Встряхнув головой, как бы избавляясь от ненужных, но таких навязчивых мыслей, Вера продолжила свой путь по практически безлюдной блеклой улице. Глаза слезились от прищура, который будто острым ножом вырезал черточки в уголках ее глаз и превращал их в морщинки. Пришлось потереть глаза, чтобы избавиться от мутной пелены. Не сработало. На руке и одновременно в кармане пуховика почувствовалась вибрация – пришло очередное сообщение от коллеги. Того самого, кому она буквально недавно писала. Почему-то в голове возникла картинка той самой елочки в окне. Когда в последний раз она наряжала елку? Давно не покупала. А что бы она сделала, будь елка у нее, – украсила бы сейчас или перед Новым годом? Сообщение продолжало настойчиво вибрировать в кармане. Что-то ей подсказывало взять и проигнорировать – на сегодня хватит. Не отвечать – грубо. Вдруг что-то важное. Вдруг что-то срочное… Вдруг…

Вдруг небо оказалось прямо перед ее широко распахнутыми глазами. Все произошло настолько неожиданно и молниеносно, что она пролежала на земле еще с минуту, пытаясь сообразить, что же только что случилось. Уличные фонари подсвечивали темное небо. Виднелось даже несколько тусклых звезд на большом расстоянии друг от друга. Или это пролетали самолеты. Упала. И даже не поняла с чего бы это. Гололед? Невнимательность? Скользкие ботинки? Провидение? Все сразу? Да нет. Просто ее дурость. Вот так – идешь, и за секунду твой мир переворачивается с ног на голову, в прямом и переносном смысле, без предупреждений, думала Вера, лежа на полумокром, полузамерзшем асфальте. Теперь-то что? Лежать и ждать помощи? Глупо это все. Аккуратненько привстать и оглянуться? Да, пожалуй, так она и сделает. Немного очухавшись, она облокотилась на руки и посмотрела сначала направо, потом налево: на противоположной стороне редкие прохожие шли себе и шли, а спереди и сзади нее люди были далеко, да и вряд ли бы кто помог, даже если бы и были близко.

– Что ж. Бывает. Сама, все сама, – с горькой улыбкой попыталась подбодрить себя Вера. Насилу встав, она почувствовала резкую боль – ее стопа начала опухать, и перед ее глазами пронесся мини-фильм о том, как она падала – спиной назад, одна нога прямой поднялась в воздух наверх, а другая согнулась в колене, и носок этой стопы в ее любимых угги подогнулся и уехал в таком положении назад. Вспомнив все это, Вера передернула плечами и закатила глаза, стыдливо сморщив лоб и прикрыв лицо ладонью: «Могу поспорить, что смотрелось это со стороны красиво и эффектно. Балерина мелкого пошива. Ох. Стоило мне только на секунду притормозить. Посмотреть под ноги. Не отвлекаться. Изменило бы это ситуацию? Нет, конечно, все равно, дура, упала бы где-нибудь еще. Ладно хоть грациозно выглядело. Не зря сходила в свое время целый один раз на танцы… Дура. Грация и я не могут быть в одном предложении». Однако в мгновенье ока ее чувство юмора сменилось досадой – наступить на травмированную ногу стало проблематично, боль в области плюснефаланговых суставов только нарастала. Вера осознала всю серьезность своей травмы.

«Что ж, вселенная меня весь день предупреждала, а потом устала и плюнула на меня». – Вера поковыляла вперед, все еще надеясь, что боль пройдет сама собой. Сделав несколько шагов, она расплакалась, но не от боли, а от обиды. На саму себя. Утешить ее было некому, и она посмотрела в небо, молясь о том, чтобы Бог ей дал силы и мудрости со всем справиться, раз дает такие испытания.

Два дня понадобилось, чтобы очухаться от произошедшего. Давно не было в ее жизни такого, чтобы она безвылазно сидела дома. А тут целых ДВА дня. Мир, конечно, не рухнул и не превратился в труху, но рисовался более пасмурным и туманным. В прямом и переносном смысле. С утра миллиарды мельчайших частиц воды кристаллизовались и нависли над городом. Это несметное количество прозрачных ледяных крупинок сотворило белую густую пелену – зимнюю дымку, превращающую окрестности в своеобразную цитадель, где можно скрыться, спрятаться и навсегда затеряться. Днем воздух опять прогрелся до ноля градусов. Природу колбасило не по-детски. Непостоянство начало надоедать до чертиков. Темно-серые облака захватили все небо, щедро одаривая все вокруг мокрыми снежинками. Приближаясь к земле, они быстро таяли, в результате чего людям приходилось обходить месиво, когда-то бывшее полноценным сугробом, через тропинки, проложенные такими же, как они, бедолагами, спасающимися от ненастья. Дорожки эти никак не облегчали их путь – там была смесь небольших ям, наполненных водой, и проталина, наступая на которую, понимаешь, что в действительности это та же самая грязюка, замаскированная под траву, покрытую зернистой изморозью. И те, кто опрометчиво надел кроссовки, и те, кто в сапогах и ботинках, чертыхались и матерились от бессилия и злобы. Народ хлюпал по грязной жиже, утопая в рыхлой почве. Ветер сбивал всех с ног. Понемногу он ослабил свою хватку к середине дня. Падающий снег хлопьями казался вечным. От всего стало тошно и душно. Выходить на улицу не хотелось совсем. Оставаться дома Вера тоже не горела желанием. Ей было там все чуждо. Все предметы такие неприветливые, и даже телевизор не спасал от панической дрожи от мысли о том, что вот так ей придется просидеть в замкнутом пространстве минимум месяц. Она то лежала на кровати с травмированной ногой, аккуратно размещенной на двух подушках, то перескакивала на здоровой до кресла и ставила перед собой пуфик с валиком и размещала ногу на нем. Тем же способом добиралась она и до кухни, чтобы достать мазь для стопы. И так по кругу. Попытки отвлечь свой разум не увенчались успехом. Телефон вероломно молчал так громко, что аж резало слух. На ее сообщения никто с работы не отвечал. Мгновенье, и ее будто стерли со всех радаров. Проект, с которым она обещала помочь, так и не вырисовывался – наверное, обиделись на нее, что не справилась. Ощущение пустоты в груди и в пространстве съедало заживо. Наблюдая за тем, как прохожие перелезают через болото грязи, Вера почувствовала, как сама начала в нем тонуть. Только в отличие от них – полностью, с головой. С каждой проходящей минутой она всеми фибрами души понимала, что сходит с ума от тяжести четырех стен. Творить не было желания. Руки отказывались ей подчиняться. Мозг протестовал из-за затянувшегося бездействия. Время безжалостно растягивалось с каждым выдохом, а на вдохе ребра сжимались, мешая дышать. Хотелось глотнуть свежего воздуха, естественно, насколько это было возможно в таком крупном мегаполисе. Шаг за шагом Вера скатывалась в депрессивное состояние. Наконец она поняла, что бесполезно врубать фильмы на полную громкость, просматривать старые сообщения и проверять телефон на пропущенные звонки. Все разом позабыли о ней, да и пусть – не привыкать. Заставлять себя усидеть на одном месте было психологической пыткой, поэтому пришлось принять, по ее мнению, единственно правильное решение – перебинтовать опухшую стопу, натянуть хоть какие-нибудь ботинки – угги нашли свое пристанище в дальнем углу в шкафу в прихожей – как месть за содеянное.

Сейчас вызвать бы жажду к жизни, пробудить чувство самосохранения. Вера же падала в бездну презрения к себе, как уже когда-то было в самое трудное время для нее. Во благо собственного душевного спокойствия надо было срочно вырваться из вынужденного затворничества, спасти себя из лап приближающегося сумасшествия – здесь, сейчас. Найти выход. Открыть дверь. Вздохнуть полной грудью. Дышать, дышать, дышать.

Как ни странно, но серость угнетала Веру с меньшей силой снаружи, чем внутри здания. По-видимому, свою роль сыграл тот факт, что осень отступила и температура опять опустилась достаточно низко, давая зиме выиграть очередную битву за право главенствовать. Угрюмость смягчилась, и новые, более жизнерадостные краски ворвались в полотно городской жизни. Природа активизировала свою деятельность. Под свист метели деревья дрожали и пытались скинуть с себя белые шапки, похожие на маленьких барашков. Лужи исчезли так же быстро, как и появились. Выросли новые сугробы, а снег припорошил образовавшийся лед. С полным погружением в себя Вера медленно двинулась по привычной ей дороге. Осторожно. Неторопливо. Забытая всеми. Забытая Богом. Чем она прогневила судьбу?