Военные везде видели угрозу. Выпустить на выборы слишком много левых – опасно. Они тут же поменяют только принятую Конституцию. Две партии справа обеспечивали военным необходимое равновесие.

Всё находилось под жёстким контролем. Тело страны было словно привязано к кровати, чтобы в конвульсиях своей прежней болезни не навредить самой себе.

Озал и конкуренты из шести других партий ждали своей участи как абитуриенты результатов поступления в университет.

К началу политической выборной гонки оказались допущены только три игрока – правоцентристская «Партия Отечества» Озала, учреждённая военными «Националистическая демократическая партия» и левая «Народническая партия».

Политические лидеры принялись ездить по городам и весям, собирая митинги, агитируя за себя.

Это был какой-то городок на Восточном Черноморье. Автобус Озала выехал на базарную площадь. Он влез на крышу и в очередной раз принялся выступать со своей программой. Только народ не собирался его слушать и будто вовсе не интересовался и не обращал внимания на то, что происходит. Озал продолжал говорить, раз уж приехал. К автобусу подошла пожилая дебелая женщина и попросилась к спикеру. Озал дал знак, чтобы ей дали возможность забраться к нему. Она, с трудом переваливаясь, влезла, подошла к нему и обняла. Лицо невысокого Озала оказалось аккурат между грудей, каждая величиной с переспелую дыню. Вынырнув из тела рыхлой деревенской женщины, Озал расцеловал её в обе щеки. Она взяла у него из рук микрофон и над базарной площадью загремел её басовитый голос:

– Ula, karı kılıklı herifl er, niye adamı dinlemiysiniz? Jandarma dolaşmiş, adami dinlemeye giden herkesi falakaya yaturur demiş. Ben de dinliyrım. Hadi bakalum, beni de yaturun[30].

Услышав местное наречие, да с матерком, народ заулыбался, оживился, захлопал в ладоши. Так вокруг автобуса собралась толпа. Женщина вытерла выступившие на глазах слёзы и спустилась. Она спрыгнула с подножки, подобрав длинную юбку и заставив качнуться автобус на рессорах.

Озал, из города в город, вставал на специально приспособленную крышу автобуса, оборудованного колонками, говорил с людьми. Для военных стало настоящим сюрпризом, что его поддержка стала расти в геометрической прогрессии, оставляя позади конкурентов.

– Я принял решение, в соответствии с которым наш рынок открылся для иностранных денег. Я позволил улучшать свои товары и услуги в свободной конкуренции, – перечислял Озал свои достижения.

Он верил, что его вклад в развитие экономики велик. И пожалуй, не было человека, который мог бы его переубедить в этом.

Конкуренты и соседи по правому крылу нервно ёрзали в своих креслах, наблюдая за амбициями низкорослого экономиста, сменившего роговую оправу своих очков на более элегантную тонкую и давившего конкурентные силы своей харизмой. Его нужно было свалить. Лоббисты один за другим обивали пороги президентского кабинета.

В президентском кабинете не заставили себя долго ждать. С телеэкранов стране всё доходчиво объяснили:

– Если человек, находившийся на государственном посту после военного переворота, присваивает себе все позитивные решения, не беря во внимание работу других людей и ведомств, это несправедливо и самонадеянно. Собираясь на избирательные участки, крепко подумайте обо всём этом, – обратился по телевизору к нации со своей речью президент Турции Эврен.

Штаб Озала словно окатили холодной водой. На кого намекал глава государства, было настолько очевидным, что за два дня до выборов смело можно было сматывать удочки и расставаться со своими далеко идущими политическими планами.

– Мало ли что сказал президент, – меланхолично зевнул Озал, когда его стали спрашивать, что же теперь делать, что отвечать прессе. – С чего вы взяли, что этот пассаж был адресован именно нам?! Он ведь фамилий не называл… Не надо на себя ничего брать. Двигаемся дальше.

Андрею нравилось это заведение. Лобби гостиницы «Гранд Анкара» по четвергам превращалось в Клуб иностранных журналистов. Туда приходили представители прессы из разных уголков мира. Андрею льстило быть частью этого клуба избранных. Он чувствовал себя своим, хотя его, вышколенная в определённых рамках, ментальность порядком пошатнулась в блеске хрусталя и клубах дорогого табака. Будучи страной восточной, Турция обладала всеми качествами «загнивающего» запада. Эта «гнильца» чувствовалась и в клубе, помещение которого было освещено так, что хотелось зажмуриться от яркости. Дорогой интерьер считывался в каждой детали. На мраморных полах стояли изысканные, бирюзового стекла, вазы. Прихотливая рука дизайнера сочетала мрамор, хрусталь, тёмного цвета дерево. На окнах висели тяжёлые бархатные шторы цвета морской волны с золотистыми кисточками подвязок. Столики, покрытые кипенно-белыми скатертями с тонким узором цвета циан, ломились от угощений. Официанты, отточенными движениями, стелили сверху свежую скатерть, как только на неё проливался виски или что-либо ещё, но чаще именно виски. От атмосферы веяло хмелем и пьяной радостью, она обволакивала, хватала в свои объятья каждого, кто бы туда ни попадал. Даже трезвенники впадали в общее веселье и вели себя, словно были подшофе. Настолько заразителен был этот дух. Посещало состояние эйфории, что-то схожее с пребыванием в воздухе во время прыжков на батуте. Этот эффект поддерживали и официанты, еле заметно снующие между отдыхающими. Складывалось впечатление, что они не наступают на пол, а порхают над ним. Клетчатому с Бегемотом понравилась бы эта смесь воздушного, оживлённого, беззаботного и немного фантасмагоричного.

В клубе всегда было шумно, преувеличенно весело – исполнявшие свой профессиональный долг, находившиеся в длительных командировках вдали от родины. Журналисты выпускали пар и позволяли себе просто ни о чём не думать. Гомон стоял, словно дело происходило в Вавилоне. Коловращение языков и наречий, разнообразных вариаций на тему турецкого, было способно у любого вызвать в памяти притчу о разделении Господом языков. Андрей своим острым взглядом сразу подметил этот лингвистический сгусток. Живи он позже на каких-то лет тридцать, он сказал бы, что это сиквел к библейской притче. Но, как человеку родом из шестидесятых, ему были неведомы эти аллюзии, да и о какой Библии могла идти речь?!

Иногда клуб превращался в островок богемной жизни. Порой в клубе растягивали импровизированный экран и показывали фильм, застольная часть продолжалась после просмотра ленты. Захаживали актёры и режиссёры. Заканчивалось это действо далеко за полночь. В итоге пятница частенько была днём потерянным. Работать удавалось лишь в силу стойкости, продиктованной молодостью.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.