Б а б а е в. Ну, а ты?

В и к т о р. До вчерашнего дня успешно эксплуатировал свои знания английского. Писал карточки.

Б а б а е в. Какие карточки?

В и к т о р. Ну, такие маленькие рефератики. Аннотации на статьи в научных журналах. Английских, американских, всяких. Соседки устроили. Они у меня знаменитые библиотекарши. Старинные. Просветители. С Крупской работали.

Л е н а. Грех тебе прибедняться. А это? (Она указала на лежащую на столе стопку оттисков.)

В и к т о р. Так я ж говорю — до вчерашнего дня. Теперь я не только библиограф, но и автор научного труда, Подарить авторский экземпляр?

Б а б а е в. Гляди-ка!.. (Взял оттиск.) «Нефедов, Бахметьев». Это какой Нефедов? Тот самый?

В и к т о р. Тсс! Лицо секретное, фигуры не имеет.

Б а б а е в. А он принимал какое-нибудь участие в этом труде?

В и к т о р. Ни боже мой!

Л е н а. Черная работа.

В и к т о р. Нет, не скажи. Пожалуй, серая. Черная работа — это когда фамилия истинного автора вообще не указывается, а здесь — прошу!

Б а б а е в (прочел). «Реакционное учение менделизма-морганизма…» Смотри, как мужественно!

В и к т о р. Ты дальше читай. Там серьезные вещи есть.

Б а б а е в. Зачем же дальше? Мне и этого от пуза хватает.

В и к т о р. Ну, что тебе, как маленькому, объяснять? Это же плата за вход.

Б а б а е в. Куда вход?

В и к т о р. Сюда.

Б а б а е в. А подпись Нефедова? Тоже плата? Две платы за один вход? Не дорого ли платишь?

В и к т о р. Такая нынче цена.

Л е н а. А что ты из себя невинность строишь? Ты ж сам биологию преподаешь.

Б а б а е в. Потому я взялся за биологию. Чтоб научить их критически осмысливать написанное в учебниках… Ну ведь нельзя же допустить, чтоб выросло поколение неучей!..

В и к т о р. Прав Мишка, черт его дери! Прав! Гадость это. Не должен был я на это идти. Вот Эйнштейн бы пошел? Лев Толстой бы пошел? А я — проше пана!

Л е н а. Ну что твой Мишка понимает в наших делах? Он человек одинокий. Сорвался в этот… как его?.. Ну, в этот городок. И занимается там, чем хочет… Выгонят, в другой город переедет. А у нас Машенька, у нас свои заботы… Его ж три года в Москве не было, что он про нашу жизнь знает!.. А тебе свое право на каждый шаг… На полшага… зубами вырывать надо. Нет, Витенька, все правильно! Все правильно! И чисто, и благородно, и правильно!..

Звонок. Лена пошла в переднюю.

В и к т о р. Кто там?

Л е н а (вошла со свертком). Дворничиха принесла. У вас, говорит, с балкона свалилось.

В и к т о р (взял сверток). Нет, не избавишься от прошлого!.. Как клешнями вцепилось!.. (И швырнул сверток на книги.)

В зале медленно гаснет свет, и появляется  Л е н а. Она идет на авансцену, в задумчивости дотрагиваясь до всех предметов, попадающихся на дороге. Кажется, что она вспоминает какой-то забытый мотив. Вбегает  М а ш а. Она что-то прячет за спиной.

М а ш а. Мать, давай выпьем.

Л е н а. С чего это вдруг?

М а ш а. А ни с чего. Выпьем на брудершафт.

Л е н а. Что?!.

М а ш а. Ну, на «ты».

Л е н а. А мы с тобой как?

М а ш а. Это не то «ты». Это «ты» биологическое. «Ты» — самки к детенышу… Я, знаешь, мать, презираю эти биологические отношения. Яблоко от яблони, веточки-побеги… Вот друзей сам себе выбираешь, а родителей — как повезет… Правда, и друзей как повезет. Но с родителями это уж такая лотерея.

Л е н а. А тебе не повезло?

М а ш а. Сейчас узнаем. Для начала — выпьем. Захмелеем с тобой, вот здесь лампочка зажжется, и тогда поразговариваем.

Л е н а. А ты, оказывается, специалист. Только, по-моему, мы уже час разговариваем.

М а ш а. Это разве разговор. Ты чего-то там про себя думаешь, а я догадываюсь.

Л е н а. А теперь ты будешь думать? А я догадываться?

М а ш а. Вот, вот! Переход подачи!

Л е н а. А что мы будем пить?

М а ш а. Водочку, мать. (И протянула руки: в одной была поллитровка, в другой две стопки. Дала одну матери и стала разливать.)

Л е н а. Ну что мы с тобой как алкоголики в гастрономе.

М а ш а. Там же на троих, а мы на пару, ма… Ну, на «ты»!

Л е н а. На «ты».

Выпили.

М а ш а. Нет, ты до конца. Что ты, барышня, пятьдесят граммов глотнуть не можешь?..

Л е н а. А чем закусим?

М а ш а. Конфеткой.

Л е н а. Машка, ты профессионалка.

М а ш а. А то!.. Теперь поцелуемся. Три раза. А теперь давай разговаривать.

Л е н а. Расскажи, из-за чего вы поссорились?..

М а ш а. Фу, какое разочарование… Поначалу должна была быть абстрактно-дружеская беседа: «Ты меня уважаешь?.. И я тебя уважаю… Поняла?.. Я за тебя на что хочешь пойду, а ты за меня на что хочешь пойдешь?..» Потом ты должна сказать, что гадов ненавидишь. И я тоже ух как гадов ненавижу!.. Потом ты песенку споешь, а я заплачу и попрошу: «Спиши слова!» Ну вот, а потом уж будем задавать вопросы…

Л е н а. Ты меня уважаешь?

М а ш а. Чего ты торопишься? Сейчас выпьем. (Наливает.) Вот так. Конфеточку пососи. Ну вот. Мать, ты меня уважаешь?

Л е н а. Уважаю.

М а ш а. Нет, ты не формально, ты по существу скажи.

Л е н а. Правда, уважаю.

М а ш а. А за что? (Пауза.) Вот я могу сказать, за что я тебя не уважаю. А за что ты меня уважаешь?

Л е н а. Ах, вот как!..

М а ш а. Люблю всячески. И нравишься ты мне очень. Жалко, я на отца похожа, а не на тебя. Была б такая же красивая.

Л е н а. Черт тебя знает, в кого ты. Ни в мать, ни в отца, а в прохожего молодца.

М а ш а. Мать, спиши слова!.. А без смеха, знаешь, в кого я? Я — в деда.

Л е н а. Ты же его никогда не видела.

М а ш а. Не видела, а знаю. В деда — и все.

Л е н а. Ну, в деда так в деда. Так за что же ты меня не уважаешь?

М а ш а. Да не то чтобы не уважаю. Это я так сказала. Для остроты реплики.

Л е н а. А все же?

М а ш а. Терпеливая ты очень, мать.

Л е н а. Ну?

М а ш а. А я вот все думаю: что это такое терпение?.. Сила это или слабость? Терпение!.. Смелость это или трусость?.. В общем, что это — положительное состояние человеческого духа или гадость?

Л е н а. Это зависит от обстоятельств… Я действительно много терпела… Много страдала и много терпела… Но я думаю, что в том, чего достиг твой отец, есть и моя доля.

М а ш а. Доля твоего терпения?

Л е н а. В том числе и терпения.

М а ш а. Давай налью.

Л е н а. Не хочу больше.

М а ш а. Ну полрюмочки. Так, для процесса.

Л е н а. Ну давай.

Выпили.

М а ш а. Значит, почему мы поссорились?.. Это тебя интересует?..

Л е н а. Ну?

М а ш а. Потому что мне не нравятся его отношения с отцом. Я, конечно, понимаю, отец у нас — вещь, такие отцы на улицах не валяются. И если бы Игорь был послабее, я была бы счастлива, что он под таким крылом. Но ведь Игорь-то сам вещь… Вещь в себе…

Л е н а. Нет, Машка, ты не права. Отец — личность. Личность властная. Сильный ум и сильная воля. Естественно, что ученики, друзья, родственники находятся с ним… ну, как бы это сказать… в системе сообщающихся сосудов. И большой сосуд поднимает уровень меньших сосудов, почти ничего при этом не теряя.

М а ш а. Ой, мать, мировой пример!.. Удивительно точный пример!.. Ну, ты, мать, сечешь!.. Именно это!.. Но жидкость-то в этих сосудах разная. Пусть в Игоревом сосуде ее мало, пусть совсем чуть-чуть. Но она своя, игоревская, и ничья другая. А ее отец — раз! — и разбавил своей мощью. И все Игорево, собственно, ему и только ему принадлежащее, уникальное, неповторимый состав его личности растворился в отцовском. В этом бахметьевском водопаде… И я сейчас эти молекулы — игоревские, синенькие такие — и собираю, и собираю… Помнишь, мать, мы впервые услышали про Игоря…