Если управляемость и подконтрольность Путина Березовскому заключались в этом (Человек-Яволь, как называл его предатель Калугин), то тогда я, вообще, ровным счетом не понимаю ничего в лексике русского языка…

Уголовное дело о несостоявшемся убийстве Березовского окончательно будет прекращено весной 2000-го за отсутствием события преступления. Дела, возбужденные против самого Литвиненко, напротив, закрывать никто не спешил.

Новых арестов чекист-расстрига дожидаться не стал; в ноябре 2000-го, находясь под подпиской о невыезде, Литвиненко предусмотрительно сбежит за рубеж. Судить на родине его придется заочно.

Правда, случится это уже после того, как страну покинет и многолетний защитник его и покровитель, неудавшийся повелитель России, а также «крестный отец» президента Путина.

Боюсь только, ни малейшей грусти никто от этого не испытал – ни Россия, ни Путин…

Когда-то рисуя в мечтах свои будущие богатства, юный Абрамович и представить не мог, насколько муторное и обременительное это занятие: быть миллиардером.

Конечно, окажись его воля, с превеликим удовольствием воспользовался бы он изобретением уэллсовского Гриффина, превратившего себя в человека-невидимку. Но, увы: тогда бы Дьяченко с Юмашевым просто могли его не признать, а это было весьма чревато; свято место пусто не бывает.

Абрамович знал это по себе; давно уже прошли те времена, когда собачкой бегал он за Березовским, таская поноску и дружелюбно помахивая хвостом.

Роман Аркадьевич был теперь не просто самостоятельной, самодостаточной фигурой; по степени своего влияния он намного уже опережал бывшего наставника, однако, не в пример ему, изрядно тяготился свалившейся на голову шумной, скандальной известностью.

Слава пришла к Абрамовичу вопреки его воле; по крайней мере, никаких видимых стараний он к тому не прикладывал, скорее наоборот.

Как и старший его друг Валентин Юмашев, Роман Аркадьевич всегда предпочитал находиться в тени. Его вполне устраивало, что все внимание вечно перетягивал на себя Березовский. «Деньги любят тишину», – была одна из его любых присказок.

Но долго так продолжаться тоже не могло.

Впервые о существовании нового члена «Семьи» широкие массы узнали в начале 1999-го, в разгар очередного противоборства олигархических кланов. В один прекрасный день на столичных магистралях появились красочные биллборды: Семья – любит Рому, Рома – любит Семью. (В организации оного окружение Абрамовича подозревало Гусинского и Потанина, но доказать что-либо так и не смогло.)

А вслед за биллбордами о любви святого президентского семейства к загадочному 33-летнему коммерсанту кинулась рассказывать и пресса. Кажется, журналисты были более ошарашены не самим фактом появления нового кремлевского титана, сколько тем, что все эти годы ему виртуозно удавалось оставаться в безвестности.

Однако даже превратившись в героя первых газетных полос, Абрамович все равно умудрялся оставаться этакой «тера инкогнито», продолжая по привычке избегать телекамер и любых официальных мероприятий.

Он был, точно железная маска; сказочный герой Волдеморт – Тот, Кого Нельзя Называть. Об Абрамовиче знали и слышали теперь все, но никто и никогда по-прежнему его не видел; он был бесплотен, как Кентервильское привидение – вроде, есть, а вроде и нет. Дошло до того, что одна центральная газета даже объявила премию тому, кто добудет его портрет.

Лишь в июне 1999 года фотография Абрамовича – переснятая из карточки в паспортном столе – появилась в печати…

Эта завеса таинственности поддерживалась повсеместно; в том числе и в коридорах власти.

Дворцовый корреспондент «Коммерсанта» Елена Трегубова в своей нашумевшей книжке «Записки кремлевского диггера» описывает, как зам. главы президентской администрации Сергей Ястржембский впервые – осенью 1998-го – назвал ей это сакральное имя, точнее написал на листке.

«– Это что – отчество? – переспросила я, ткнув в бумажку.

– Да нет, – засмеялся Ястржембский, – фамилия!..

Тут Ястржембский еще раз взял свое наглядное пособие – то есть, тот же самый листочек – и напротив слова «АБРАМОВИЧ» жирно вывел обломавшимся карандашом: «№ 1». Потом перевернул листочек, написал слово «БАБ» и нацарапал рядом «№ 2»».

Примечательно, но Трегубова – даром, что вращалась в кругах полусвета – ему тогда не поверила; слишком прочно въелись в массовое сознание эти пущенные Березовским стереотипы.

Даже, вступив на ниву публичной политики, Абрамович не стал от этого более открытым; скажем, мотивы его выдвижения в Госдуму от Чукотки остаются загадкой и по сей день.

С этим Богом забытым краем, о котором сами жители сложили недвусмысленные стишки – «Много есть на свете дыр, самый главный Анадырь» – ничто прежде Абрамовича не связывало. Честно говоря, со стороны его выбор смотрелся довольно забавно – в духе классических анекдотов про чукчей. Недаром еще несколькими годами раньше Александр Лебедь провидчески обмолвился, что генерал-демократ – это такая же несуразица, как еврей-оленевод. А вот, поди ж ты…

Сам Абрамович едва ли не в единственном интервью, данном за время выборов, этот неожиданный шаг объяснял тем, что «получил предложения от нескольких человек, в том числе от губернатора Чукотки Александра Назарова».

«Сейчас мне все больше и больше нравится Чукотка, – проникновенно излагал он. – Нравятся люди, которые там живут. Они не такие, как те, с кем приходилось сталкиваться. Я действительно думаю, что могу им помочь».

Полагаю, нет нужды разбирать эту слащавую, предвыборную лабуду, придуманную ушлой семейной парочкой известных пиарщиков – Юлией Русовой и Алексеем Головковым – организаторов чукотской кампании.

Понятно, что истинные причины выдвижения крылись совсем в другом; хотя самому Абрамовичу этот образ защитника сирых и обездоленных чукчей пришелся исключительно по душе; даже соратникам по олигархическому цеху он без зазрения совести пытался вешать вышеозначенную пасхально-пряничную лапшу.

Когда Чубайс, например, спросил миллиардера, зачем понадобилась ему Чукотка, Абрамович на голубом глазу ответил ему:

– Жалко.

– Кого жалко? – оторопел от такого цинизма Чубайс.

– Чукчей жалко.

«Я просто смахнул набежавшую слезу», – иронизировал потом повелитель российского электричества…

А вот цитата из сравнительно недавнего его интервью четырем английским газетам. На аналогичный вопрос журналистов Роман Аркадьевич отвечает: «Увидев, как плохо там живут люди, я решил, что просто обязан им помочь».

(Так и хочется вслед за Чубайсом смахнуть слезу.)

На самом деле все было гораздо прозаичнее. Мысль с депутатством подсказал Абрамовичу его бывший наставник Борис Абрамович; он же помог подобрать и проходной регион.

Думские выборы 1999 года, вообще, оказались удивительно богаты на звучные имена. Олигархи, сановные отставники, преступные авторитеты – все словно с цепи сорвались; чуть ли не каждый второй возжелал получить вдруг депутатский мандат.

В результате Дума третьего созыва превратилась в некое подобие аристократического клуба; одновременно заседали в ней сразу пятеро бывших премьеров, пара десятков легальных миллионеров – а уж про отставных министров и говорить не приходится; их там было, как грязи.

Не стал исключением и Березовский. Летом 1999-го он тоже изъявил желание избираться в Госдуму. Ему срочно требовалось получить официальный статус, дабы войти, наконец, во власть не с черного, а с парадного крыльца.

(«Капитал должен защищать себя сам, поэтому очень важно, чтобы те люди, которые считают себя предпринимателями… сами пошли на этот период во власть, – объяснял Березовский мотивы своего решения журналистам. – Они точно знают, какие законы нужны для экономического развития страны».)

Известный ныне защитник природы Олег Митволь, руководивший тогда принадлежащем Березовскому Издательским Домом «Новые известия», рассказывал мне, что он предлагал Борису Абрамовичу баллотироваться от Коряцкого автономного округа.