Все трое сыновей сыктывкарской бабушки получили высшее образование, вышли в люди – преимущественно по строительно-хозяйственной части, в том числе и несостоявшийся музыкант Арон. Не уверен, правда, что в том заключалось его истинное призвание, просто надо было как-то выживать.

Арон Нахимович, будущий отец нашего героя, был от рождения музыкально одаренным: так, по крайней мере, говорят люди, хорошо его знавшие. У него был приятный лирический тенор, и лучше всего удавались ему классические романсы. Он даже успел проучиться пару лет на вокальном отделении местного музучилища. Отсюда самая дорога ему была в сыктывкарский театр опера и балета, где молодые дарования оценивались истинно по-царски: ставкой в сорок рублей.

Но потом старший брат Абрам образумил любителя прекрасного. Под его влиянием Арон бросил учебу, устроился снабженцем на стройку и записался Аркадием. (Так было спокойнее.)

Перемены явно пошли ему на пользу. Вскоре Арон-Аркадий уже пересел за руль собственного автомобиля. Когда он подъехал однажды к родному музучилищу на улице Бабушкина, ошарашенные однокурсники горохом высыпались из здания – никто из них отродясь не ездил даже на такси.

«Все были в шоке, – воспроизводит общее оцепенение партнер Абрамовича по сцене Генрих Скрябин. – Тогда машина вообще была редкостью. Главное, сам сидит за рулем».

Сильнее всего – любых смертей и болезней – в этой семье страшились нищеты. Воспоминания о довоенной роскоши, сменившейся беспробудной бедностью, преследовали братьев Абрамовичей, точно богиня возмездия Немезида. Этот страх въелся в них до самых корней, перешел даже на какой-то генетический уровень: может, отсюда и берет свои истоки одержимость Романа Аркадьевича, уже с раннего детства мечтавшего о богатстве и знатности.

В этом доме все было подчинено одному только божеству – деньгам. Какие уж там музыкальные способности и таланты; даже бабушка Татьяна Семеновна вынуждена была смириться с практичными сыновьями, похоронив давнюю свою мечту о летящих фалдах и лакированной крышке рояля… Так пережившие блокаду люди до конца своих дней подбирают со стола даже крошки…

А вот в семье саратовской бабушки обстояло все совсем иначе. Мать Абрамовича как раз напротив успешно окончила музучилище, получила диплом педагога по классу фортепьяно и пошла работать в музыкальную школу при гарнизонном доме офицеров.

Может быть, это-та неразделенная любовь к музыке и втолкнула наследника литовских домовладельцев в объятия Купидона.

Родители Абрамовича познакомились в Саратове, где Аркадий заочно учился в автодорожном институте. По свидетельству очевидцев, влюбился он в Ирину с первого взгляда. Это неудивительно: все, кто знал мать Романа Аркадьевича, говорят о ней исключительно в превосходных тонах.

«Чуть полноватая, чуть веснушчатая, с копной темных, рыжеватых волос. Она даже на самых нерадивых учеников никогда не сердилась долго. Отругает, а потом обнимет, прижмется щекой к щеке и скажет: „Ух ты моя рыжуля!“» – такой запомнилась Ирина Абрамович (в девичестве – Михайленко) ее саратовской ученице Екатерине Пантелеевой.

«Ирку все любили: простодушная, наивная, все воспринимает с широко открытыми глазами, – подтверждает Клара Старшова, ее школьная подруга. – В школе Ира считалась первой красавицей».

Аркадий Абрамович красавцем, может, и не был (мужская красота, впрочем, понятие весьма условное), но отличался зато легким характером и доброжелательным нравом. Его приятель Генрих Скрябин называет Абрамовича-старшего не иначе, как «душой компании».

«Очень общительный, приятный. Умел привлекать внимание, нравиться девушкам. Никто из его знавших не может сказать о нем ничего плохого».

«В кабинетах Аркадию не сиделось, – подтверждает его близкий друг Вячеслав Шульгин. – Все пытался что-то рационализировать, на разные идеи был горазд».

Брак Аркадия Абрамовича и Ирины Михайленко оказался на удивление счастливым. Вскоре на свет появился и первенец: мальчика назвали Романом. Это счастливое событие произошло 24 октября 1966 года.

Уже цитировавшаяся Екатерина Пантелеева вспоминает:

«Приходящим в дом ученикам Рому показывали, если он не спал – разрешали дотронуться и потрепать за розовую пяточку. Ира была счастлива, все время улыбалась и еще ласковее приговаривала свое замечательное „Ух ты моя рыжуля!“ „Сейчас он спит, – говорила она мне, начиная урок, – поэтому будем играть тихонько, пианиссимо…“ А когда Рома просыпался и требовал к себе внимания, она уходила к нему, поручая ученицу Фаине Борисовне, при этом весело напутствуя: „А теперь он поёт – и вы пойте!“»

«Так прошло несколько месяцев, – продолжает Пантелеева. – Кажется, в начале весны приехал Аркадий и увез жену и сына в Сыктывкар. Фаина Борисовна несколько раз передавала приветы от Иры, говорила, что вот та приедет и проверит наши достижения в музыке… Но она не приехала…»

История их любви могла бы стать очень красивой сказкой. Но у этой сказки впереди был удивительно печальный конец.

Роману не исполнилось и года, как случилась беда: в результате неудачно сделанного аборта Ирина оказалась в больнице. Когда врачи поставили диагноз – лейкоз – было уже поздно.

Медсестра республиканской больницы Светлана Скрябина провела у ее постели целый месяц.

«Она лежала, совсем не вставая с постели, целыми днями вязала костюмчик голубенький для сына. Муж Аркадий навещал все время. Он чувствовал себя очень виноватым; настолько переживал, прямо слезы катились из глаз: „Ирочка, моя дорогая“. Однажды привел маленького Рому. Она была еще в сознании. Потом ей стало очень плохо… Кислорода для аппарата искусственного дыхания не хватало, Аркадий возил откуда-то баллоны: кажется, из Воркуты. Ее перевели в отдельную палату. На рассвете, не приходя в сознание, она умерла».

Ирина Абрамович ушла из жизни 23 октября 1967 года, не дожив ровно суток до первого дня рождения своего сына; ей самой было тогда всего лишь 28 лет.

«Когда в музыкальной школе узнали о трагедии, – вспоминает Екатерина Пантелеева, – все плакали: и педагоги, и ученики, и их родители. Ирину Васильевну очень любили за доброту и отзывчивость».

После смерти единственной дочери саратовская бабушка прокляла своего зятя. Ее соседка по лестничной площадке Лариса Астраханова рассказывает, что та навзрыд, прямо на похоронах, поругалась с Аркадием и его родней, обвинив их в смерти Ирины.

Это проклятье оказалось поистине роковым. Аркадий Абрамович пережил свою жену всего на полтора года: в мае 1969-го рухнувшим на стройплощадке инструментом (по одной версии, это была бетонная плита, по другой – устройство для забивания свай, по третьей – стрела от башенного крана) ему переломало позвоночник, ноги и шею. По трагическому совпадению Аркадия привезли в больницу в дежурство той самой медсестры Скрябиной, проводившей в последний путь его жену. Не приходя в сознание, он скончался через несколько суток.

Так Роман Абрамович остался круглым сиротой…

На воспитание его взял дядя – старший брат отца Лейб, живущий в городке с залихватским названием Ухта. Собственных сыновей у него не было, и всю нерастраченную любовь обратил он на племянника. (До школы Роман вообще не знал, что живет в приемной семье.)

Что представляла собой Ухта в конце 1960-х? «Город республиканского (АССР) подчинения в Коми АССР, – читаем мы в энциклопедии того времени, – расположен на холмистых берегах р. Ухта и её притока Чибью (бассейна Печоры) в 333 км к северо-востоку от Сыктывкара, 61 тыс. жителей. Возник в 1931 г. как поселок Чибью, город с 1943 г. Центр нефтегазовой промышленности республики. Ведущее предприятие – нефтеперерабатывающий завод; механический и ремонтно-механический заводы, мебельная фабрика, предприятия стройматериалов, пищевой промышленности. В Ухте – Печорский научно-исследовательский и проектный институт нефти, филиалы всесоюзных научно-исследовательских институтов газа и по строительству магистральных трубопроводов, индустриальный институт, 3 техникума».