Густые листья на дубе — слова и мысли козака.
Ой ти, дубе кучерявий, гильля твое рясне,
Ой, козаче молоденький, слово твое красне!
Ой ти, дубе кучерявий, рясний лист на тоби,
Ой, козаче, молоденький розум у тебе.
А опадание листьев — его безрассудство.
Ой ти, дубе кучерявий, широкий лист опаде,
Дурний козак молоденький — без розуму пропаде.
С печальным козаком сопоставляется дуб наклоненный или прибитый грозою.
Зелений дубе, чего похилився?
Молодий козаче, чего зажурився?
Чом дуб не зелений? Лист туча прибила.
Козак невеселий — лихая година.
Образ дуба до того сроднился с образом молодца, что девица, заблудившись в лесу, думает сначала, что перед нею дуб, а оказывается молодой лесник.
Яж думала, то дуб зелененький,
Аж то стоить гайдай молоденький.
Двое пирующих мужчин сопоставляются с двумя дубами.
Похилився дуб дубови,
Поклонився кумь кумови
За любую гостинойку,
За красную бесидойку!
Сухой дуб сопоставляется с козаком, которого постигает невзгода, например поход, разлучающий козака с его возлюбленною, а также с дурным или с развратным молодцом.
Розвивайся, сухий дубе, завтра мороз буде;
Убирайся, козаченьку, завтра поход буде.
Я морозу не боюся, таки розивьюся;
Я походу не боюся, вранци уберуся.
Таки з своею дивчиною та попрощаюся.
Сухий дуб, сухий дуб, сухий не зелений,
На що мене полюбив, коли ти мерзений.
Як из тебе, сухий дубе, зелений не буде,
Так из тебе, пройди свите, господарь не буде.
Пройди свите, зайди свите, вси дороги знаеш,
На которе мисце прийдеш, то дивчину маеш.
Сухой дуб противополагается зеленому, как немилый человек — милому.
Сухий дуб на долини, а зелений в лиси,
Мене мати годувала, як ластивку в стриси;
Мене мати годувала, в папир завивала,
Молодцями вибирала, за нелюба дала.
Так как вообще в песнях природа часто радуется вместе с человеком и разделяет его горе, то и дуб представляется в близких отношениях к сердечным ощущениям человека. В любовных песнях говорится: «Когда мы сошлись и полюбили друг друга, тогда сухие дубы развивались, а когда мы разошлись, то и зеленые и молоденькие усохли».
Як ми з тобою спизналися —
Сухи дуби розвивалися.
А як кохатися перестали —
То й однолитки повсихали.
Козак относится к дубу как к мыслящему существу и спрашивает, будет ли ему принадлежать любимая девица.
Ихав козак через байрак: «Помагай Биг, дубе,
Ой, чи моя, чи не моя дивчинонька буде?»
В одной песне дуб противопоставляется отцу, а береза — матери; сирота в чужой стороне говорит, что ему не к кому приютиться; приютится он к дубу, а дуб — не батюшка; приютится к березе, а береза — не матушка.
Прихилюся й к дубочку,
А дубочок та не батенько;
Прихилюся й к берези,
А береза та не матинка.
В галицкой песне с падением дуба на дуб сопоставляется ссора, возникшая у молодца с его матерью.
Дуб на дуба повалився;
Син з мамкою посварився.
Есть в народной поэзии образ-голубь, сидящий на дубе; в одной песне любовного содержания голубь сидит на дубе — на мужеском дереве, а голубка — на женском, на вишне.
Сидить голуб на дубочку,
Голубка на вишни.
Скажи мини, мое сердце,
Що маеш на мисли.
В другой — голубь своим гуденьем, сидя на дубе, предсказывает козаку грозящее ему бесчестье.
Подивлюся я на дуб чорними очима,
А на дубоньку сив голубонько гуде,
А на козака неславенька буде.
В третьей описывается, как на дубе сидели два голубочка, потом снялись и полетели.
Ой, на дубоньку два голубоньки
Циловалися, миловалися,
Сизими крилечками обнималися,
Знялись вони полетали…
В иной песне под дубом сидел голубь с голубкою:
Пид дубиною, пид зеленою,
Сидить голуб и з голубкою…
Вдруг козак убил голубя, а голубка тоскует. Подобных образов сидения голубей на дубе можно привести еще несколько; они замечательны потому, что имеют соотношение с теми двумя голубями, которые представляются сидящими на двух дубах, стоящих посреди моря (см. ниже о голубе).
Колись то було з початку свита,
Тоди не було неба, ни земли,
Неба, ни земли, нем сине море,
А серед моря та два дубойки,
Сили упали два голубойки,
Два голубойки на два дубойки.
Это обломок мифа о всемирном дереве, составляющем одну из крупных черт первобытной арийской мифологии и отразившемся, между прочим, в додонском дубе Древней Греции, который кажется особенно близким к нашим дубам, так как здесь и там играют роль голуби.
В малорусской поэзии есть одна нередкая форма — письмо, написанное на древесном листе и посылаемое к родным или близким. Дубовый лист упоминается при таком обороте. Девушка, потерявшая невинность, хочет известить отца о своем несчастье посредством такого письма.
Пливи, доле, за водою,
А я у слид за тобою;
Допливемо до дубчика,
Та вирвемо по листочку.
Та спишемо по письмечку,
Та пошлемо до батенька:
Нехай батько не турбуе,
И виночка не готуе;
Я свий винок утратила, и пр.
Клен (клинь-дерево) встречается в песнях не часто, но из немногих мест видно его значение также в качестве мужеского символа. С кленом, разрастающимся в разные стороны раскидисто, сравнивается козак, ухаживающий за девицею и не обращающий внимания на людские толки.
Ой, у поли клинь-дерево ризно,
Ходить козак до дивчини пизно.
Ой, не ходи, козаче, до мене:
Буде слава на тебе й на мене.
Я неслави по вик не боюся:
Кого люблю, стану — обиймуся.
