— Ах, как душно здесь, — непринужденно заметила герцогиня де Монтерон, с которой он танцевал контрданс.

— Вы правы, мадам, — сдержанно улыбнулся Наль. Про себя же подумал про удушливую амбру, тяжелый отталкивающий мускус и другие ароматы. Взгляд герцогини был хищным и непонятно голодным. Юноша старался как можно реже встречаться с ней глазами.

— Да, определенно душно, и очень жарко, — томно повторила герцогиня. Говорили на франкском, хотя ища общие темы, та поведала о своих познаниях в германском. Наль понял, что от него ожидают чего-то.

— Желаете остановиться? — предложил он с галантным поклоном.

— О, благодарю вас, месье барон! Вы убедитесь: в садах сейчас такая отрада. Туберозы еще не цветут, и дышится удивительно легко!

Если бы не нелепая косметика Де Монтерон, лицо ее с живыми темными глазами, маленьким ртом и чуть вздернутым носом было бы довольно миловидным. По виду старше своего визави, притом моложе короля франков, судя по обращению других придворных, герцогиня имела здесь определенный успех. Внутренне оценив ловкий маневр, Наль позволил увлечь себя на свежий воздух. Здешний, густой и навязчивый, начал тяготить, суля скорую головную боль. После встречи с королем юноша почти исчерпал свое любопытство и не отказался бы и вовсе покинуть дворец. Оставалось только посмотреть фонтан Латоны.

Выйдя к садам, Наль замер, пораженный грандиозным зрелищем.

— Это же целый город, — прошептал он.

Прямая, как стрела, аллея тянулась к горизонту. От нее разветвлялись исчезающие в живых изгородях дорожки. Вдалеке ночное небо отражалось в воде канала. Фонтаны не работали, зато острое зрение позволило оценить окружающие Латону статуи. Иных людей скульптор изобразил в самый момент превращения в лягушек. Веявшие от искаженных фигур отчаяние и противоестественный ужас заставили холодок пробежать по спине. Было в этом нечто от озерных тварей Сумрачного Леса.

Деревья и кусты в виде совершенно правильных шаров и пирамид манили дальше. У себя дома Наль представить такого не мог. Скорее линии и завитки мебели, лепнина, детали отделки, колонн, карнизов и арок в Сокрытых Королевствах повторяли естественные изгибы ветвей, корней, лепестков и листьев, растительные узоры переплетались с телами лесных зверей и птиц, с волосами вырезанных в камне утонченных ликов. Огранка камней, которую наблюдал он в мидгардских украшениях, была до безупречности симметрична, предсказуема и безжизненна. Без загадки, без отсылки к самоцветам, сидящим в гнездах древних пещер, бегущим по скалам драгоценными жилами. Эльнарай могли так, но не желали.

Впрочем, было в этом насилии над природой нечто притягательное, словно он попал в иной мир с волшебными растениями. И все они, даже лишенные своего облика, по-своему жили. Он чувствовал их незнакомое дыхание, слабый пульс углов и линий, как покалывание крошечных иголочек на коже. Как вспомнить, растут ли в лаэльнэторнской оранжерее туберозы? Быть может, незаметно уговорить одну прямо сейчас расцвести? Проходя мимо выстриженного шаром куста, Наль невольно протянул руку, чтобы погладить его, как необыкновенное животное. Рассаженные геометрическими узорами клумбы, статуи отвлекали на себя внимание. Он почти забыл, что идет под руку с герцогиней де Монтерон.

— Сюда, — пропела герцогиня, увлекая юношу в зеленый лабиринт одного из боскетов, к фонтану. — Присядем.

Слабые веяния напоенного южными ароматами, ночного теплого воздуха пробегали по волосам, по листве искаженных растений. Герцогиня еще не успела отдышаться после танцев. Видимо, люди устают быстрее, чем он представлял. Или виной всему неудобный перетянутый корсет.

— Вам не дурно, мадам? — осведомился он на всякий случай. — Вернуться и выпьете воды?

— Ах нет, не стоит. Здесь так хорошо.

Излишне открытые плечи и декольте с жемчужной нитью белели в темноте. Фигуры человеческих женщин пышнее, чем у эльнайри, но зачем же всячески подчеркивать это? Быть может, люди так стремятся показать свое тело, потому что спешат жить?

— Я вижу, вы в восторге от наших садов, барон Чьярнфьорд?

— Они великолепны. Но… природа. — Отход от заученных учтивых формул тотчас лишил его возможности свободно выразить мысль. — Изменение. Не узнать. Очень… — Юноша призвал на помощь жестикуляцию, пытаясь донести мысль: жесткие рамки, правила. — Необычно. Парк, который город.

— Естественность дика и нелепа, — заметила де Монтерон, обмахиваясь расписным веером. На шелке были изображены в кокетливых позах полуобнаженные фигуры среди колонн, цветочных ваз и фонтанов.

— Отчего же?

— Все, что вы видите, результат отступления от естества, месье барон. Человечество не зря поднялось над невежеством и звериными повадками. Природу нужно подчинять, иначе она возьмет верх, дикая и необузданная. Вместо красоты, разума и порядка наступит хаос. Нужно облагораживать все, с чем мы сталкиваемся.

Он понимал больше, чем мог сказать, а интуиция дополняла пробелы. Местами помогало знание вестерийского, альбионского и германского, даже общего языка эльнарай, на котором он объяснялся в Аркаллоне. Чтобы смягчить собственный ответ, он сердечно прижал ладонь к груди.

— Мадам, то не природа, о какой говорю я. Это глубоко больше, чем наши оценки. Для меня она благородна.

— А теперь, — кокетливо склонив головку набок, заговорщическим тоном промолвила герцогиня, — откройте мне вашу тайну.

— Мою тайну? — удивился Наль с самым непринужденным видом, хотя внутри все похолодело. Она все-таки увидела кончики его ушей? Возможно, учитывая столь пристальное внимание. Или он выдал себя чем-то еще?

Герцогиня де Монтерон ждала ответа, поигрывая веером. Безусловно, она хотела понравиться. Упавшие на лицо взбитые темные кудри разметались от небрежного движения, открывая наклеенную у уголка глаза мушку-«убийцу». Изящный поворот головы, движения, тон — все тщательно выверенно, сложно, картинно.

— Хорошо, — великодушно позволила она после небольшой паузы. — Забудьте. Но манеры и изящество говорят громче любых признаний. Я уверена, что под маской барона нас посетила особа королевских кровей.

Юноша просиял, сдерживая вздох облегчения:

— Я приму это как комплимент.

— Вы любите загадки и приключения, месье Чьярнфьорд.

Возможно, лучшее, что оставалось сделать, опоздав в поход на орков, это отдаться приключению и изучить, подобно Глазам, загадки Мидгарда. Расслабившись, он задорно зеркально склонил голову набок, вновь прижимая к груди ладонь:

— Очень!

Устремив прямо на него поблескивающий томный взгляд, де Монтерон опередила следующие слова таинственным, душевным шепотом:

— Ни один мужчина не производил на меня такого впечатления. — Она покачала головой, словно удивляясь самой себе. — Ваши друзья, бесспорно, неотразимы, но вы, вы… обворожительнее Аполлона!

Герцогиня сжала колено Наля, придвигаясь вплотную. Он вздрогнул, поднимая на нее расширенные от изумления глаза. От неожиданности из груди вырвался нервный смешок. В его границы никогда не вторгались подобным образом.

— Да-да! — решительно заявила герцогиня.

Сравнение с Аполлоном не прельщало юношу. Натянуто рассмеявшись, он сделал попытку отодвинуться, но де Монтерон схватила его за руку. Его бросило в жар. Чувство это, однако, было далеко от приятного. Слишком поздно осознал он, какое воздействие оказывает на людей, как переоценил свою мнимую осторожность. Оставшись наедине с эльнором, герцогиня потеряла голову.

— Вы производите впечатление такого чистого, невинного мальчика, — страстно шептала она. — Я научу вас всему…

«Уже научен я всему, что мне будет потребно!», — едва не сорвалось с губ. Сбросить ее руки и бежать, — застучала в голове настойчивая мысль. Не он первым нанес оскорбление. Что же произошло с людьми, что им приходится довольствоваться суррогатом? Захотелось оказаться в карете с задернутыми шторами, вдали от взглядов, значение которых Наль только теперь вполне разгадал. Но он представлен как друг леди Шириэль, лорда Гервальда и Джерлета, и вскоре уедет, а те останутся.