поладить. Кроме того, Роман Аркадьевич сумел найти подходы к «дедам», которые не давали его в обиду.

Неудивительно, что должность досталась ему самая что ни на есть блатная: пока другие бойцы потели в ремонтной яме или крутили баранку, Абрамович отмечал путевки при въезде и выезде машин из гаража.

«У него не возникало конфликтов ни в начале службы с „дедами“, ни потом, когда он сам перешел в их разряд, – вспоминает его сослуживец Эдиль Айтназаров. – Свободное от службы время использовал рационально. Мало того, что Роман сам усиленно занимался спортом – гантели, турник, пробежка, – так он еще и футбольную команду собрал. А потом в нашей части появилась художественная самодеятельность. Все удивлялись: откуда у парня такие организаторские способности? Абрамович даже организовал массовые походы за грибами».

Дембель Абрамовича пришелся на самый пик перестройки: уходил он из одной действительности, а вернулся совсем в другую – с новыми ценностями и приоритетами. Так герой фантастического романа, проспав полвека в анабиозе, теряет от увиденного дар речи. Все, что вчера еще считалось зазорным и порочным, в одночасье стало нормой жизни. Для таких, как Абрамович, наступало истинное раздолье; эра тотальной коммерции накрывала державу.

Трудно даже себе представить, кем мог стать этот человек, появись он на свет в иное время. Будь Абрамович лет эдак на десять моложе, он просто не поспел бы к разделу государственного пирога. А если на то же десятилетие старше?

Спору нет, история не терпит сослагательного наклонения. И все же я – убей бог – не могу вообразить Романа Аркадьевича в роли среднестатистического советского обывателя. Какого-нибудь инженеришки во второсортном НИИ или зубного техника-протезиста.