Не выдержав этого ужаса, персы повернули вспять и тогда в спину им грянул третий картечный залп, еще более опустошивший их ряды и внесший полное безумие в головы уцелевших. В очередной раз персидская конница после первой же атаки утратила свою боеспособность.

Впрочем, у Аббаса-Мирзы оставалась еще многочисленная пехота, которая вполне могла переломить ход сражения. Но, увидев разгром своей конницы, психологически надломился и сам Аббас-Мирза. Не желая больше дразнить судьбу, принц начал спешно отводить войска за Аракс, признав этим свое поражение.

Отступление персов, разумеется, не укрылось от внимания Цицианова. Но что он мог сделать? Преследовать противника было просто некому. Имеемых четыре тысячи едва хватало, чтобы держать фронт.

Однако бывшие при отряде казаки (всего-то несколько десятков!) все же на свой страх и риск бросились на толпу переправлявшихся через Аракс персов. Дерзость горстки атаковавших была столь велика, что они почти не встретили сопротивления. У переправы началась невообразимая паника, где каждый пытался спасти свою жизнь, не думая ни о чем другом. Результатом этой отчаянной атаки были четыре захваченных знамени и столько же орудий. Цицианов принимал поздравление с блестящей победой. Сам он не обольщался.

– Господа, перед нами еще неприступная Эривань и взять ее с нашими ничтожными силами, при отсутствии осадной артиллерии, будет весьма непросто! – говорил он поздравлявшим его офицерам. – А ведь именно Эривань есть главный ключ к успеху в нынешней кампании.

После этого наместник Кавказа приказал выставить вдоль Аракса цепь постов на случай возможной диверсии персов, а сам приступил к осаде крепости.

Даже беглого взгляда на Эривань было достаточно, чтобы понять – это крепкий орешек. Город имел двойные каменные стены с семнадцатью мощными башнями и 22 орудиями. Весьма серьезным был и гарнизон крепости – 7 тысяч ханских воинов и 6 тысяч ополченцев-мусульман. Таким образом, осажденные в три раза превосходили по численности осаждающих. К тому же совсем рядом за Араксом находилась, пусть разгромленная и деморализованная, но все еще многочисленная персидская армия, готовая в любой момент снова попытать удачу.

Поэтому Цицианов для начала, по своему обыкновению, начал с переговоров. Махмуд-хан тоже был не против обменяться посланиями, но, по своему обыкновению, хитрил и тянул время, а вдруг Аббас-Мирза еще вернется? В письмах Цицианову хан вроде бы соглашался стать вассалом русского императора, верно служить России, восстановить в правах патриарха Даниила и даже платить ежегодную дань в 80 тысяч рублей. Но открывать ворота и передать символические ключи от крепости не желал.

– Что в такой ситуации значат заверения коварного Махмуда? – говорил Цицианову генерал-майор Тучков. – Они ровным счетом не стоят и ломаной полушки, ибо с возвращением персов он сразу откажется от своих слов.

В ответ Цицианов лишь печально кивал головой. А что он мог еще на это возразить?

Утром следующего дня Цицианов двинул отряд к Эривани. Восходящее солнце обещало знойный и удушливый день. Войска шли бодро, весело и с музыкою, любуясь прекрасным видом окрестностей. Перед ними виднелись горы, с левой стороны – Эривань, стены и башни которой были усыпаны множеством народа, собравшегося посмотреть на русские полки, а справа – величественный Арарат, остроконечная глава которого, «как сединой покрытая вечным снегом», освещалась восходящим солнцем.

Замкнув кольцо осады, наши начали понемногу готовиться к штурму. К этому времени в лагерь прибыло несколько тысяч добровольцев-армян, желающих изгнать мусульман из святого для них города, что было весьма кстати.

Но пока шли приготовления к штурму, лазутчики сообщили, что персы наконец-то пришли в себя и их армия снова вот-вот перейдет Аракс. Причем на сей раз ее будет возглавлять уже не Аббас-Мирза, а сам шах Фетх-Али.

О скором подходе персов, к сожалению, узнал не только Цицианов. Проведал об этом и Махмуд-хан, а проведав, сразу приободрился и начал готовить вылазку из города с расчетом вместе с персами атаковать осаждающих. Идея была прекрасная, но вот с исполнением не получилось.

Едва над горами спустились сумерки, гарнизон Эривани начал скрытно выдвигаться наружу. Но наши не дремали, и выход за крепость большой массы защитников Эривани был обнаружен вовремя. Цицианов не стал ждать удара в спину, а, по своему обыкновению, сам атаковал. По его приказу три тысячи пехоты перешли вброд реку Зангу и дружным штыковым ударом загнали войско Махмуд-хана обратно в крепость. В какой-то момент появилась даже возможность на спинах врага ворваться в крепость. Но теснимые напирающей русской пехотой, воины Махмуд-хана все же успели захлопнуть за собой ворота. Но на этом боевые действия в ту памятную ночь не закончились.

Дело в том, что к этому времени Фетх-Али атаковал прикрывающий наш отряд земляной редут на берегу Занги, который защищало всего 56 саратовских мушкетеров штабс-капитана Цыренова. Однако горсть защитников редута не только отбила несколько атак трех тысяч сарбазов, но и сама трижды поднималась в штыковые атаки. Подвиг, «превосходящий всякое воображение», так охарактеризовали содеянное солдатами штабс-капитана Цыренова современники.

Ближе к утру персы перебросили к героическому редуту еще несколько тысяч пехотинцев. Саратовских мушкетеров надо было срочно спасать. Поэтому, быстро перестроив пехоту в каре, Цицианов сразу же повел их в атаку на персидскую армию, которая к этому времени уже начала скапливаться на близлежащих высотах. Не отвечая на стрельбу персов, под бой барабанов и с развернутыми знаменами наши скорым шагом подошли к их позициям, после чего сразу же кинулись на штурм. Началась кровавая рукопашная схватка. И вновь, несмотря на огромное численное преимущество персов, верх одержала организованность и профессионализм русских солдат и офицеров и конечно же их бесконечное мужество!

Через полчаса от начала атаки, работая штыками, наши буквально пронзили насквозь толпы мечущихся персов. После этого началась паника, и тысячи воинов шаха вновь предпочли славной смерти постыдное бегство.

«Большинство наших воинов погибло, уцелевших было мало, – писал персидский летописец. – Кызылбаши так штурмовали русских, что светлый мир стал темным – черная пыль, поднятая столбом, заслоняла свет солнца. Русские войска потеряли друг друга из виду… Но, как только воздух прояснился, русские увидели, что все они живы и здоровы, а кызылбаши увидели, что они разбиты. Растения от их крови стали кызылбашами, так как их головки окрасились алой кровью персов. После этого поводья воли выпали из их рук. Они больше не могли оказывать сопротивления. Охваченные страхом, они не смели приблизиться к врагу. Отступив, они расположились лагерем выше Эревана, в сильно укрепленном убежище Канакире».

Персидский поэт Салари не менее поэтично воспел эту битву:

Потеряв в ночном бою более полутора тысяч убитыми, в том числе и трех ханов, Фетх-Али бросил четыре знамени, семь пушек, десятки верблюдов и все награбленное в походе барахло, после чего бежал за речку Гарни-чай.

Наши потери в том бою составили 69 человек убитыми и 117 ранеными.

После этого началась рутинная осада Эривани. Спустя некоторое время Цицианов решил воспользоваться разобщением персидских сил и приказал генерал-майору Портнягину с отрядом в 900 человек пехоты и конницы сделать нападение на Гарни-чай, где находился лагерь принца Аббаса-Мирзы. Узнав о движении Портнягина, находившийся в Калаахире Баба-хан успел соединиться с сыном, и утром 24 июля Портнягин очутился лицом к лицу со всей 40‑тысячной персидской армией. Перестроившись в каре, он начал медленно, шаг за шагом, отходить, отбиваясь со всех сторон в течение 15 часов. При этом отступление велось в столь образцовом порядке, что ни одного трофея не осталось в руках персов, даже тела убитых были принесены в лагерь.