Персия же, как и в былые времена, по-прежнему продолжала считать Грузию своей вотчиной, это же касалось и территорий, населенных армянами.

Надо отдать должное капитану Малкольму, он лихо ввел Персию в русло английской политики, принудив шаха подчиняться английскому диктату, а заодно протащил хитрый план колонизации берегов Персидского залива.

И Англия, и Россия имели большие интересы в Персии, прежде всего, торгового характера, поскольку та являлась большим рынком сбыта, пополнявшим бюджеты великих держав. При этом если Англии были необходимы новые колонии и рынки сбыта, а также безопасность северных границ Индии, то Россию на тот момент интересовало дальнейшее укрепление в Закавказье.

Отныне во имя британских интересов шах Персии обязался воевать с Афганистаном. При этом мир между афганским и персидским шахами мог быть заключен лишь в случае отказа афганского правителя от планов вторжения в Индию.

Со своей стороны англичане, как обычно, обещали Персии военную помощь в случае всех ее вооруженных конфликтов, чем собственно подтолкнули шаха к обострению отношений с Россией.

Кроме этого, отныне англичане могли беспошлинно ввозить в Персию свое сукно и железные изделия.

Договором 1801 года, заключенным капитаном Малкольмом, англичане недвусмысленно толкали Персию к войне с Россией, так как шах рассчитывал на их поддержку.

29 ноября 1803 года корпус Цицианова пересек границу Гянджинского ханства. По прибытии 29 ноября в селение Шамхор наместник написал Джавад-хану очередное письмо, в котором потребовал во избежание кровопролития немедленной сдачи крепости, обещая «неограниченное милосердие».

Отвезти письмо вызвался временно состоявший при наместнике императора Александра флигель-адъютант Бенкендорф.

– Какие у вашего князя могут быть ко мне претензии, когда я вассал персидского шаха?! – с гневом отверг врученное письмо Джавад-хан.

– Их сиятельство считает, что Гянджа по праву принадлежит России, поскольку ранее она составляла часть Грузинского царства, ныне входящего в состав нашей империи, – ответил ему Бенкендорф. – Напомню вам, что в 1797 году город уже был занят нашими войсками. К тому же тифлисские купцы, ограбленные перед этим вашими подданными, так и не получили до сих пор обещанной компенсации.

– За столь дерзкие слова я лишу тебя головы! – топнул ногой хан.

– Воля ваша, – усмехнулся бравый флигель-адъютант. – Но предупреждаю, князь Цицианов непременно за меня отомстит, и месть его будет страшной. Вас постигнет несчастный жребий, выпавший не столь давно гордым турецким крепостям – Измаилу, Очакову и Анапе!

На это Джавад-хан лишь злобно сверкнул глазами, но сдержался.

– Ответ их сиятельство желает услышать завтра в полдень! – заявил Бенкендорф, уезжая.

На следующий день в Шамхор прискакал уже посланец гянджинского хана. В ответном письме Джавад-хан отрицал справедливость того, что Гянджа принадлежала Грузии при царице Тамаре, так как ничего об этом не слыхал, зато твердо знал, что его предок Аббас-Кули-хан владел Грузией. Джавад-хан писал: «Ты хвастаешься своими пушками, то и мои не хуже, если твои пушки длиною в один аршин, то мои в три и четыре аршина, а успех в сражении будет зависеть от Аллаха. Откуда известно, что ваши войска храбрее персидских? Вы только видели свои сражения, а войны с персиянами не видали… Если русские хотят воевать, то мы будем воевать…»

После такой переписки для Цицианова взятие крепости стало делом чести.

Дав отдых войскам, Цицианов выступил к самой крепости и на следующий день, не имея в руках плана Гянджи и ее окрестностей, вынужден был приступить к личному обозрению местности.

Крепость, окруженная садами, располагалась на равнине с одноименной рекой. В северо-восточной части крепости, за садами, в одной версте находилось предместье, а с востока, в ста саженях от крепости, каменные строения обширного караван-сарая с мечетью и площадью-майданом. При этом сады и предместья были окружены 5‑верстовой высокой каменной стеной. Справа от города, вне крепостной стены, располагался большой ханский сад. Сам город был окружен двойной оградой – земляным валом с палисадом длиной в 650 саженей и высотой в три сажени и каменной стеной с шестью башнями. В центре города, состоявшего из деревянных строений, находилась каменная цитадель с ханским дворцом внутри.

После проведенной рекогносцировки стало ясно, что легким штурм не будет. Вначале следовало штурмовать предместье и ханские сады и уже только потом заниматься самой крепостью.

Для штурма Цицианов сформировал две колонны. Первая – Кавказский гренадерский батальон подполковника Симоновича и егерский батальон подполковника Белавина с частью других войск, при двух пушках, под общим начальством Симоновича.

– Тебе атаковать в сторону Тифлисских ворот! – кратко поставил наместник задачу.

Вторая колонна состояла из двух батальонов 17‑го егерского полка полковника Карягина и майора Лисаневича, эскадрона драгун, с пятью орудиями и вспомогательными войсками. Эту колонну Цицианов решил вести в обход Тифлисской дороги через ханский сад лично.

Утром следующего дня Карягин и Лисаневич двинули свои батальоны со стороны ханского сада. Со шпагой в руке с егерями шел и сам Цицианов. Легкой прогулки не получилось. В садах егеря встретили самое отчаянное сопротивление и были вынуждены выдержать несколько контратак. Представляли серьезное препятствие и высокие глиняные заборы на каждом шагу, которые приходилось брать штурмом.

Разделившись на небольшие штурмовые группы, егеря пробивали бреши в глиняных стенах и в рукопашных схватках гнали врага в сторону крепости. Офицеры, беря пример со своего главнокомандующего, шли впереди штурмующих групп. Вот их имена: капитан Дьячков, штабс-капитан Парфенов, поручики Трунов и Чевкин, полковой адъютант Патрижицкий, квартирмейстер Суроков. Особенно отличился уже известный нам капитан Петр Котляревский, который, будучи впереди своей роты при занятии наружной ограды, был ранен пулей в ногу навылет, но не оставил строя, пока не был выведен из огня гвардейским поручиком Михаилом Воронцовым (впоследствии фельдмаршалом и главнокомандующим Кавказа). Несмотря на сильное сопротивление ханских войск, отряд Цицианова в течение двух часов все же очистил все сады предместья.

Что касается колонны Симоновича, то она встретила ожесточенное сопротивление при наступлении вдоль дороги к караван-сараю. Как бы то ни было, в течение двух часов русские войска заняли все предместья и сады, загнав противника в крепость, а сами утвердились вокруг нее, взяв в блокаду. При этом батальон Лисаневича с двумя орудиями расположился перед водяным рвом напротив Тифлисских ворот и башни Юхари-Кале, шефский батальон с тремя орудиями – правее башни Джафар-бек. Батальон подполковника Белавина, находившийся во время атаки в команде подполковника Симоновича, занял позицию напротив башни Шарам-бек, левее караван-сарая. В самом караван-сарае Цицианов учредил свой штаб.

Ближе к вечеру подсчитали потери. Оказалось, что противник потерял около трехсот человек, большая часть которых была переколота штыками во время рукопашной схватки с гренадерами Симоновича. Помимо этого, в плен сдались двести шамшадильских азербайджанцев и три сотни армян. Наши потери также были немалыми – 70 убитых и 30 раненых, среди которых два офицера – капитаны Котляревский и Дьячков.

В своем рапорте от 8 декабря 1803 года Цицианов писал: «Непобедимые войска, привыкшие презирать препоны на пути, ведущем к славе, очистили предместье, из садов составленное, с неописанною неустрашимостью». Цицианов свидетельствовал перед императором об «усердии, рвении, храбрости и твердом мужестве» всего отряда при занятии предместий из садов, особенно рекомендовал полковника Карягина, майора Лисаневича и раненого капитана Котляревского. «…Не могу также умолчать о храбрости и мужестве лейб-гвардии Преображенского полка поручика графа Воронцова и вашего императорского величества флигель-адъютанта Бенкендорфа, кои взяв позволение у меня быть при егерских батальонах, кидались во все опасности. Всеподданнейше рекомендовать осмеливаюсь всех офицеров, находящихся в егерских батальонах и драгунских эскадрон».