До прихода лекаря она ухаживала за Эйверетом. Потом собрала всю прислугу, получила отчет о положении дел в особняке и отдала распоряжения. Обходя залы, выглянула в сад с балкона позади дома, и невольно схватилась за перила, не дыша.

Наль не ушел с утра — он стоял внизу, под рдевшими осенним огнем гроздьями рябин. На нем были простые льняные штаны, кожаные туфли и черная безрукавка на голое тело — чтобы скрыть повязки — поняла Айслин. Он убрал волосы в узел, а на траве у ног его лежал Синий Лед. Обеими руками Наль держал Снежный Вихрь. Движения его были медленными, и похоже, требовали всей сосредоточенности. Он отрабатывал самые простые выпады и защиту. Напряженные, стиснутые белые губы выдавали, чего ему это стоит.

Дверь под балконом отворилась — Эйруин вышел во двор и остановился рядом. Айслин не видела лица.

— Нальдерон…

Ответа не последовало.

— Будь благоразумен. Дай ранам твоим зажить.

Однажды он уже слышал эти слова во Дворе Перехода. И на собственном опыте доказал единственно верное для себя решение. Желчная усмешка скривила на мгновение губы юноши, но в словах сквозил горький холод поздней беспросветной осени.

— Еще ли надеешься ты, что они заживут?

Теперь замолчал Эйруин. Наль с усилием провернул в правой руке меч, неловко вонзил в землю. Смахнув с лица прядь волос, прямо посмотрел в глаза дяди, понизил сделавшийся стальным голос.

— Либо помоги мне восстановить прежнюю форму, либо не мешай.

Эйруин растерянно коснулся висящего у пояса меча — он собирался в город. Айслин сильнее сжала перила, напоминая себе, что сын ее закален в многочисленных жестоких битвах, и заставила себя вернуться в дом. Там она составила вместе с камерарием и служанкой список необходимых покупок — восковые свечи, цветные нитки, шелк и сукно, красное вино для тарглинта, дюжину бутылей яблочного сидра, столько же «лунного сияния», три головы твердого сыра, настойки с корнем мандрагоры и сонной одурью от бессонницы и болей.

Если в скором времени Наль не вернется к работе, нехватка средств станет действительно ощутимой. Придется отказаться от хорошего вина, возможно, покупного мяса и муки. Пока же с тяжелым сердцем Айслин прибавила к списку благовония для тела, ведь исналорцев ожидало много праздников. Запасы могли истощиться. На специях пришлось экономить, а фруктов из Западных Королевств младшая семья Фрозенблейдов этой осенью не увидит. Пиры, если конечно в сложившихся обстоятельствах они соберутся устроить хотя бы один пир, будут скромны, как у едва сводящего концы с концами Третьего Дома. Но ей не привыкать. За лорда Третьего Дома выходила она замуж и готова была перенести с ним все лишения, кроме жестокой разлуки.

Айслин спустилась в кухню, утвердила блюда на весь день, напомнила о морошке с медом для сына и мужа. Хозяйка, которая не передаст невестке дома еще десятки, сотни зим. Или ветвь Лонангара совсем прервется.

Внезапно шум из северного конца сада донесся до кухонного окна. Происходило нечто немыслимое, и Айслин поспешила в сад.

— Не смей поддаваться мне, Эйруин! — в ярости кричал Наль, задыхаясь. Айслин видела из-за кустов шиповника и раскидистой яблони, как он швырнул на землю Снежный Вихрь и наступал на дядю, бледный до синевы, но с горящими глазами. — Не смей держать меня за ребенка, которому отраден самообман и нужна опека!

— Нальдерон… — Эйруин поднял безоружные ладони. — Ты должен понимать… Немного разумной заботы…

— Забирай ее с собой! Уходи! — резкий, неожиданно властный жест напомнил, что говорит не только сын и племянник, но глава семьи, имеющий право приказать. Можно было представить, как застыло лицо Эйруина, когда, подчиняясь, опустил он глаза и молча подобрал свой меч.

Леди Фрозенблейд низко опустила голову и быстрым шагом вернулась в дом, где пыталась теперь занять себя и более ни о чем не думать. Крупа и Нагломорд свернулись клубочками между очагом и креслом, откуда посматривали на Айслин пять жмурящихся от тепла и умиротворения глаз.

Одежду Наля, в которой он вернулся раненым, тщательно выстирали, однако та была беспощадно изорвана в лесу. Особенно жаль было подарка Амаранты — нарядной, праздничной туники, которую та выткала сама из лучшего атласа накануне летнего солнцестояния. Золотые витиеватые узоры украшали глубокий, по моде младших поколений, узкий вырез и жесткий воротник, каймы оканчивающихся над локтем широких рукавов и подол до середины бедра. Наль надел тунику в день возвращения, отправляясь на обед к Нернфрезам.

От рукава до пояса алая ткань была истерзана в лохмотья, и пальцы Айслин дрогнули при мысли, что она касается места, где плоть разорвали клыки линдорма. Она качнула головой и начала зашивать разрывы.

В дверном проеме неслышно появился утомленный, осунувшийся Наль. Потемневшими глазами посмотрел на Айслин, медленно, чтобы не тревожить разошедшуюся на тренировке рану, опустился на колени у кресла и накрыл ее руки ладонями.

— Мне жаль твоего труда, мама; оставь. Оно не стóит.

Айслин подумалось, что руки его все еще слишком холодны.

— Я только начала. — Она заставила себя улыбнуться. — Разве может быть в тягость труд для тех, кто дорог? Это одна из лучших твоих туник; жаль, что она так сильно пострадала.

— Так позволь мне; я знаю, как решить вопрос наверняка.

Приняв из рук недоумевающей матери одежду, Наль шагнул к камину и бросил тунику в огонь. Айслин издала беззвучный возглас. Он не заметил. Вздернув подбородок, не отрываясь, наблюдал, как пламя пожирает тонкую алую ткань, извиваются, обугливаясь, золотые нити вышивки. Под сухой посеревшей кожей на горле и скулах неспокойно ходили мускулы.

Когда туника наполовину стала золой, тусклые глаза юноши коротко вспыхнули. Он вернулся к себе и прогнал Бирка за дверь. Стискивая зубы, неловко припадая на колени, достал из сундука ворох изящных дорогих вещиц — наручей, поясов, лент, цепочек, заколок для плаща, кружева, несколько шелковых рубашек. Ни одного ее подарка не потерпит он в своем доме.

36. Тень на три Дома

Рассматривая разложенные на постели платья, мыслями Амаранта была далеко. Две седмицы назад все поверхности в ее покоях занимали рулоны лучших тканей — струящийся морскими волнами бирюзовый шелк, небесно-голубой атлас, сверкающий росистой луговой травой под солнцем изумрудно-зеленый бархат, расшитая золотыми и серебряными узорами парча от опалово-белого до бездонно-синего оттенка, полупрозрачный и воздушный, как утренний туман, батист. Вперемешку с тканями лежали паутинные кружева, ленты, оборки, меха, цепочки, кожаные шнурки. Портниха приходила с помощницей, чтобы снять мерки. Мать, сестра, компаньонка и Бейтирин кружились вокруг Амаранты, обсуждая выбор материала и фасонов, отпуская замечания. Теперь платья были доставлены — более скромное, в котором она покинет отчий дом, чтобы стать женой принца, и то, в котором появится на брачном пиру.

Отрывисто вздохнув, девушка заломила руки и отвернулась. К концу кейол-саэллона душевное состояние ее напоминало речную лошадь, что раз за разом взлетала из воды, чтобы вновь обрушиться в стремнину и уйти на темное, полное подводных камней дно. Время перед свадьбой располагает к осмыслению прошлого, и откровенно заглянув в себя, Амаранта признала, что долгие зимы неотступным спутником ее являлся страх. Страх заполз в ее душу во Дворе Перехода и с тех пор прочно укоренился там, периодически выпуская ледяные когти. Страх заставлял ее принимать решения, которым она сама дивилась, вроде откладывания свадьбы с Налем, когда другая на ее месте поспешила бы соединиться с мужем.

Даже не боль, не холод призраками преследовали ее эти зимы. Кто бы мог подумать, что источником ночных кошмаров послужит обычная стирка! Воспитанная богатым процветающим родом леди Первого Дома умела, но не любила мириться с лишениями. Как все эльнарай, она была сильна и вынослива, но одно дело проходить испытания и возвращаться к достатку, а другое — жить в них. Холод, голод, усталость легко сносить, зная, чем все окончится. Пусть нескоро, ее ждет горячая ванна с лепестками цветов, травами и ароматическим маслом, горячий тарглинт, покои с расшитыми золотом шторами на высоких стрельчатых окнах, рысьи и лисьи шкуры перед украшенным изящной лепниной камином, тонкая поэзия книг в тисненых кожаных переплетах, песни, танцы.