– Ты ведь эмгэушник? А я на Восточном учился в Ленинграде, – болтал Анатолий, лихо крутя баранку (он явно поднаторел в деле вождения в стиле безумной монашки из фильма «Жандарм из Сен-Тропе» (благо место располагало), отчего у Андрея сложилось впечатление, что здесь все так водят). – Сработаемся. С амбициями у меня всё в порядке. Да и негоже ленинградцам лезть поперёк москвичей. Это ж немыслимо, чтоб ленинградцы всё под себя подмяли, – сказал Анатолий и хитро улыбнулся, как будто что-то знает.

Андрей же вдыхал новый воздух, вдруг истово запахший свежей выпечкой и, жареным на вертеле, мясом-дёнером. Заметив сосредоточение Андрея на запахах (у него быстро задвигались ноздри как у зюскиндовского парфюмера), сидевший перпендикулярно полотну дороги Толя сказал:

– Сейчас заскочим к тебе, покажу твоё жилище, потом быстренько в редакцию, после этого поужинаем. У меня есть любимое местечко, тебе, должно быть, понравится.

Андрей довольно кивнул.

Табак с Толей остановились у подъезда дома, возле него полыхала красным жаром мелких плодов рябина. Андрей вынул из багажника свой чемодан и понёс его на руках. Они с коллегой поднялись по узкой винтовой лестнице на третий этаж.

– Смотри, если местным понадобится говорить, на каком этаже живёшь, говори – на втором.

– Почему? Это какой-то конспирологический приём?

– Нет, – улыбнулся Анатолий. – Им так понятнее. Они наш первый этаж называют земляным, покуда он стоит на земле, и отсчёт уже ведут после него.

Анатолий вынул ключи с брелоком в виде кошачьего глаза, повернул в замке два раза, и они попали в тёмный коридор, куда еле проходил свет из кухни и комнаты, окна которых закрывали раскидистые кроны деревьев.

– Добро пожаловать в твою берлогу. Успеешь здесь осмотреться, – Анатолий прошёл, не разуваясь, на кухню, открыл там окно, и в квартиру ввалилась ветка. – Это слива, в начале лета можешь рвать, не выходя из дома, – только руку протяни. Давай, оставляй свой многострадальный чемодан. Если какие-то бытовые вопросы возникнут, решим. Ничего особенного здесь нет. Чуть не забыл: в доме работает Шабан-бей, он выносит мусор, достаточно только поставить его у двери. Ещё он покупает газеты, хлеб и молоко по просьбам жителей.

– Шик! – отозвался Андрей.

– По соседям, значит, пройдёмся. Наверху живёт пара университетских профессоров. Внизу учителя. Публика хорошая.

Андрей прошёлся по квартире. Он осмотрел дальнюю комнату. Там стояла большая двуспальная кровать и массивный деревянный стол, покрытый слоем пыли. Над столом на полке впритирку друг к дружке стояли книжки. Им явно не хватало места. Видимо, поэтому книжки толпились стайками и на полу – в одном из углов они стояли даже в несколько этажей. У Андрея побаливала голова, наверное, от количества впечатлений, большую часть из которых он ещё не перенёс в блокнот.

– Надеюсь, в квартире можно курить? – поинтересовался Андрей, выходя из спальни и следуя на кухню.

– Да кури. Хозяин лояльный, ничего от нас не требует, кроме месячный платы. Он живёт в Германии. Иногда приходит его сестра, художница, она вообще не от мира сего, цель её визита никогда не бывает до конца понятной.

Кухня была большая. Её окна тоже заслоняли деревья. Большие деревянные шкафы, покрытые лаком, вмещали в себя разношёрстную посуду. Газовая плита лежала на столешнице. Андрей даже заглянул под неё в поисках духового шкафа. Но там были лишь выдвижные ящики шкафа. Просто четыре конфорки в железном низком каркасе лежали на мраморной поверхности столешницы. Открыл холодильник. Из него выпала упаковка мыла. Должно быть, она лежала в пакете с покупками, который был наскоро заткнут в холодильник.

Андрей закрыл дверцу, взял мыло и отнёс его в ванную, совмещённую с туалетом. Положил его на небольшую стиральную машинку и обратил внимание на белые шарики в раковине. Взял один из них в руку.

– А это что? – спросил он Толю, подошедшего к двери.

– Ай, эта художница замучила, вечно нафталин подкладывает, сколько раз ей говорили, не надо, а она всё равно…

– Зачем?

– Для благоухания, – иронично ответил Анатолий. В этот момент Андрей ощутил резкий запах нафталина, абсолютно не заметный в других обстоятельствах. Он усилил накатывавшую головную боль.

– А, ну если для благоухания, то пусть лежит, каши ведь не просит.

Завершив первое знакомство со своим новым жилищем, Андрей последовал с Анатолием в редакцию. Она находилась через квартал, пешком минутах в семи от дома. Пока они туда дошли, им встретилось два военных наряда, мерно прогуливавшихся по улицам с автоматами наперевес.

На вершине здания, в котором находилась редакция, красовался фонарь. Он бил ярким белым светом по приближавшимся путникам, как лампа следователя НКВД на допросе.

Андрей поднял голову и тут же зажмурился.

Корпункт располагался в доме 1950-х годов постройки. Андрей с Анатолием вошли. Поднялись на второй этаж.

– Вот наша ставка, – сказал Толя, пройдя вперёд, включил свет. Андрей последовал за ним.

Его взору открылся коридор, направо была маленькая кухонька, откуда на весь корпункт раздавался аромат кофе. Вторая дверь справа вела непосредственно в саму редакцию, где замер в воздухе сизый сигаретный дым. Слева ещё одна дверь.

– А здесь у нас что? – Андрей открыл дверь и увидел абсолютно пустую комнату с окном, выходящим в глухую стену.

– Да ничего. Так. Келья.

– Чего?

– Келья, в которой живут монахи.

– Что ты такое говоришь?

– Да как ещё назвать такую бестолковую комнату?! Когда находишься в ней, и дверь закрыта, кажется, будто ты замурован в замке каком-то средневековом или отрешился совсем ото всего.

Табак с Анатолием вошли в комнату, где непосредственно располагалась редакция. Там стояло два стола и несколько стульев, один из них в углу. Андрей на него уселся и тут же упал.

– Кыркларели![4] – нараспев воскликнул Табак, больно ударившись об пол.

– Что?

– Это я от нехороших слов пытаюсь так отучиться. Город ни при чём, а обсценной лексики не прозвучало. Какого чёрта здесь делает стул со сломанной ножкой?

– Да, сломался сто лет назад, выкинуть не могу, он стоит на балансе у нас, так вот в сторонку его и поставили.

– В сторонку… Нет бы в эту свою келью отнести. Там ему самое место, – сказал Андрей, вставая.

Входная дверь была не закрыта. На пороге появился франтоватый мужчина в твидовом костюме с блестящей лысиной и озорными глазами.

– Hi guys![5] Merhaba![6] – сказал человек.

– О, Дэрил, привет, selam, – ответил Анатолий. – Это Дэрил Джонсон, наш американский коллега.

Андрей и Дэрил пожали друг другу руку.

– Siz grevi nasıl yazıyorsunuz?[7] – спросил Дэрил.

– Daha bilmiyoruz. Belki de yazmayacağız[8], – ответил Анатолий.

– Kahve var mı?[9]

– Обижаешь. Elbett e[10], – сказал, выпрямившись идеально перпендикулярно полу, Толя и пошёл на кухню.

Андрей и Дэрил последовали за ним. Кухонька была маленькая, рассчитанная всего на одного человека, поэтому Андрей с Дэрилом остановились в коридоре. Из кавалькады кофейных турок Анатолий взял одну побольше и, ловко управляясь, заварил кофе как заправский кофевар из местного кафе. Андрей с Дэрилом переглянулись и улыбнулись. В ухватках Толи было что-то турецкое. То ли мимически он копировал турок, то ли сама окружающая обстановка за годы пребывания в стране несколько сроднила его с собой.

Троица выпила кофе из маленьких чашечек с синим и красным орнаментом. Андрей понимал, что кофе разбередит его головную боль, но отказать себе в удовольствии побыть в новой, предвещавшей любопытный опыт, атмосфере, пропитанной горьким кофейным ароматом, он не мог. Дэрил попрощался, упомянув, что в следующий раз увидятся в клубе.