Б а б а е в (с балкона). Я и есть.
Вошла М а ш а. Она уже одета.
М а ш а. Вон под машиной лежит. Профессор в плане. Вид сверху.
Б а б а е в (крикнул вниз). Профессор Бахметьев! Водочки с клееночки можно полакать?
М а ш а. У вас только одна шутка?
Б а б а е в. Нет, у меня есть и еще. Но с этой я готовился прийти сюда тринадцать лет. И не могу отказать себе в удовольствии. Товарищ Бахметьев! Водочки с клееночки позвольте полакать!.. Не слышит.
М а ш а. Подождите. Я сейчас спущусь вниз. Надо же решить эту локальную проблему. (И выбежала на лестницу.)
Б а б а е в вернулся в столовую и стал осматривать квартиру. Квартира как квартира: очень много книг, картин, каких-то вятских игрушек, сувениров со всех концов света. Гулко грохнула дверь лифта, щелкнул замок.
В и к т о р (влетел в комнату). Где он?..
Маша остановилась в дверях.
Гляди — Мишка!.. Дай я тебя обойму! Друг мой, Мишка! Не отбивайся, не отбивайся, дай поднять!.. Ничего, есть вес!.. А теперь ты меня подними!.. То-то! Видишь, насколько меня земля больше притягивает… Да чего ты в плаще? Жара на улице, великая сушь, а он дома в плаще!.. Снежный человек! Одичал, ей-богу!.. Может, у тебя там нет ничего под плащом… Смотри, в пиджаке!.. И при галстуке!..
Л е н а (вошла). Мишка!.. Мишенька!.. (И бросилась его обнимать и целовать.)
Б а б а е в. Ой, Ленка, наконец-то я тебя вижу…
Л е н а. Лысый Мишка… Лысый Мишка… Батюшки, что делается…
В и к т о р. Жив-здоров? А ну, схватимся?
Л е н а. Да бросьте вы!
Б а б а е в. Схватимся, схватимся!.. Традиция требует.
Схватились, повалились на ковер. Бабаев быстро одолел Виктора.
М а ш а (азартно). На колени! На колени его!
Бабаев, изловчившись, перевернул Виктора и стиснул его руки на замок.
В и к т о р (отдуваясь). Эка невидаль. Одолел гипертоника.
Л е н а. Ну безобразие, честное слово. Немедленно вставайте!
В и к т о р (развалился на ковре). Бунт рабов… А вам что, делать нечего? Службу забыли? А ну, бабы, на стол собирать!.. Спать будешь здесь. Это твоя комната.
Б а б а е в. Я в гостинице устроился.
В и к т о р. Забудь. Вот это видишь? (Показал на диван.) Твое место. А это видишь? (Ткнул себя в левую половину груди.) Твое место. Мишка, Мишка, где твоя сберкнижка… Ах, черт, забыл. Песня была такая. У тебя склероз есть?
Б а б а е в. Пока не замечал.
В и к т о р. Ну, ничего. У меня на двоих хватит.
Л е н а. Вы лежать будете или встанете?
В и к т о р. Полежим пока. (И стал подниматься.) Стой, Мишка, я тебя почищу. Машура!
М а ш а. Ну?
В и к т о р. У нас что, пылесоса нет? Отец с другом прилегли отдохнуть на ковер, и посмотри, что получается. Позор, позор!.. Бабай, знаешь, как ты меня намял? Вот истинно — Бабай!
Лена и Маша накрыли на стол и вышли.
Ну что же… Под лимончик? Под маслинку? А?.. Годами не видимся, по три месяца не соберемся открытку бросить, да и выбираем-то какую — с картинкой, чтоб меньше писать… Но, в конечном счете, это значения не имеет. Давай!!.
Чокнулись, выпили.
Ты знаешь, Мишка, у меня ни в чем порядка нет — в столах, в ящиках черт ногу сломит, а твои открытки — все! Стопочкой лежат. Показать?
Б а б а е в. Коллекционируешь?
В и к т о р. Да нет, просто люблю тебя. Слабость ты моя, Мишка… То есть я хочу сказать — сила ты моя… А может… совесть… Все на «С». Три «С». Сила, слабость, совесть. И все ты… Вот тост! За три «С»!..
Б а б а е в. Простить себе не могу, что ты меня тогда не застал. Но ты, Виктор, сам виноват. Едешь в такую даль — Ирбей, ну телеграмму пошли, ну позвони…
В и к т о р. Психологический маневр. Я же тебя хотел врасплох застать. Черта с два б ты у меня тогда сбежал.
Б а б а е в. Сбежал бы, старик, все равно бы сбежал.
В и к т о р. Приехал за тридевять земель, где Бабаев. Отбыли с учениками. Куда? Далеко. А где у вас далеко? У нас кругом далеко. А зачем они отбыли? Милералы искать. Минералы, говорю. А старуха упрямая: милералы. Ну, милералы так милералы. И повела показывать: вот здесь Михаил Афанасьевич живет, а здесь он детей пестует, уму-разуму учит, а эту яблоню он посадил… Ясная Поляна! Лев Толстой!
Б а б а е в (рассмеялся). Да мне рассказывали, как ты в райкоме панику поднял, у секретаря машину отнял, в погоню пустился…
В и к т о р. Вот ты смотри, какой ты человек стал. О каком-то секретаре, что он на полчаса без машины остался, ты беспокоишься. А вот что у меня в институте место, которое я с таким трудом персонально для товарища Бабаева отвоевал, полгода пустовало, а теперь черт знает кем занято, — это тебя не беспокоит. К министру ходил, унижался, в ножки кланялся, разрешение на прописку выбил — не поеду. Ах, не поеду?.. Почему?
Б а б а е в. Меч не по руке.
В и к т о р. Уничижение паче гордости?
Б а б а е в. Да нет, просто поздно. Время ушло… Понимаешь, Виктор, есть процессы необратимые, и с этим надо смириться… Да и к интернату привык. Впрочем, этого ты не поймешь.
В и к т о р. А ты как-нибудь популярней, подоступней, с учетом моего идиотизма.
Б а б а е в. Я ж тебе сто раз писал. Когда я приехал, это был не интернат, а какое-то странное заведение. Нечто среднее между приютом для дефективных и колонией малолетних преступников.
В и к т о р. А теперь? Дворец науки? Инкубатор молодых дарований?
Б а б а е в. С тобой трудно говорить. Ты ж только себя слушаешь. (Пауза.) Ты такую фамилию — Рабичев — знаешь?
В и к т о р. Наслышан.
Б а б а е в. Мой ученик.
В и к т о р. Ясно.
Б а б а е в. И Сергейчук мой ученик. И Люба Антокольская. И Верея.
В и к т о р. Ну и хватит, может? Теперь пусть Рабичев этим займется. Или — как его? — Сергейчук.
Б а б а е в. Каждый год думаю: доведу до выпуска, и баста. А тут, глядь, еще двое-трое подросли. И занятные ребята, жалко в чужие руки отдавать. Вот, например, один трактат написал: «Об усовершенствовании жизни на Земле». Предлагает, всего-навсего, повернуть земную ось относительно плоскости орбиты. Изменятся климатические условия, сплошное лето, снимать по три урожая в год. И, главное, прикинул, стервец. Оказывается, не такая уж большая энергия требуется. Вполне реальная вещь. Ну, не сейчас, конечно, а лет через пятьсот. Вот тебе или мне могла бы такая мысль в голову влететь?
В и к т о р. Мне — нет. Я зиму люблю… Да, брат ты мой. И на это ты тратишь основные жизненные фонды… Ах, какой ты приехал из Японии! Любо-дорого было смотреть!..
Вошла Л е н а с горячей сковородкой.
Б а б а е в. Как я рад тебя видеть, Леночка!.. Дай ручку поцелую… Что ж ты мне никогда не пишешь. Одни приписочки. Только косвенными сведениями я питаюсь: что Игорь про вас пишет, тем и сыт.
В и к т о р (ревниво). А что он пишет?
Б а б а е в. Восторги выражает. Сначала все про тебя, а теперь что-то все больше дочка мелькает.
В и к т о р. У, мать, это мы, похоже, зятя вскармливаем.
Л е н а. Ну это ты все, я не знаю…
Б а б а е в. Как я рад, ребята, что я у вас. И воздух ваш… И балабола этого, трепача, не переставая, слушать готов… За вас, ребята! Будьте счастливы!
Л е н а. Заказ принят. Будем.
В и к т о р. Да ты гляди, что в сковородке!.. Уму непостижимо! В наше-то время, весной, в Москве — и караси в сметане!.. Это же Мамонтов… Савва Морозов… Вот еще, говорят, Немирович-Данченко бо-ольшой гурман был. Чувствуешь, Мишка, какие традиции в семье оживают?
