– Динар! – Сжимая в руках толстую нотную тетрадь, вкрадчиво проговорила скрипачка. – Еще раз сунешься – я тебя убью. А знаешь, чем я тебя убью? Вот таким тоненьким смычком. Тоненьким-тоненьким.

– Прям убьешь? – Улыбнулся старшекурсник, разглядывая стоящую в одной футболке и коротких шортах девушку. Красивая… Волосы – черные, как смоль,густые, длинные, и глазища темные-темные, как омут. Утонула бы душа хулигана! Вся такая утонченная, музыкант… И откуда силы? Худая, аки крепыш бухенвальдский! Кости торчат…

– Прям убью. Я надеюсь ты меня понял. – Шагнула девушка к комнате.

– Кольчуга, может я жениться на тебе хочу! – Кинулся к двери молодой человек, но та уже захлопнулась перед его носом.

– Иди, отоспись и можешь больше сюда не ходить. – Протяжно проговорила Настя с той стороны двери. – Я – девочка нервная.

– Красивая зато.

– Это да, – довольно хмыкнула Кольчугина и закрыла дверь на замок. – До свидания.

***

Вернувшись в комнату, Кольчугина включила свет. Уже проснулись и занимались спортом две соседки – бывшие боксерши Таня Жуляева и Лера Филатова. Филатова, нордическая блондинка, отжималась, а Жуляева, немного несуразная коренастая брюнетка, выступала в качестве утяжелителя. Сидела у подруги на спине в позе турка и читала газету, смачно жуя яблоко. Жили они вместе достаточно давно и довольно дружно. Боксерши целыми днями работали на рынке, скрипачка вечно пропадала на репетициях. Готовили по очереди, за собой убирали. Парней не водили (по крайней мере, никто об этом не знал). Маленькую комнату украсили цветами. Идеальный союз!

– Хахаль приходил? – Хмыкнула Жуляева, когда Настя прошла в свою часть комнаты.

– Скажешь тоже! – Хмыкнула Кольчугина, набрасывая на себя светлую блузку. – Дурак он! А я умная. Скоро в Ленинград поеду, работать. Сдался мне этот! Провинциал!

– Скажите пожалуйста! – Рассмеялась Филатова. – Танька, ты чего там замолчала? Читай давай интересное чего-нибудь!

– О, смотри. Читаю, значит. «В Большом зале филармонии»… Кольчуга, это к тебе! «В Большом зале филармонии пройдут уроки любви». Оу! «Философ и актриса беретсянаучить женщину ласкать мужчину, а мужчину – удовлетворять женщину. Уроки будут сопровождаться демонстрацией любовных поз». Ни-хо-хо себе! – Филатова, идем в филармонию?

– А мы летим в салон «Интим»… – Сдавленно ответила та.

– Это обязательно.»Купили в магазине резиновую Зину». Кольчуга, пойдешь в филармонию?

– Ни в жизнь! – Брезгливо поморщилась Настя, наконец справившись с пуговицами блузки и натягивая черные брюки, прыгая на одной ноге. – Я – женщина нервная, кто-нибудь начнет щупать – могу и ударить. Так, кобылки! – Наконец, попала в штанину девушка. – Дверь никому не открывать, спичками не играться. Буду поздно, но это не точно. – Уже на ходу набрасывая на себя коричневое пальто и ныряя в высокие черные сапоги, сообщила Кольчугина. – Люблю вас, мои богатырки!

– Давай! – Махнула рукой Жуляева, когда дверь хлопнула, и спрыгнула на пол. – Так, Лерка, у нас двадцать минут. Пойдем на пары, потом на рынок. Надо появиться в универе, иначе нас выкинут.

– Надоело! – Поднимаясь, проговорила Филатова и подошла к окну. – Рынок этот достал! Ящики эти… Хозяева… Лучшим спортсменом была! А теперь что?

– А теперь – на пары. – Натягивая джинсы, равнодушно ответила Жуляева. – И не ныть мне! Вечером готовиться будем, скоро турнир. Выиграем – получим деньги на переезд. В столице всяко больше шансов в спорт вернуться. Его уважать надо, он нам жизнь дал. Сидели бы сейчас в детдоме, клей нюхали. Или уже не нюхали бы. Терпеть надо.

– Надоело… – Поморщилась Филатова. – Турнир-то хоть легальный?

– Почти.

– Чего…?

– А где ты сейчас легально на спорте заработать хочешь?! – Вскрикнула вспыльчивая Жуляева, взмахнув руками. – Башка твоя пустая! Я же говорю: заработаем – уедем! Там что, спортсмены против нас выходить будут? Так себе, отморозки.Ни знаний, ни дисциплины!

– Я в подпольных боях участвовать не буду, – твердо отрезала Филатова и взглянула на девушку, неожиданно появившуюся в дверях. – А вам… Да не может быть!

– Я иду, а у вас открыто, – сдержанно улыбнулась девушка, сняв с головы меховую шапку. Такая же меховая шуба. Дорогие сапоги и дорогие перчатки. Дорогая девушка, ничего не скажешь!

– Мать моя, Моисей в Египте!!! Альбина!!! – Заорала Жуляева и бросилась к ней на шею. – Ничего себе, родила мать на сеновале! Ты что здесь делаешь вообще?!

– Время неожиданных встреч. – Слабо улыбнулась Лера, облокотившись на подоконник. – Ты чего забыла в нашей дыре, Кустова?

– По тебе соскучилась. – Ответила Альбина. – Это долгий разговор, девчонки. Можем где-то встретиться, посидеть?

– Да, конечно! – Кинулась к столу Жуляева и, вырвав страницу из нотной тетради Насти (она, конечно, убьет!), написала адрес поломанным карандашом. – Вот сюда приходи часам к 8 вечера. Мы сейчас на пары, потом на рынок. А потом поболтаем.

– Чего-то покрепче брать? – Заговорщически склонилась к ней Кустова.

– И побольше! – Прыснула Таня. – Все, до вечера! Пойдем, Лерка!

– Я – вертолет, иду на взлет! Полетели.

***

Год 2010.

— Наверное, надо рассказать немного про всех по отдельности. — Улыбнулась, выдохнув Садыкова. Дождь так и не пошел, выглянуло солнце. — Вообще тогда было очень странное восприятие города. Конкретно у меня, у деревенского жителя. Вообще не понимала, зачем туда ехать? В деревне все есть, работа, дом, огород. Мама как-то ездила в столицу в с конце 80-х, ей не понравилось, вот я и думала — зачем? Но отец был тверд: «надо ущитса». Собрал мои вещи, отвез документы, одел, обул, денег дал, и в путь. Да и, если честно, в деревне после развала страны стало не так весело. Работы не было, народ потянулся в города. Но для нас деревня — это же святое! — Подняла глаза женщина на Андрея. — О чем думаете, Андрей?

— Интересно получается, — задумчиво ответил журналист. — Приезжает в 90-х в большой город девушка из деревни. На русском нормально не говорит, в столице никогда не была. Как вы сдружились с боксершами, со скрипачкой? И с Альбиной Кустовой, я так понимаю, тоже дружба началась? И вообще, мне кажется, я про нее слышал.

— Девушка из деревни, это да, это я, — улыбнулась с ностальгией Ляля. — Ходила в отцовских штанах и со своей деревенской физиономией обалдевшей. Брови-то щипать начала только, когда в столицу приехала. А город… Мрачный какой-то был. Люди все куда-то спешат, хмурые…

— Один не может не плюнуть в другого.

— Да-да, — закивала женщина. — Там еще дрянь какая-то в водопровод хлынула в конце 80-х, так эту воду до сих пор пить нельзя. Вот в такой город приехала. Гостиный двор в центре — в руинах, а возле торгового центра ботинки с тебя снимают. В общежитии — драки.

— Неужели не было ничего хорошего?

— Да было, конечно. Это же годы студенческие! Пока Альбина не приехала, мы этого не замечали. Не замечали, что вокруг происходит. Да у всех какая-то надежда же была. Как бы свободу дали, сказали: «Дадим столько власти, сколько сможете удержать». Ну, что-то вроде того. Не помню точно. Неважно. Но, Андрей, предприятия встали, промышленность остановилась, появились рынки. Физики, химики. Ученые — академики, учителя. Многие из них потеряли работу и пошли торговать… А как? На что еще жить? Уехать они не могли, ибо жили преимущественно честно и капитала не заработали. И таких примеров много. Те, кто говорит, что это было святое время, просто, видимо, не понимают, что говорят. Да, судьбы разные. И течение жизни было разное у всех. Но что может быть хорошего при общей нищете? При разгуле преступности? Ученый пошел торговать турецким ширпотребом. Это вот такое светлое будущее? И зачем мне нужен был такой капитализм, такая демократия? Да, мы не обращали внимания. Веселились, учились… Но потом это все равно коснулось всех. Вообще всех.