- Обойдемся без огня, мисс, - сказал он, когда она появилась с охапкой хвороста. - Оставьте эти ветки, они сгорят за пять минут, не отгонят даже гнус, но привлекут внимание каких-нибудь негодяев. Поверьте, я знаю, когда от огня польза, а когда ждать неприятности.

- Да вы трус!

- Ничуть. Я просто разумен и пока не знаю, где мы и на что похожа ночь под чужим небом. Сядьте, Эвис. Давайте расследование по факту внеземной диадемы начнем с взаимного согласия.

- Не означает ли это, что я должна соглашаться даже когда вы говорите абсурд? - Эвис сняла сандалии и вошла в ручей. Недолго побродив по гладким камням, она присела на парапет, ограждавший источник.

На небе появлялись звезды, все те же, земные через тысячи лет. Хронавт знала аттлийское небо наизусть и без труда вспоминала названия созвездий, пришедшие на ум людям в древности. Холодная чистая вода омывала ноги, усталость проходила, вместе с тем исчезало беспокоившее присутствие Цио. Поглядывая на Грачева, она подумала, что все же была несправедлива к нему. Его атака вопросами выглядела теперь не таким великим злом, и, конечно, была обоснованна. Любого другого, ввергнутого без соответствующей подготовки в такой оборот событий, верно бы, постиг крайний психоз. Нет, она могла только удивляться его способности сохранять самообладание, да еще настойчивым попыткам все осмыслить и оценить. Несомненно, он был сильный, уравновешенный человек с небольшим комплексом причуд.

Еще было трудно вообразить ожидавшее их впереди, но она всерьез задумалась, что содействие Грачева полезно, скорее, необходимо.

- Андрей, идите сюда, - позвала она. - Я почти ничего не успела рассказать о соарянах.

- Извините, мисс, я смертельно устал. Нынешний день для меня начался 27 часов назад. Прямо скажу, сумасшедший день. И начался он с вездесущих пришельцев. Сей факт может подтвердить сам Рон Гулид. Тогда, на борту сверкающей тарелочки, мне еще мерещились его друзья… Хватит на сегодня об этом. Как я понял, у нас нет дефицита времени; любуйтесь реликтовыми созвездиями. А мне, может, удастся провалиться в сон.

- Тогда, приятных сновидений. И не думайте обо мне плохо.

Сомкнув глаза, Грачев долго лежал, зарывшись в густой траве. Сон не приходил. Его разум, словно насыщенная углями печь, сохранял жар размышлений. Сначала он думал о переполохе в МСОСБ. Представлял взбешенного Филипса, перевернутый с ног на голову центр и всю шумиху вокруг оставленных "под ключ" записей. Он никак не мог убедить себя, что все это настолько далеко, настолько некасаемо его, что полезнее рассуждать о склоках при дворе фараона Хуфу. Потом он снова вспомнил о единственном хронопускателе - крохотной штучке, державшей, оказывается, судьбу одного из них, и, не сдержавшись, спросил:

- Скажите-ка, Эвис, а действительно все безнадежно? Никаким способом ваши коллеги не смогут нас достать?

Хронавт повторила прошлое пояснение, слушая ее, Андрей неожиданно уже сам пустился в отвлеченную философию о том, как нелепо устроен мир с его сопределенностью, путаной причинно-следственной цепью, существующей опять в той же сопределенности, почему-то скрученными векторами и непреодолимыми прерывистостями. Еще день назад целостный однозначный мир вдруг предстал дьявольским способом расколотым, разбросанным осколками - если можно так сказать, для простоты, - осколками функциональной голограммы, распылившейся на бесконечное число частиц. Каждая частица по-прежнему Вселенная, возможно, эволюционирующая по своим законам. Вселенная, путь в которую вероятен единожды, как единожды вероятна возможность вытянуть в лотерее билет, число коих бесконечно; билет можно взять и положить назад, но, уже не мечтая отыскать его в ворохе остальных. Впрочем, - вспомнил он, - его можно пометить; только непростая техника маркировки не была предусмотрена в багаже столкнувшихся с ним хронавтов.

Теперь-то Грачев понимал, какую незавидную роль довелось ему сыграть, преследуя в ночи Гулида. Конечно, его вел долг, и вряд ли бы он остановился - пусть Гулид тысячу раз пытался бы разжевать ему истину. Это была судьба, которая властнее и старше всех богов, старше самого Мира, лопнувшего мириадами зеркальных частиц.

Наверное, эта мысль удовлетворила его, и он тихо погрузился в сон.

Грачева разбудили далекие звуки: скрип колес или неровное пение. Часы показывали 4.45. Над западным отрогом бледно светила луна.

Он поднялся по ступеням к развалинам и пристально вглядывался в растворявшуюся темноту. Скоро стала различима процессия на дороге от Иоры: десятка три упряжек и много людей, бредущих разрозненной толпой. Грачев уже слышал отдельные голоса, бряцанье струн неладных кифар. Пока он не представлял, что это сулит, и поспешил разбудить хронавта.

- Просыпайтесь. - Он легко потряс ее. Едва открыв глаза, Эвис вскочила на ноги.

- Сюда направляется какой-то сброд. Думаю, нам не стоит встречаться с ними.

В сумерках было видно появление первой повозки, ведомой парой черных быков. Деревянная статуя в гирляндах увядших цветов жутко скрипела и шаталась, казалось, она опрокинется на следующей кочке. Идущая за ней толпа будто не замечала этого, голося куплеты, пританцовывая, вскрикивая: все они походили на буйных демонов, покушавшихся на зачавшийся день.

- Скорее, мисс, - Грачев потянул ее к темным кустам олеандра. - Что за веселье в такую рань? Они безумны от вина или травного пойла?

- Возвращаются с торжеств Тиомах, - определила хронавт, вслушиваясь в пение раскрашенных жриц и узнав известные атрибуты: чучела сов на шестах и изображения лошадей. - Они одурманены после ночных мистерий. Лучше не попадаться им на глаза.

Шествие спускалось по Иорской дороге. Звон металла и выкрики становились глуше, им отвечал лай собак, то рев разбуженного в ближнем селении скота. Когда исчезли за подлеском факела, и статуя богини растаяла в утренней мгле, Эвис решилась покинуть укрытие, но одна из отставших повозок неожиданно свернула к развалинам храма, и десятка три буйствующих паломников последовали за ней.

Грачеву теперь оставалось только выругаться да отползти в гущу зарослей.

Словно воинство неистовых ведьм, к чаше источника сбежали молодые жрицы. Завидев струящуюся по мраморным плитам воду, они завизжали от восторга. На их призыв с повозки стали стаскивать всякую утварь: тяжелые корзины, булькающие амфоры и завернутые в полотнища атрибуты Тиомах. Грачев с отвращением смотрел на суету людей в разодранных, пропитанных вином и кровью одеждах. Приютившая их на ночь поляна обречена была стать лоном безумной оргии.

Удары по струнам засевших среди порфировых глыб музыкантов стали чаще, и снова гимн подхватили голоса.

- Приди из земли! Скорее, дочь Великой! Ослепи светом возлюбленных Лун! Люби меня дико и ешь мое сердце! О, Тиомах!

От этого пения кровь вскипела в жилах даже тех, кто, изнуренный ночью, еле волочил ноги.

- Ешь сердце! Люби дико! - вторили начавшие танец вакханки. Движения обнаженных по пояс тел стали быстры и страстны. Несколько примкнувших к празднеству легионеров сначала устроились на ступенях у амфор, изрекая скабрезности, поили друг друга вином, потом веселье проняло и их. Побросав щиты и оружие, скинув кожаные безрукавки, они бросились к жрицам, громче прочих призывая дух разгульной богини.

Над поляной поплыл горький дым. Продолжая ритуальный танец, некоторые еще метались между вонзенных в землю шестов, вскидывая руки, будто хватая витавший в дыму призрак Тиомах. Мужчин сильнее дразнил хохот обнаженных жриц, пурпурная краска на вздрагивающих сосках и их разметавшиеся шелковым пленом волосы. Кто-то уже предался утехам любви или, повалившись в траву, хватал сухими губами воздух и забывался в грезах. Длиннобородый мемфиец долго таращился на дымящиеся в жаровне угли, потом вскочил и бросился к ручью. Не одолев полпути, он рухнул на колени перед статуэткой на обломке колонны и тут же подавился рвотой.

- О, горе! - возопила служительница Тиомах. - Грязный скот! Смотрите! Он осквернил ее! Горе нам! Накажем нечестивца! Бейте, бейте его! - Она замахнулась жезлом. На помощь подоспели подруги. Словно стая злобных фурий, они вцепились в его волосы и избивали его, брызгая кровью далеко на траву.