Хорошо хоть сама не поехала, иначе девочка потеряла бы их обеих.

Поначалу все было весьма неплохо, даже люди – веселые или раздраженные зноем и своими проблемами – не очень пугали. Да и не так уж их много было, разве что возле кинотеатра, где опять показывали что-то новое, крутилась молодежь. Марта Ивановна двигалась, словно крейсер: от книжного мимо фудкорта к магазину для творчества. Мия тащилась следом. По нервам, вечно оголенным, били чужие эмоции.

Миг, когда все изменилось, кажется, уловила она одна. Раз – и к обыденной круговерти словно прибавился чей-то взгляд, недобрый, внимательный. Девочка споткнулась, заозиралась в попытке найти его, а найдя – укрыться подальше. Стало душно, будто разом все системы переключились на обогрев. Подул ветер, вздымая пыль, ноги увязли в песке. В песке?! Мир, такой простой и привычный, качнулся, стал рыжим и зыбким, и другие люди наконец-то это заметили. Женщина с малышом, столик которых они только прошли, закричала, громко и страшно, и крик этот резанул по ушам. Мия дернулась с места, каким-то чутьем ощущая: тот свет впереди – единственный выход.

Ветер рвал волосы и сушил слезы, вбивал воздух в горло, мелкие камешки секли кожу, а девочка шла и шла сквозь эту пыльную бурю. Не оглядываясь. Не пытаясь понять. Почти не слушая крики других людей. А они кричали. Визгливо и на надрыве – женщины, зло и болезненно – мужчины. Обреченно ревели малыши на детской площадке. Замолкали слишком быстро, и Мия запретила себе даже смотреть на них.

Она не могла помочь.

Ничем.

Никому.

Знание это пришло вместе с тем взглядом, что давил со всех сторон, вместе с ветром и зноем, вместе с болью, пронзающей тело, и все, что ей оставалось, – идти. Двигаться к мутной цели в надежде остаться в живых.

– Что ты молчишь?

Девочка разлепила пересохшие губы, выдохнула:

– А что мне сказать? Все это было… страшно. Слишком страшно, чтобы думать об этом. Они… они падали и оставались там. И умирали, я знаю. А я…

Она втянула со всхлипом воздух и зашептала едва слышно:

– …я двигалась дальше. Хотела помочь им, правда, но… не сделала и шага в их сторону. Я не могла… и это неправильно. Ведь были те, кто смог. Были же?

Закусив губу, девочка замолчала. Пальцы до боли стиснули ткань юбки, сжатую в кулаках. Некстати вспомнился сон. Если обе сестренки здесь, значит, кто-то кого-то вытащил. Но как? Каждый сам за себя… или нет?

Лицо грена Лусара, слепок равнодушия, не выражало ничего. Глаза изучали ее бесстрастно, как подопытного зверька. Она и чувствовала себя этим зверьком, маленьким кроликом перед удавом. Но вот восковая маска дрогнула, губы сложились в участливую полуулыбку.

– Бедная девочка, ты дрожишь. Подойди ближе. Сядь.

Мужчина шагнул к ней, и Мия едва сдержалась, чтобы не отпрянуть. От него пахло мылом, травами и… кровью. Коснулся ладонью ее спины, легонько подталкивая к стене, у которой лежало бревно.

В лицо вновь дохнуло теплом и чем-то горьковато-сладким, дверь приоткрылась, высунулся грен Иртен. Щуплый, рыжий, вечно какой-то всклокоченный, по виду лет двадцати восьми, не больше.

– Лусар, ты скоро? Мы…

– Жди! – коротко оборвал его старший маг.

Рыжий скривился, но возражать не стал. Глянул с интересом на Мию, будто лишь сейчас ее обнаружив, губы растянулись в ухмылке, но снова ничего не сказал. Исчез за дверью.

А Мия опять ничего не увидела.

– Садись, – велел мужчина и, зачерпнув из бочонка, сунул в руки ковшик. – Пей.

Он смотрел внимательно, и девочка пригубила воду.

– Ты правильно сделала, что пришла ко мне. И тогда, при переходе, все было как должно. Ты не могла им помочь. Ни ты, ни кто-то другой. Они были стары или слишком юны, чтобы выдержать такое. Ты сильная и потому выжила. Не грусти о тех, кто остался, такова их судьба.

Он говорил медленно, будто не доверяя памяти, хотя русский выучил на удивление хорошо. Пробовал на вкус слова чужого языка, и голос, мягкий, как у заботливого дядюшки, обволакивал и расслаблял. Мия передернула плечами. Грен Лусар хищно втянул носом воздух.

– Ты хочешь, чтобы я помог?

– Я… да… не знаю. Прости, – пробормотала она, потупившись.

– И часто ты ходишь ночами?

– Что? Нет.

– Ты ведь чувствуешь что-то?

Он повел рукой, Мия стрельнула взглядом и вновь уставилась в кружку. Чует ли она, что здесь разит магией, грязной и неправильной?

– Я… не знаю.

– А может, ты хочешь узнать, что там?

Девочка помотала головой и встала.

– Нет. Я, пожалуй, пойду.

– Ну же, – подбадривал он, и голос лился медом, а глаза обжигали холодом. – Смелей.

Мия отступила на шаг.

– В любопытстве нет ничего страшного. Ты же за этим пришла?

Сердце затрепыхалось у горла, показалось, что именно сейчас решается ее судьба. Мия отступала еще и еще, пока не уперлась в стену.

– Н-нет.

В два быстрых шага он оказался рядом. Она отпрянула бы, если б было куда. Пальцы, холодные, влажные, взяли за подбородок, приподняли, заставив встретиться взглядом. У карей радужки мага были желтые точки и черная кайма.

– Кто прислал тебя?

– Никто.

– Говори.

– Никто меня не присылал! Я сама пришла.

– Сама, – с непонятной усмешкой протянул он и прищурился.

В ушах зазвенело, дыхание застряло в горле. Мия охнула и зажмурилась, пытаясь избавиться от мерзкого чувства чужого присутствия в голове.

– Сильная, – донеслось как сквозь вату, – хорошо.

Маг отпустил, отступая на шаг.

– Иди. И не суйся больше не в свои дела.

Все тепло из голоса будто ветром выдуло. Лицо – равнодушная маска, глаза – темный омут, и запах – крови. Мия со всхлипом вдохнула, оттолкнулась от стены и, не разбирая дороги, побежала прочь. Бум-бум-бум – грохотало в ушах, а ей казалось, что бегут за ней. И когда сильные руки сгребли ее, отрывая от земли, взвизгнула, забилась пойманной птицей.

– Тихо. Да тихо ты! – шикнули прямо в ухо, удерживая на весу. – В комнату отведу, к остальным. Грен Лусар нынче добрый.

Девочка обмякла в руках, не зная, рыдать или смеяться. Добрый? О да, добрый! Как сытый хищник, которому до добычи пока дела нет!

Ее не вели – несли. Каждый шаг отдавался в голове, Мия морщилась и зарывалась носом в колючий плащ. Мужчина пах пóтом, луком и шерстью, и ему она доверяла больше, чем магу.

Хильда, странное дело, не ругалась. Выгнала из общего зала мужчин, пошуршала на кухне, громыхая посудой, пока Мия сидела, дрожа, на лавке. Предложенное питье оказалось теплым молоком с травами и медом.

– Девочка моя.

Она не заметила, как на плечах оказалось одеяло. Женщина притянула ее ближе, и Мия ткнулась носом Хильде в плечо. Она рыдала, а старая ведьма гладила по спине и шептала что-то, путая русский и джерр.

Разговоры за столами кипели, как кофе в турке, позабытой хозяйкой. И пусть в общем зале осталась едва ли половина ребят, слишком многим хотелось знать, что же было ночью. Говорили, правда, больше не про Мию, а про Виктора с Линдой, благо их обоих не было в зале. Но кое-кто и девочку одарил вниманием, совершенно для нее лишним.

– Не, ну ты сумасшедшая! – трагическим шепотом сказала Алина, и ужас в ее темных глазах плескался вперемешку с восторгом. Она почти улеглась на стол и, подперев ладонью подбородок, заглянула Мие в лицо. – Я бы ни за что ночью на улицу не поперлась.

– Тише, пожалуйста, – зашипела на девушку Рита.

С опаской покосилась на Мию. Та сидела, сцепив на коленях руки, отрешенная, как с ней часто бывало. К еде даже не притронулась, лишь пила изредка, осторожно и понемногу.

– Не, ну правда! Не поперлась бы. Там эти Снуровы мужики, да и сам маг… бррр!

– Так что там было-то? – обернулся сидящий за соседним столом Юра. – А то разное говорят.