– Хорошо. Ты есть будешь?

– Чай выпью.

– Давай.

– Мааам? – Крикнула девочка из ванной.

– Ааа?!

– А чего ты сказала?

– Чего я сказала?

– Ну, когда Нуреев звонил и ты упала…

– Алла сказала, не слышала, что ли?! – Раздраженно крикнула Хузина, потирая ушибленную голову.

– А я услышала, что…

– Так! Ты давай умывайся быстрее! Слышала она! Ушастая слишком!

***

Шаркая босыми ногами, девочка вошла на кухню и, остановившись у плиты, закрыла глаза и вытянула руки. Их каждодневный ритуал. Пока Хузина ее одевала, она не упускала момента еще немного вздремнуть. Вещи заранее клались на батарею, чтобы были теплее. Так под мерное постукивание остывающей духовки, под едва слышимое из убавленной радиоточки пение и тихое урчание холодильника они собирались в школу. Каждый день. Каждодневный ритуал матери и дочери.

– Мам? – Не открывая глаз, спросила девочка.

– Чего?

– А Нуреев теперь мой папа?

– Ааа…?! – Ошалело открыла рот Хузина, одевая на ребенка майку. – Какой еще папа?! Он наш друг! Папа у тебя один был и один останется, Аделя. Уф, Алла! Не вздумай в школе так говорить, поняла меня? В меня пальцем показывать начнут, как я жить буду…?

– Хорошо, мамочка. Люблю тебя!

– И я тебя, – облизав губы чмокнула дочь в лоб Хузина. – Садись есть. Нуреев скоро придет, пойдешь телевизор смотреть.

– Что это…? – Поморщилась девочка, присев за стол и увидев на тарелке курник с неизвестным мясом. – Оно же… Живое…

– Прости, Одеяло. С мясом сейчас туго. – Присела напротив Хузина, разламывая свой курник пополам. – Ешь!

– Да что это…?

– Кишки.

– Чьи…? – Удивленно открыла рот девочка.

– Мои, Аделя! – Рявкнула Хузина. – Бери в руки и ешь! Нечего тут выпендриваться!

***

Нуреев приехал минут через тридцать. Как всегда вошел квартиру со вздохом, заполнив ее крепким сигаретным запахом. Неспешно прошел на кухню, взял табурет и уселся напротив Хузиной. В этот момент в комнате остались только они.

– Привет. – Уставилась на него девушка, облизав губы.

– Дверь у тебя почему открыта? – Сходу начал допрос молодой человек.

– Так ты должен был прийти, вот и оставила открытой.

– Угу. – Пригладил светлую шевелюру милиционер и придвинулся поближе. – А ребенка вчера в суде зачем оставила?

– Я… Да ну их, Нуреев! – Воскликнула Хузина и отложила ложку, облизав губы. – Я не оставила, я ушла, чтобы они хотя бы немного протрезвели, ты понимаешь?! Она мне заявляет: «Не надо было рожать!» Нуреев! У меня мама в больнице! Зарплаты толком нет! Пособия по ребенку – нет! Мужа – нет! Но я же не жалуюсь, деньги не прошу! Единственный раз пришла, потому что ну, все, нет больше вариантов, а она мне: «Не надо было рожать!» Ну я и не выдержала. Оставила и ушла. Вернулась, а ее нет. Чуть душа в пятки не ушла. Потом сказали, что ты забрал, в школу отвез… Спасибо… – Она сдержанно улыбнулась.

– Угу…– вздохнул Нуреев. – Мама как?

– Нормально… – Пожала плечами Хузина, облизнувшись. – На лекарства деньги нужны, но это не страшно…

– Найдем деньги, – кивнул парень, почесав нос. – Что-нибудь придумаем. Это… Я рапорт написал. Все. Об увольнении. Сложно мне… Не осталось в милиции честных людей, почти… Не осталось.

– Ну и слава богу! – Погладила его по руке Хузина. – Найдешь себе нормальную, спокойную работу, а не это, уф… – Поморщилась девушка.

– Угу, – опустил глаза парень. – Да, таксовать пойду на крайний случай. А что, машина есть…

– Ага, дотаксовался вон один! Ты что? Не вздумай даже! – Сжала его руку Хузина и посмотрела в глаза. – Тебя мне потерять не хватало! Пойми ты, нам тридцать лет, понимаешь?! Всего тридцать! Да вся жизнь впереди! Не надо так рисковать! Ты мне ничего не должен, и я у тебя ничего не прошу. Не надо убиваться ради меня и рисковать жизнью! Мы что-нибудь придумаем, мы же… чертовски молоды, Нуреев! Мы живем одну жизнь! Одну-единственную. Нужно пить ее до дна.

Да, сейчас тяжелые времена. Темные. Но внутри свет горит. Внутри тебя, внутри меня. И с этим светом можно жить в любое время. А можно так вляпаться, что уже не отмоешься, не выберешься. Сейчас для этого все возможности есть. Не надо так, Нуреев! Надо искать выход. Возможности. Они же рядом, Нуреев! Пускай нет денег! Да разве в них сок жизни? Нет, ну в них тоже, конечно, – рассмеялась девушка, облизнувшись. – В людях счастье, Нуреев! В человеческом отношении. У нас двор вон какой дружный! Как мне помогают с ребенком! А ведь всем тяжело… Поэтому… – вздохнула Хузина. – Любые тяжелые времена проходят. Главное, вместе держаться. А там… – кокетливо улыбнулась она. – Может быть, я замуж за тебя выйду. Смотря как звать будешь! Хо-хо-хо! И будешь ты на нашей даче картошку копать. И денег не надо. И жить там же можно, в вагончике. Правда, только летом. Ну, не страшно. Что-нибудь придумаем…

Нуреев грустно улыбнулся и поднял на нее глаза. Да, он любил ее. Любил всю свою короткую жизнь. С первой встречи, еще тогда, в деревне. Любил этот красивый, глубокий, властный голос. Любил огонь в ее выразительных карих глазах. Нетерпеливый взгляд, нетерпеливое выражение лица. Слегка нахмуренные брови, нагловатую, дерзкую, но заразительную улыбку. Привычку сидеть, сутулясь, приподняв плечи. Привычку постоянно облизывать губы, поправлять русые волосы. Пожимание, подергивание острых плеч. Любил слушать ее рассуждения. Любил жажду жизни. Напористость. Своенравность. Любил в ней все.

Да, так вышло, что один из парней был решительнее. Им оказался его лучший друг, Галеев. Конечно, отбивать невесту Нуреев не стал, и Хузина вышла замуж. Однако денег на содержание семьи в милиции платили мало (если вообще платили), и Галеев занялся частным извозом. В одну ночь он уехал таксовать и пропал, а затем был найден мертвым где-то на окраине города, в своих же бежевых «Жигулях». Банальное ограбление. Убийц, конечно же, не нашли.

Нуреев вздохнул. Она перед ним – любовь всей его жизни. Теперь абсолютно свободная. Возможно, с чувствами к нему. Но разве… Так можно…? Это ведь был его друг… Год всего прошел, Нуреев! А ты сразу заришься на его жену! Что люди-то подумают? Так же нельзя! От одних мыслей стало страшно стыдно. С другой стороны, Галеев, друг всей его жизни, друг детства, явно доверил бы свою семью только ему, Нурееву. Но это же не повод вот так сразу кидаться на его жену! Точнее, вдову…

Или уже можно…? Делать какие-то шаги…

– Нуреев…

– Можно вопрос?

– Конечно, задавай.

– Тогда, на похоронах… Ты не выглядела особо печальной.

– Потому, что мне некогда страдать, Нуреев, у меня…

– Ты его любила?

– А ты почему меня замуж не позвал, а…? – Уперла руки в бока Хузина, облизнувшись. – Чего ждал-то?!

– Хватит облизывать губы! Как я буду их целовать, если они потрескаются?

– Н… Нуреев! – Покраснев, возмутилась Хузина и замахнулась, чтобы схватить его за ухо, но милиционер ловко перехватил руку. Оба застыли в полудвижении. Оба с любовью смотрели друг на друга. Нежно. Глаза в глаза. Оба почувствовали, как чаще стало биться сердце, и в животе появилось что-то вроде бабочек, что-то очень приятное. Она улыбнулась своей нагловатой улыбкой, он улыбнулся сдержанно, глазами.

– Целуйтесь уже! – Прыснула из-за угла Аделя.

– Ах ты! – Ожив, грохнула по столу Хузина. – Ну-ка, фышт отсюда! Я тебе дам сейчас! Быстро сумку собирать! Через десять минут выходим!

– Я пока машину заведу. – Поднялся Нуреев, но Хузина, резко вскочив и схватив его за руку, развернула к себе и чувственно поцеловала в губы, облегченно выдохнув. И долго-долго не отпускала. Справившись с чувствами, она крепко обняла парня, прижав к себе и положив голову на плечо.