Чтобы исключить возможность поддержки мятежников со стороны моряков Балтийского флота, была проведена масштабная операция по «обезвреживанию»: отправка нескольких тысяч моряков (4 эшелона) 7 и 8 марта с Балтики на Азовское и Черное моря. Когда 4—й эшелон отказался выехать из Петрограда – матросов загоняли в вагоны при помощи войск[393]. Командарм Тухачевский прекрасно представлял себе сложность поставленной перед ним задачи как в военном отношении, так и социально—политическом. 10 марта в письме Ленину Тухачевский назвал выполнение возложенной на него функции в Петрограде «пренеприятной задачей»[394]. Выполнялась она с непоколебимой решимостью. В приказе Тухачевского о штурме Кронштадта требовалось «в городе широко применять артиллерию в уличном бою. Артиллерерийскому штабу атаковать «Петропавловск» и «Севастополь» удушливыми газами и ядовитыми снарядами»[395]. В специальной Инструкции по штурму устанавливалось: при взятии фортов «жестоко расправляться с мятежниками, расстреливая без всякого сожаления там находящихся бойцов… В бою на улицах Кронштадта …всех вооруженных стрелять, пленными не увлекаться,…ни в какие разговоры и переговоры с мятежниками не вступать[396]. Трибунал и Комдезертир получили приказ «не стесняться с расстрелами»[397].
Советское командование столкнулось с нежеланием красноармейцев ввязываться в братоубийственную бойню. В ходе первого штурма 7—8 марта, закончившегося провалом, в Южной группе войск 561—й стрелковый полк отказался подчиниться приказу о штурме крепости, один батальон перешел на сторону мятежных кронштадтцев. В Северной группе отказались наступать считавшиеся надежными 1—й и 2—й батальоны петроградских курсантов – слушателей курсов командного состава. Лишь после того, как две роты курсантов были отведены в тыл, с трудом удалось заставить молодых красных командиров идти на штурм крепости[398]. Протест крестьян, одетых в солдатские шинели, продемонстрировали бойцы боеспособной и дисциплинированной 27—й Омской стрелковой дивизии, успешно сражавшейся против колчаковцев и белополяков. Полки дивизии Тухачевский называл «Славными и Победоносными»: вместе с ними он участвовал во взятии Челябинска и Омска, наступлении на Варшаву. Но неожиданно по прибытии 235—го Невельского, 236—го Оршанского и 237—го Минского полков 79—й бригады, переброшенных с Западного фронта, в прославленных полках, получивших именные знамена и персональные наименования, начались массовые волнения и митинги протеста – солдаты отказывались наступать на Кронштадт. Командиры утверждали: они не узнавали своих частей и не знали, как это объяснить. За отказ штурмовать крепость полки разоружили, были произведены многочисленные аресты и суды. Только 14 марта постановлением чрезвычайной тройки был приговорен к расстрелу 41 красноармеец Минского полка. 15 марта та же участь постигла 33 красноармейцев Невельского полка. Приговоры зачитывались «всем ротам и командирам». Жесткими методами дисциплину наладили – полкам возвратили Революционные Знамена и оружие[399]. Успех штурма Кронштадта К. Ворошилов оценил требованием перед Оргбюро ЦК РКП (б) о массовом награждении участников кронштадтских боев, в частности, выдачей до 100 орденов Красного Знамени делегатам Х съезда партии. Награждение орденами частично заменили золотыми часами, серебряными портсигарами и другими ценными подарками[400].
Советское руководство оказалось вынуждено учесть уроки Кронштадта. Примечательно заключение, сделанное в президиуме ВЧК: «при термидорианских настроениях беспартийные конференции могут стать опасным оружием в руках наших противников, пытающихся использовать настроение масс под флагом беспартийности. К созыву подобных конференций следует относиться с чрезвычайной осторожностью, так как в иной момент любая беспартийная конференция может объявить себя стачечным или повстанческим комитетом»[401]. Политбюро ЦК РКП (б) специально рассматривало вопрос о кронштадтских событиях трижды в апреле 1921 г. – 6, 12, 30 апреля, затем 25 июня и даже в 1922 г. – 12 октября[402].
Чрезвычайный трибунал провел несколько десятков открытых судебных процессов. Особенно жестоко расправлялись с моряками линкоров «Севастополь» и «Петропавловск». Удивительный исторический факт: даже сами корабли были репрессированы: «Петропавловск» переименован в «Марат», «Севастополь» – в «Парижскую коммуну»[403]. 20 марта слушалось дело по обвинению 13 человек с линкора «Севастополь» в мятеже и вооруженном восстании. Всех обвиняемых приговорили к расстрелу. Один из самых крупных открытых процессов над моряками восставших линкоров состоялся 1—2 апреля. Перед ревтрибуналом предстали 64 человека. 23 из них приговорили к расстрелу, остальных – к пятнадцати и двадцати годам тюрьмы. 20 марта на заседании чрезвычайной тройки слушалось дело по обвинению 167 моряков линкора «Петропавловск». Всех приговорили к расстрелу. На следующий день по постановлению чрезвычайной тройки было расстреляно 32 моряка с «Петропавловска» и 39 – с «Севастополя», а 24 марта по постановлению тройки расстреляли еще 27 моряков. К лету 1921 г. к высшей мере наказания были приговорены 2103 человека и к различным срокам наказания 6459 человек. 1464 человека хотя и были освобождены, обвинения с них не были сняты. Арестам подверглись члены Временного бюро кронштадтской организации РКП: им не простили призыва к кронштадтским коммунистам поддержать действия ВРК. По приговору чрезвычайной тройки шестерых членов Временного бюро приговорили к расстрелу. С весны 1922 г. началось массовое выселение жителей Кронштадта. 1 февраля приступила к работе эвакуационная комиссия. Первая партия в 315 человек была выслана уже в марте 1922 г. Всего же было выслано 2514 человек, из которых 1963 как «кронмятежники» и члены их семей, а также 388 человек, не связанных с крепостью[404].
Таким образом, изучение проявлений крестьянского протеста в вооруженных силах Советского государства на примере Кронштадтского восстания позволило выяснить, что матросы Балтики и красноармейцы кронштадтского гарнизона являлись выходцами преимущественно из крестьян, они выражали настроения крестьянской массы. Кронштадт отражал, как в зеркале, общее кризисное состояние в крестьянской стране: матросы получали вести из родной деревни о критическом состоянии хозяйства, о произволе местных властей, о тяжести разверстки. Главное крестьянское пожелание, выраженное в итоговой резолюции общего гарнизонного собрания 1 марта 1921 г., по сути являлось призывом к Советскому правительству соблюдать обещания, провозглашенные в октябре 1917 г. Характерно, что основная часть программных требований непосредственно касалась крестьянства, в первую очередь в отношении полного права крестьян на землю. Протест кронштадцев выражался по поводу политики военного коммунизма. Восставший Кронштадт поднял красное знамя «третьей революции трудящихся». Идейная установка кронштадтского ревкома укладывалась в лозунг «Советы без коммунистов».
Представленный автором диссертации материал опровергает идеологический миф о том, что Кронштадтское восстание было белогвардейским мятежом, организованным эсерами, как утверждалось в советской легенде. Утверждения Троцкого о кардинальном изменении социального состава балтийских моряков за годы Гражданской войны и влиянии на них со стороны «мелкой буржуазии» опровергаются реальными фактами. К 1921 г. в Кронштадте служили преимущественно кадровые моряки, состав их был относительно постоянный. Подавление Кронштадтского восстания явилось своеобразным учебным полигоном для подавления вооруженных выступлений против Советской власти.
