Далее по списку была неопределенного возраста уборщица – не старая, но и не молодая – малость тучная, круглолицая, носила очки с безободковой оправой прямоугольной формы и бежевыми заушниками. Своей неприметностью очкам удавалось придавать женщине солидность, не акцентируя внимания на ее близорукости. Уборщица не притягивала, однако и не вызывала отторжение – в общем, нейтральна по всем параметрам. Незыблемым правилом для нее, очевидно, было следить за посетителями и тотчас избавляться от любой грязи, которая могла воспрепятствовать царившему чувству чистоты вокруг. Она нарадоваться не могла, когда нет-нет да ненароком услышит комплимент в адрес свежести и белизны в кафе. Эта зацикленность на порядке была доведена до предела, в точности как у повара насчет его блюд. Невзирая на свою комплекцию, уборщица все делала настолько незаметно, насколько призраки витают вокруг нас средь бела дня.
«Незримо, как ниндзя, крадучись, выполнять свои обязанности – отличительная черта почти всех работников в этом заведении. Удивительно», – отметила Вера про себя.
«Почти» было ключевым словом. Охранник, вернувшийся на свой пост, выделялся среди своих коллег. По идее, он должен быть невидимкой – ничего лишнего и показного. Но здесь ему роль была отведена другая. То ли благодаря его харизме, то ли залипательной внешности: мужчина среднего возраста, метр семьдесят или восемьдесят, худой, нос греческий, лоб весь в морщинах. На внешней стороне ладоней было несколько старых шрамов. Охранник имел странную привычку – держать свои жилистые руки в замке перед собой. Это придавало ему важности. Брови густые. Взгляд оценивающий. Его уши по отношению к телу смотрелись непропорционально – маленькие и аккуратные. Он был гладко выбрит и коротко подстрижен. Одет был в старый костюм, который, впрочем, смотрелся как новый. Так обычно бывает, когда человек следит за своими вещами и бережно к ним относится. Впечатление охранник производил неоднозначное. Он явно был звездой-улыбашкой, которому нравилось приветствовать новых посетителей. Приятный. Но в то же время всегда держал ухо востро. Он умело выполнял свои функции – охранять и мониторить безопасность самого кафе, вместе с тем не пугая никого ненужным напускным суровым видом, так свойственным людям в его профессии. Своей аурой у него получалось заполнить все пространство вокруг своего рабочего места. Вот так охарактеризовала его Вера, стоя в стороне. Как только охранник ее заметил, то, ничего не сказав, занервничал. Он взял зачем-то карандаш в руки, выронил его, развернулся на 180 градусов и вернулся к елке, спрятавшись за ней.
– Что это сейчас было? – недоуменно вытаращила глаза Вера.
– Простите, можно пройти? – к ней обратился пожилой мужчина.
– Да, конечно. Не хотела мешать, – учтиво отодвинулась в сторону Вера.
– Кто сказал, что вы мешаете? Ни в коем случае. Что ж вы забились в уголок? Шумновато здесь немного, но местечко хорошее. Я сюда с женушкой пришел. Нравится нам здесь. Растормошила меня старого. Пойдем да пойдем. Отказать ей – себе дороже. На что вы смотрите так пристально?
– На камин, – выдавила из себя Вера первое, что пришло в голову. – Диву даюсь, настоящий, а не горит. Вон поленья тлеют… вроде… – Что она городит, Вера сама не понимала. По работе поддержать разговор – запросто. Поболтать ни о чем с незнакомым человеком – катастрофа.
– Тлеющие поленья имеют толк, когда печь будет прогрета. Если слишком сильно увлечься этим способом согреваться, то не стоит забывать о том, что сажа осядет на стенках дымохода и очень быстро забьет его, а сколько усилий надо будет приложить, чтобы очистить его. Использовать дрова нужно правильно. Загрузил мозг, небось? Вы поймете, о чем я. Попозже. Это несложно. – Вера скромно кивнула ему в ответ. – Ну, заходите-заходите. Не стесняйтесь. Смелее. Дерзче. Что ж все так галдят? Толпа шумная подобралась. Пойду-ка – покурить охота. – Галантно поклонившись, старик скрипучим движением руки нахлобучил зимнюю кепку с козырьком и в одном однотонном свитере из мохера вышел наружу.
В недрах кафе и правда было много народу. Стоял невообразимый гам, все задорно проводили время, громко обсуждали каждый свое. Оживленность завораживала. Вера явно изголодалась по звучанию живой человеческой речи. Ритмичность и оттенки не могли сравниться ни с одним фильмом или передачей по телевизору. Это было другое. Необходимое. Родное.
Вера прошла вперед. Все места были заняты, даже возле барной стойки. Никем не замеченная новая посетительница зашла чуть дальше вглубь кафе и оглянулась вокруг. Возникло такое неистовое желание побыть среди этих людей, что она глазами начала молить, чтобы хоть один столик освободился, и – о чудо! – прямо возле окна в самом углу напротив кухни парочка засобиралась на выход. Пока они надевали свои зимние куртки и шапки, мило беседуя, Вера поковыляла в их сторону. Однако неказистый и напыщенный паренек, который зашел после Веры, и видя, что она прихрамывает, решил ее обогнать , чтобы первым занять место. «Смелее», «Дерзче» – вспомнилось ей. Вера на адреналине оценила обстановку и прошмыгнула на одной здоровой ноге, попутно цепляясь руками за стены и столы, с другой стороны, где было больше народу, но где была небольшая лазейка, которую только она могла увидеть с того места, где находилась. Вдобавок именно в тот момент ему перекрыла путь уборщица, которой приспичило вытереть пол там, где наглецу надо было пройти. Вера сманеврировала и успела занять тот самый столик. Радость ее переполняла – не стушевалась, взяла себя в руки, не испугалась. Впрочем, и удача была не лишней в этом деле. Оглянувшись и попытавшись найти парня глазами, Вера поняла, что он затерялся где-то в толпе, а возможно, и вовсе ушел, потерпев крах. Задела ли она его эго? Все равно. Он был не прав – она пришла первая, и он это знал.
Вера забилась в дальнем уголочке, затаясь. Она боялась, что кто-нибудь ненароком захочет завести с ней разговор. Понаблюдать бы, а не участвовать. Для начала, по крайней мере. Напряжение, однако, быстро спало – для всех Вера была невидимкой. Раствориться в этом шумном месте было так же легко, как заварить чай у себя на кухне. Каждый посетитель был погружен в свой маленький мирок со всеми нужными для него атрибутами – у кого-то друзья, семья, а у других – компьютеры, телефоны, книги. При этом все выглядели самодостаточными кусочками пазла, составляющего одну большую вселенную. Вера хотела максимально отстраниться от своего привычного ада, куда ее без устали тянуло обратно. Там все знакомо и предсказуемо. Наркотик. Отравляющий, токсичный. Но, может, хватит. Вот она среди людей. В необычном месте, где витал дух животворящей энергетики, освежающей новизны в ее будничности. Ей хотелось временно стать частью мира этой публики.
Только сейчас Вера осознала все отчаяние, копившееся внутри годами. Мысли снова начали ее одолевать. Еще накануне она по привычке бежала на работу, думая только о предстоящих планах, со всеми вытекающими последствиями. Вся в себе. Среди как и десятки таких же, как она. Безликих. Вера неслась вперед, будто если шаг замедлится, то и жизнь остановиться. Суета. Суета. Суета. Ни секунды покоя. Найти время для себя? На себя? Зачем? Лишняя трата энергии, которую логичнее всего употребить в работе. Отчего же у Веры не получается добиться продвижения по карьерной лестнице, невзирая на усердие, талант. Ей понукают. Она позволяет. Когда успела превратиться в тряпку? Когда ее сломали?
Весь этот привычный ад ей в кои-то веки осточертел. Возникла жгучая потребность поменять скорость, вектор, ритм своего бега. Кто ж мог подумать, что это произойдет именно так? Вселенная издевается. Точно. Глумится над ней. Почему бы не помочь ей безболезненно, легко? Зачем полоскать ее во всех этих баталиях? О чем это она? Она больше не сражается – сдалась. Давно. Вот и заслужила. Воспоминание о падении увлекло ее в пучину анализа своей судьбы, своих решений. Вот она ждет в травмпункте среди таких же бедолаг. Единственное различие между ними и ей было то, что у нее не было сопровождающего. Того, кто будет держать за руку, поддержит, рассмешит, лишь бы не было так больно. Никого. Дождавшись своей очереди, Вера, опираясь на стеночку, тихо вошла в кабинет и села на кушетку. Ей сообщили о том, что боль в стопе – всего лишь из-за растяжения. Наверное. Слово «наверное» было произнесено с такой сухостью, что ее аж передернуло. Главное, что нет перелома, а там само заживет. Ведь так было сказано. Ноге нужен покой. «Покой» – такое страшное слово. Суматоха, постоянное движение – вот что долгое время двигало Верой. Она и не помнила другой жизни. Может, просто не хотела. А тут – покой. Домой она поехала на метро. Такси взять не смогла. По какой причине, она не могла вспомнить, да это и неважно. Зато она помнила, как с трудом сдержала слезы – о боже! Как давно она не плакала! – из-за пустяка. Увидев, что она хромает, сразу двое пассажиров уступили ей место. Казалось, что тут такого. А ее этот поступок тронул до глубины души.
