Девица расспрашивает у дубровы, какая птица раньше встает, какое растение лучше цветет, кому худо, кому хорошо на свете жить? Дуброва дает ей ответ (ответ о цветах тот самый, какой мы привели выше, говоря о розе). «Зеленая дибривонько, скажи мини правдоньку, Котора пташина ранний уставае: Чи той-то малий воробейко, Чи той соловейко, Чи сивая зозуля?» — «Малий воробейко устае раненько, А той соловейко щебече раненько, А сива зозуля трошки засипае». — «Зелена дибривонько, скажи мини правдоньку, Кому красче, кому гирше в свити проживати: Чи бидний вдови, чи мужний жони, Чи той прекрасний дивици?» — «Бидна вдова хлиб-силь заробляе, Мужняя жона все склади складае, А у той дивици и думки не мае». В галицких колядках дуброва своим шумом дает знать охотнику, что в ней есть дивный зверь.
Ой, зашумила зелен диброва, Ой, чож ти шумиш, ой чож ти звениш? «Ой, шумью, шумью, бо в соби чую Дивное звиря, тура-оленя». Скорбное чувство ищет у рощи участия к своему горю. Мать, разлученная с сыном, обращается к роще и говорит ей, что у нее нет более любимого дитяти. Ой, гаю мий, гаю! Котору дитину Кохала, любила — У себе не маю! Девушка, потерявшая девство, бросает в воду венок и посылает его по воде в лес, чтобы рощи тосковали с нею об ее горе. Задай тугу зеленому лугу, Задай жалю зеленому гаю! Шум леса усиливает печаль сиротствующего в чужой стороне молодца: Ой, не шуми, луже, ти зелений гаю, Не завдавай сердцю жалю, бо я в чужим краю! — и женщина, разлученная с милым, просит дуброву не шуметь тогда, когда она будет идти через нее, а зашуметь тогда, когда она будет от нее вдалеке. Ой, не шуми, дибривонько, Та не шуми, зеленая, У три ряди саженая; Та не шуми надо мною, Як я буду ити тобою. Но зашуми той хвили, Як я буду за три мили. Но есть песня, в которой, наоборот, безмолвие рощи производит томительное чувство на одинокую и грустную особу, находящуюся в чужом краю. Ой, гаю мий, гаю, густий, зелененький! Що на тоби, гаю, витроньку не мае, Витроньку не мае, гильля не колише? Братець до сестрици часто листи пише: «Сестро моя, сестро, сестро украинко, Чи привикла, сестро, на Вкраини жити?» — «Ой, брате мий, брате, треба привикати: Од роду далеко — никим наказати». Переполненное грустью сердце хочет избавиться от тяжести и рассеять грусть по лесу. Ой, роспущу тугу Та по всему лугу! Гай сопоставляется с молодцом: Ой, гай, мати, гай. Гай зелененький! Виизжае з Украини Козак молоденький, — а разные качества рощи — с разными положениями человека, напр., дубровы — с плачем девицы: Зашумила дибривонька зелененька; Заплакала дивчинонька молоденька. Или: Зашумила дибривонька, як ся развивала; Заплакала дивчинонька, як ся виддавала, — шум «луга» — с думами козака, которого волнует мысль о предстоящей женитьбе и о горе, неразлучном с семейною жизнью. «Ой, не шуми, луже, луже Над моею головою!» — «Ой, як мини не шумити, Буйний витрець повивае!» Ой, задумав козак женитися: «Оженюся, зажурюся, И з детьми, з жоною И з своею головою!» Густота леса сравнивается с трудностью знать, что станется вперед, или с трудностью возвратить потерянное. Ой, гаю, мий гага, густий не прогляну! Сама я не знаю, що робити маю. Развивание леса сопоставляется со сватовством: Лугом иду, коня веду, развивайся луже. Сватай мене, козаченьку, люблю тебе дуже, — а рубка леса означает сближение с девицею: Коло гаю конем граю, гаю не рубаю; Люблю, люблю дивчиноньку, ии не займаю! Символика животных А. Птицы и насекомые Кукушка у всех арийских народов является с более или менее очевидными следами древнего мифического значения. Поэтические воззрения народов, разделенных друг от друга пространствами и историческими судьбами, представляют очень близкое сходство между собою; так, между прочим, обычай спрашивать кукушку о числе оставшихся лет жизни или девичества, существующий у нас, есть и у других европейских народов. Древность мифического значения кукушки, кроме общности поэтических воззрений, подтверждается еще и прямыми сведениями о роли, какую играла эта птица в древних мифологиях. Так, у древних индусов, как показывают ведические гимны, божество Индра превращалось в кукушку, и эта птица, под разными наименованиями, сообразно разным видам своей породы (cakuni, cakunta, kapinjala, ravana, ravatha, kokila), была символом и вестницею благополучия, охраняющею от злых людей и от всяких опасностей, дарующею благоденствие, долголетие и счастливое потомство. Это представление древности является и в греческой мифологии. Зевс, воспылав страстью к гордой и неприступной Гере и не добившись от нее взаимности, увидев ее на горе Форнаксе, произвел гром и прилетел к ногам Геры в виде кукушки, будто бы спасающейся от дождя и бури. Гера приютила кукушку, и таким образом Зевс достиг своей цели, но не иначе, как ставши ее законным супругом (Paus. 11–17). На этом-то основании у статуи Геры, находившейся в Аргосе, в одной руке был скипетр с изображением кукушки. У Гезиода кукушка (κόκκνξ) — провозвестница благодатного дождя и урожая; представление это мы встречаем и в наших песнях. Уважение к кукушке осталось и у нынешних греков, которые величают кукушку ласкательными именами и, подобно нам, спрашивают ее о летах жизни.
Κουχο μου χουχοχι μου χι αργφοχ ονχαχι μου ποσουσ χρονοσ ϑιῶα ζησα. |
