Противостояние с троллями затянулось на три зимы. Отчаявшиеся эльфы устраивали облавы в любые солнечные дни, рубились насмерть, натравляли на троллей пещерных медведей. В отличие от прирученных драконов, поросшие длинной бурой шерстью звери почти в два роста высотой, с когтями длиной в четырнадцать ногтей и чудовищными клыками в угрожающе распахнутых пастях не терпели ничьего вторжения, кроме потенциального корма. Необходима была молниеносная реакция, чтобы вовремя отпрянуть, оказавшись между двух источников верной смерти. Измученные борьбой, осажденные королевства наконец вздохнули свободно — у них оставалась поздняя осень, зима и первая половина весны, чтобы возобновить сообщения, подготовиться к холодам и наступлению орков после схода снегов.
Амаранта то и дело поглядывала в сторону северо-западных холмов, где за тесно растущими темно-зелеными мрачными елями лежала человеческая деревня. Здесь не хотели останавливаться, но лошади устали, а путники продрогли. Девушкой овладело непреодолимое лихорадочное любопытство. Насколько справедливы тяжелые сны, что преследуют ее от Двора Перехода? Услышав о скором продолжении пути, она, поддаваясь внезапному порыву, поднялась, подошла к своей лошади на краю поляны и погладила ее по черной холке. Часть эльфов занялась приготовлениями к отправке. Наль увлеченно беседовал с командиром. Теперь Амаранта оказалась за его спиной. Медленно, словно бы в задумчивости, отступила она в сторону деревьев, кутаясь в походный плащ цвета полыни, потом еще, еще, и наконец побежала.
Деревня показалась за сырыми темными стволами неожиданно быстро. Сердце чаще заколотилось в груди, но не от бега. Она только посмотрит. Она должна посмотреть. Остановившись за широкой елью у самой кромки леса, Амаранта пытливо изучала разбросанные меж невысоких зеленых холмов массивные бревенчатые дома, овчарни, амбары и сараи с поросшими травой крышами. Дыхание сбилось. У ближайшего к лесу дома немолодая женщина развешивала белье. Крепкий русоволосый юноша беседовал с ней, опершись на воткнутые в землю вилы. Одежды их показались Амаранте нелепыми и неказистыми, прически смешными. К ним легко будет подкрасться из-за угла…
Удивляясь самой себе, она заскользила вперед, на мгновение замирая у тоненьких деревцев подлеска. Люди невнимательны и плохо видят. Возможно, они не заметили бы ее, даже подойди она напрямую. Укол совести напомнил о покинутой поляне, но девушка с нетерпением отмахнулась от него. Отряд не уйдет без дочери члена Верховного Совета. Ей же необходимо прояснить для себя болезненный вопрос.
Наль провел несколько лун в городах людей и видел короля франков. Он мог остаться там, если бы пожелал. Быть может, когда Королевства падут, им лучше попытать счастья при дворе какого-нибудь благосклонного человеческого монарха. Что терпимее — слащавый яд интриг и постоянная угроза чести в самом сердце человеческого государства? Или нужда, тяжелая работа и некоторый покой вдали от городов? Что бы она ни узнала, это не займет много времени.
Спрятавшись за домом, Амаранта могла слышать разговор. Только рук женщины не было видно как следует — та стояла вполоборота, и их то и дело скрывало появляющееся из корзины белье. Накинув капюшон, Амаранта обогнула угол дома и подкралась вдоль стены еще ближе. Можно встать прямо за спиной человека, поняла она, и тот не заметит. У нее вырвался беззвучный досадливый вздох: не вывесив всего белья, женщина обтерла красные руки о передник и ушла в дом. Вход располагался с другой стороны и смотрел не на лес, а на деревню. Парень, оставшись в одиночестве, взъерошил волосы широкой ладонью и вдруг, повернув голову, посмотрел прямо на Амаранту. Та замерла, как вспугнутая оленуха. Порыв ветра сбросил с нее капюшон.
Глаза парня округлились и расширились. Разинув рот, он утер лоб рукавом. Столько смешалось на его лице — страх, изумление, недоверие, обожание, восторг. На миг он показался ей лишившимся разума. Эльнайри сделала осторожный шаг назад.
— Постой! — воскликнул парень, переводя дух. — Твое появление — великая честь для нас.
Любопытство пересилило. Она может убежать в любой миг. Но раз уж она здесь, необходимо довести дело до конца. Амаранта кивнула в сторону дома:
— Это твоя мать?
— Да. — Парень выпустил оставшиеся в земле вилы. — Она не будет мешать. Я хоть сейчас пойду за тобой в лес.
Пропустив мимо ушей ненужную фразу, девушка нетерпеливо продолжала:
— Она много работает? Все ли люди здесь живут так, как вы?
— Да весь Хёйха́ген таков — кто получше, кто похуже… — Парень почесал в затылке и внезапно расплылся в улыбке. — Не помешало бы нам и получше жить!
Взгляд его не нравился Амаранте. Было в нем столько жадного восхищения, что становилось не по себе. Она дернула подбородком в сторону, натянутая и настороженная: из-за угла вновь показалась старуха. Такой, по крайней мере, видела ее Амаранта: крепкой, но неуклюжей, медлительной, более морщинистой, чем матереначальница Дома Нернфрезов. Руки красные, натруженные, но даже у эльфийских прачек они гораздо изящнее. В воздухе потянуло тушеной капустой и наваристой бараниной. Сын просиял:
— Гляди, мать, что за дивная гостья почтила нас сегодня! Она пришла из леса.
Благообразное круглое разрумянившееся лицо женщины окаменело от страха. Неловко поклонившись Амаранте, она приблизилась к сыну вплотную, полагая, что пришелица не услышит шепота, и не сводя с той глаз:
— Да у ней под юбкой не иначе, как коровий хвост!
Амаранта вздрогнула. И среди них придется жить. Она уже твердо знала, что придется. Надеяться на сохранение Королевств так же наивно, как ждать, что в зимнем лесу расцветут колокольчики.
— Ага, — улыбнулся парень, тоже не отрывая от Амаранты счастливого взгляда. — Я удовлетворю ее, и она дарует мне удачу в охоте.
Девушка вспыхнула, словно от пощечины. Не восхищение преобладало в его взгляде, но плохо прикрытое, липкое вожделение. Только он ее и пальцем не сможет тронуть. Она легкая, быстрая, как рысь. А если пришлось бы, без труда справилась бы с ним и с помощью оружия.
— Тьфу, срамник! — зашептала его мать. — Когда у тебя руки-ноги иссохнут, до охоты ли будет? А ежели она уведет тебя к своим? Простись с ней повежественнее, да уходи, пока она не украла младенца твоей сестры!
«Не нужны мне ни сын ваш, ни внук», — хотела возразить Амаранта с возмущением, и вздрогнула: кто-то схватил ее сзади за руку. Мгновенно обернувшись, к своему изумлению, она встретилась глазами с Налем. Присутствие людей так захватило ее, что она не замечала более ничего вокруг.
— Ты что? — чуть слышно проронил он, поднимая брови. — Я везде тебя ищу. Я звал тебя.
Парень вновь разинул рот и уронил вилы.
— Ой-ой! — воскликнула его мать, схватившись за щеки. — Хульдрекалл! — Она попятилась.
— Хульдрекалл! — тоненько вскрикнула появившаяся из-за дома бледная и болезненная девочка лет двенадцати. Две тонкие льняные косички ее подпрыгивали от шагов, глаза восторженно заблестели. — А ты говорила, они носатые и страшные!
Наль потянул Амаранту за руку. Не оглядываясь, они побежали к кромке леса. Позади слышны были все новые крики высыпавших отовсюду людей, однако догонять нежданных гостей никто не посмел. Скрывшись под покровом деревьев, влюбленные не замедлили хода, пока звуки деревни окончательно не стихли.
Амаранта виновато опустила голову. Мало было разлуки, угрозы от орков и троллей. Она всполошила людей.
— Мы должны рассказать командиру дозора, — проронил Наль.
Пробираясь среди мрачных стволов, оба молчали. Посещение деревни произвело на Амаранту тягостное впечатление. Лучше терпеть интриги при дворе. Не каждый же король будет добиваться ее в свои фаворитки? Главное — очаровать и нравиться, а это она умеет. Нужно будет обсудить это с Налем… когда все успокоится. Из-за ее непреодолимого любопытства оба они показались людям, да так явно, что об этом будут говорить, наверное, и спустя века. Зато непоследовательное поведение лесных хранителей наверняка тех порядком озадачило. Девушка почувствовала внезапно, что ее начинает разбирать нервный смех. Она пробовала бороться с ним, но плечи ее вздрагивали, губы дрожали. Наль повернулся к возлюбленной, недоумевая, не плачет ли она. Та звонко расхохоталась. Вспорхнул с дерева потревоженный ворон. Должно быть, Наль подумал о том же, что и Амаранта. Он прошел молча еще несколько шагов, качнул головой и присоединился к ее веселью.