Ой, там на гори Соловейко гниздо звив, Та всю ниченьку не спав, Соби галочку прикликав: «Ой, чи будеш, галочко, Моим дитям маткою!» Так как соловей служит символом благодушия и веселья, то бедствие выражается в народной поэзии, между прочим, образом разорения соловьиного гнезда или поимкою соловья в неволю. Вот из корабля вышли козаки, они стреляют и убивают соловьиных детей; остается отец-соловей и плачет о погибели детей и о своем сиротстве.
Як прилетив батенько соловейко: «Дитки мои, дитки соловьята! Хто ж буде у садочку щебетати, Мене старенького розважати?» В другой песне козаки, стреляя, обожгли соловью крылья; соловей встречает сестрицу-перепелку, которая ему говорит: «Не сказывала ли я тебе: не вей гнезда в дуброве, свей гнездо в степи при дороге — там будут идти чумаки, а ты станешь щебетать рано и чумаков будить». Тай зустрив соловейко перепилку: «Ой, здорова, здорова, сестрице перепилко». — «Здоров, здоров, брате соловейку. А чи я тоби брате не казала: Не бгай гнизда у диброви, Зобгай гниздечко в степу край дороги — Ай там чумаченьки будуть прохожати, То вони будуть рано уставати, А ти будешь раненько щебетати, Та будеш чумаченькив пробужати». Соловья хватают соколы — это образ молодца, взятого в неволю. Налетили соколи из чужой сторони, Узяли соловейка в чужую сторону. Соловей любит свободу: чернец, у которого соловей улетел из клетки, просит его воротиться, петь ему и обещает ему соли и воды из самого чистого ключа, но соловей согласен лучше пить воду из реки, лишь бы оставаться на воле. «Повернися до клитоньки, Будеш мини спиватоньки — Дам ти соли й водици З як найчистои криници». — «Не хочу я води з криници, Волю ся в рици напити, Але вольности зажити». Чиж (чижик), сколько нам до сих пор известно, упоминается в одной только песне, но в некоторых вариантах он же называется соловьем, а в других — воробьем, оставаясь чижом (чижику-соловейчику или чижику-горобейчику). Девица спрашивает его, кому воля, кому нет воли, и он объявляет ей, что воля — девушкам, а неволя — замужним женщинам. «Ой, чижику-соловейчику-горобейчику, Скажи мини всю правдоньку: Кому воля, кому нема волечки?» — «Дивочкам своя волечка: То за стричечку, то за виночок, То на улочку, то у таночок. Молодичкам нема волечки: Ой, у пичи горщик бижить, У колисци дитя кричить, У запечку нелюб сидить. Горщик каже: „Одстав мене“, Дитя каже: „Росповий мене“, Нелюб каже: „Поцилуй мене“». Песня эта очень древняя, как видно из того, что подобная существует и в Великороссии. Смешение этих птиц произошло оттого, что всем им в отдельности приписывалась одинаковая способность прорицания. Воробей (горобец) в веснянках — образ молодца, впрочем, недостойного любви; с тремя воробьями девица сравнивает трех молодцов, за которых не хочет выходить замуж. На улици три горобчика, А на улоньци три парубка: Не давай, ненько, ни за одного, Бо не буде добра ни вид одного! У несчастного козака, которого бьют палками, представляется пшеница, которую клюют воробьи. Ой, чия ж то пшеничка, що горобци пьют? Ой, то того козаченька, що палками бьють. В веснянках же в игре «мак» обращаются к воробью, чтоб он сказал, как сеют мак. Воробейчику, чи бував ти у садку, Чи видав ти, як мак сиють? В одной шуточной веснянке говорится, что девицы пели песни и складывали их в решето, а потом повесили это решето на вербе; налетели воробьи и свалили решето с песнями на землю. Спивали дивочки, спивали, В ришето писеньки складали, Та и повисили на верби: Як налинули горобци, Звалили ришето до долу; Час вам, дивочки, до дому! Жаворонок (по-малоросс. жайворонок) упоминается в одной веснянке как признак начала весны. Ой, чому ти, жавороночку, Рано з вирия вилитав? Ище по гороньках сниженьки лежать, Ище по долинах криженьки стоять. Ой, коли пора прийшла, Неволенька вийшла! Ой, я тий криженьки крилечками розжену, Ой, я тий сниженьки ногами потопчу. В одной песне, в разговоре между братом и сестрою, сестра называет брата жаворонком, а брат сестру — перепелкою. В одной угорской песне жаворонок начинает справлять погребение Иисусу Христу, умершему на кресте, а за ним следуют голубь и другие птицы. Ой, повичь же ми, соловию, правду, Де-я свого Спасителя найду, Ци ли на гори, ци ли на долини, Ци ли на крижовий висит деревини? Гори и долини треба розмиряти, А на тий гори треба умерати. На полудне солнце наступав, А юж на крести Христос умерае. Жиди взяли, во гриб поховали И камением запечатовали. Жаворонок пискат, в гору ся пидносит, Господу Богу погриб оголошат. И ти, голубе, дармо не гуркаешь, Господу Богу погриб отправляешь. Ище пташкове жалостно пискали, Господу Богу погриб отправляли. Колись то було з початку свита, Подуй же, подуй, Господи, 3 духом святим по земли! Втоди не було неба ни земли, Неба ни земли, ним сине море, А серед моря та два дубойки, Сили, упали два голубойци, Два голубойци на два дубойки, Почали соби раду радити, Раду радити и гуркотати: Як ми маемо свит основати? Спустиме ми ся на дно до моря, Винесеме си дрибного писку, Дрибного писку, синего каменьце. Дрибний писочок посиеме ми, Синий каминець подунеме ми. З дрибного писку — чорна землиця, Студена водиця — зелена травиця, З синего каминьця — синьее небо, Синьее небо, свитле сонейко, Свитле сонейко, ясен мисячок, Ясен мисячок и вси звиздойки. |
