– Ты сегодня не в духе, но ничего. – Этими словами ее коллега вывела Веру из коматозного состояния. – Я знаю средство отменное. Мне нужно меню, – получив его, она побагровела от негодования. – Пардоньте, молодой человек. У вас в меню отсутствует мой любимый десерт, а он есть во всех уважающих себя премиальных ресторанах. Вы что, не премиальны?

– Боюсь, я ничем не могу помочь – я не отвечаю за меню, – извиняющимся тоном пролепетал официант.

– То есть нам довольствоваться тем, что здесь?

– Позвольте, я уточню у менеджера.

Официант потерялся среди других сотрудников в поисках менеджера, а коллега Веры бросила ему вслед еле слышно: «Сказочный идиот», ища в лице Веры поддержки, но та смотрела в окно в прострации. Минут через пять он вынырнул из-за угла и, судя по его выражению лица, с опаской приблизился обратно к двум женщинам.

– Боюсь, ничего нельзя поделать. Мы можем вам предложить только то, что в меню. Вы вольны обратиться с пожеланиями или жалобами к нашему менеджеру, который готов подойти по первому вашему требованию.

– Я – человек не конфликтный. Верочка, подтверди, пожалуйста. Ладно, вы свободны. – Наигранно мило похлопала своими накладными ресницами та, ерзая непрестанно в кресле. – Нет, ну а почему здесь такие сиденья неудобные? Перебор. Чаевые вы точно не получите сегодня.

– А плевок в еду получим мы, – угрюмо констатировала Вера после ухода огорченного официанта. Раньше данная ситуация расстроила бы ее, а сейчас она вызвала только небольшое сожаление, которое перекрывало ненавистное ей равнодушие, прилипшее к ней как жвачка к волосам – избавиться от нее есть возможность, но с последствиями – придется вырвать целый клок, после чего придется менять всю прическу.

– Угораешь? Не посмеют. Тут везде камеры должны быть. Оставь салфетку в покое. На что она тебе сдалась? Ищешь идеи для нового проекта. Вы, творческие люди, чокнутые. Нам, кстати, поступила заявка на вывеску от какого-то кафе. Название неоднозначное… Да положи ты эту салфетку. Разбросала всю эту гадость по столу…Ох, мне это напомнило о том, что учудила моя дочь на днях. Готова? – Вера только пожала безразлично плечами, а ее коллега восприняла сей жест как стремление узнать все детали истории. – Пришли мы в ресторан, сделали заказ, нам принесли хлеб, пока мы ждали. Она разламывает ломтик, и крошки падают на стол.

– И? – Вера притворно округлила глаза.

– И дочурка моя берет салфетку и начинает убирать эти крошки. Безобразие. Логично, что я ее одернула, это не ее работа. Официанты получают за это деньги, пусть и убирают. Это то же самое, если бы мне забыли принести вилку чистую и я бы встала сама и взяла ее с другого стола. Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Вот и работники пока не услышат жалобу в свой адрес – не почешутся.

Коллега все вещала и вещала, и не было видно этому ни конца ни края. Вера, глядя в окно на молочные облака, укутавшие все небо, и с трудом пробивающиеся лучи солнца, неторопливо уступавшего место ночному светилу, думала о том, что раньше она при виде чего угодно творила, а сейчас только и думает, насколько ее жизнь серая. Между тем без больших потрясений – тут же поспорила сама с собой Вера. Все окружающее вторило ее настроению, которое было стабильно неизменным – сама Вера характеризовала его как ровное.

Спустя некоторое время перенасыщение неумолкавшей коллегой дало о себе знать. Наступил конец даже Вериному терпению. Она предприняла попытку нажать на триггерную точку своей коллеги, чтобы та сама захотела сбежать под любым предлогом.

– Слушай, у меня возник вопрос. Не хочу докучать, но я знаю, что ты сведуща в нем и точно знаешь, как подсобить.

– Верочка, я всегда в твоем распоряжении. – Нервно поправила воротник на своей шелковой блузке коллега.

– Хоть ты и не графический дизайнер и в моей работе ничего не смыслишь, – на последней фразе Вера натянула фальшиво милую улыбку на лицо, – но наверняка сумеешь помочь с одним проектиком. Дело преимущественно касается бюрократии, поэтому смею заметить, что занять это может несколько дней, а то и недели…

– Не переживай за это! Ой, смотри на время – мне пора. Я же думаю, это не срочно. Но я обязательно помогу. Напиши на почту. – Она резко встала и, ничего более не сказав, оделась и ушла.

– Миленько. – Левой рукой Вера нервно мяла клочок последней салфетки на столе, но лицо не выражало никаких эмоций. – Что дальше?

Сзади послышались шаги. Вера обернулась – группа из четырех человек к тому моменту выходила из дверей ресторана, и Вера не сумела разглядеть их лица. Замыкающие эту группу двое мужчин вели оживленный диалог. Вера услышала небольшой обрывок.

– У меня идей навалом.

– Валяй, – подбодрил высокий мужчина другого, который был ниже ростом и явно моложе.

– Делай то, что приблизит тебя к счастью.

– Неплохо. Надо запомнить, – похлопал высокий мужчина того, кто пониже, по спине.

За ними захлопнулась дверь.

– Было бы все так легко, мир не был бы так жесток, – произнесла Вера в задумчивости и принялась неспешно одеваться. Домой ей не хотелось. «А какие у меня занавески? Нравятся ли они прохожим? – Вдруг подумалось ей. – А потолок… Нравится ли он мне?» Надевая на руки свои потертые перчатки с дырочкой на левой ладони возле мизинца, она все отгоняла от себя мысли о том, что день закончился, а новый не начался. Между ними длинная ночь. Уныние от осознания того, что надо вернуться туда, где никто не ждет. Заснуть сразу вряд ли получится. Хотя если, как обычно, включить фоном любой фильм, то… В общем, к черту эти занавески и потолок. Кому какое дело!

Выйдя вслед за своей коллегой, Вера вспомнила, что забыла что-то важное в своем офисе. Со счастливым придыханием развернулась и двинулась на остановку, села в битком набитый автобус, на сей раз моля, чтобы он замедлился, добралась до нужной улицы, по привычке вбежала в небольшое здание, в котором работала, забрала макеты, выключила свет и…села на свое кресло. Вставать так не хотелось. Работа давно поглотила ее с головой, и она была не против такой участи.

Спустя минут двадцать пришлось ретироваться из здания, так как оно закрывалось и внутри никому не полагалось быть, кроме ворчливой и неприветливой охраны, не шедшей ни одному сотруднику на уступки – не положено, значит, не положено, чего непонятно-то?

Вера вышла на улицу и остановилась. К этому времени опустились синие сумерки. Ночь явно обещала быть ледяной и бесконечной. Снег хрустел под ногами. Мороз пощипывал щеки. Сильный ветер то поднимался, то стихал. Вера принялась выпускать пар изо рта, наблюдая за тем, как он рождался белым и невинным, расцветал и расширялся по форме, обволакивая ее подбородок приятной теплотой, а затем, на секунду застыв, тускнея, вяло растворялся в воздухе в небытии. Забавлялась этим она сравнительно недолго. Пора было возвращаться домой, или, как она называла это место, «захолустье». Телефон жужжал в кармане, и Вера взяла его в руки, чтобы наговорить что-то своему коллеге, из-за сообщений которого этот самый телефон и разрывало уже с полчаса. Он умолял доделать эскиз до ночи, иначе ему достанется от босса. Он отвечал за этот проект, а скидывал всю ответственность на Веру. Она и не сопротивлялась. Сразу кивнула сама себе, а коллеге написала, что посодействует. В глубине души таилась благодарность за то, что дали шанс поработать дома. Появился стимул идти в свое «захолустье». Она ускорила шаг. Тусклый свет, который кое-как освещал фасады домов в той округе, давил на нее, что заставило ее идти шустрее. Движение – это жизнь, разве не так говорят? Вдобавок мороз усиливался, и перспектива замерзнуть на улице вовсе не устраивала, отчего Вера перешла чуть ли не на бег. Все происходило по инерции. На автопилоте. Она – Карлсон с моторчиком.

Лежавший повсюду снег манил своей невинностью. Небо разразилось мелкой холодной моросью, бьющей беспощадно по лицу. Вера все шла быстрым шагом, не оглядываясь, будто боясь увидеть что-то, что могло ее ранить, обидеть, испортить настроение, которое было… никаким. «Так нелепо это все, – подумала она, – у меня нет ни озлобления, ни ярости против превратностей судьбы. Есть лишь усталость. Так много усталости…»