Но после недолгого размышления решил этого не делать: где гарантия, что незнакомый, но определенно безжалостный враг не повторит однажды удавшийся фокус? Рорик бы пожертвовал многим, чтобы предотвратить смерть стольких людей, повинных только в том, что оказались рядом с ним, но он понимал, что не может сделать ничего, не обнаружив себя, а тогда под удар ставилась вся его миссия. Этим он пожертвовать не мог и, поразмышляв около получаса, решился. Был еще один способ остаться незамеченным после того, как Удар будет нанесен: погибнуть вместе с остальными. Он мог остановить все процессы в своем организме, для стороннего наблюдателя это выглядело смертью, да это и было в некотором роде смертью. Отрицательная сторона этого способа была в том, что самостоятельно выйти из этого состояния «сна души» он не мог, обязательно требовалась посторонняя помощь. Вдобавок для входа в это состояние требовалась долгая подготовка, фактически ему уже пора было ее начинать. Единственная загвоздка заключалась в том, что в текущий момент он находился в лесу, достаточно глухом по местным меркам, и было совершенно неизвестно, кто и когда найдет его оцепеневшее тело. Но иного выхода не наблюдалось, и, еще раз убедившись, что он не успеет быстрее, чем за полчаса добраться до ближайшего населенного пункта, Рорик нашел полянку, сел в ее центре и начал подготавливать разум и тело, первым делом выгнав из сознания страх возможного опоздания.

В эту часть леса редко заходили люди – рельеф тут был неудобный, лес – густой, дичи – немного, а ягод и грибов вообще почти не было. Если бы Рорик знал, что на этой полянке люди могут запросто не появиться еще лет десять, он был бы расстроен еще больше. Но он не знал и не мог узнать, к сожалению, – осенний лес стоял, наполненный гулкой прохладной тишиной, но тот, другой – лес судеб, Лес Бытия корчился вокруг, охваченный смертоносным пожаром, и прослеживание линий вероятности становилось непростой задачей. Непростой, хоть и решаемой. Будь у Рорика хоть часа два, он бы, несомненно, подобрал место, где его бы нашли и «оживили» в назначенный срок. Увы, у него не было этих двух часов. У него и двух минут не было.

Он успел. Рорик уже давно не ощущал свое тело, и сознание почти полностью погрузилось во тьму, удерживаясь только на одной, тонкой, как паутинка, мысли. И когда содрогание ткани реальности, вызванное гибелью тысяч людей, накатило на него бурлящей волной, он был готов. Просто отпустил ключевую мысль, и сознание рухнуло в наполненную густой чернотой пропасть.

Степанов услышал громкие голоса за стеной и поморщился: гости опять попались шумные. Впрочем, он уже попривык. Среди этих гостей тихих почти не попадалось. Даже совсем не попадалось. Будучи трезвыми, они еще держали себя в руках, стараясь выглядеть цивилизованными и даже интеллигентными, как и положено преуспевающим дельцам, но после некоторой дозы спиртного тонкий налет цивилизации слетал с их холеных лиц, обнажая звериный оскал хищных морд.

Степанов прислушался: вроде бы все пока было в рамках разумного – разговор звучал на повышенных тонах, но до драки еще было далеко. Но все равно следует быть начеку: в этом была еще одна его обязанность – следить, чтобы господа отдыхающие случайно или намеренно не причинили какие-либо увечья самим себе или друг другу. А то всякое случается. Степанов вздохнул и вышел на улицу. Морозный воздух обжигал ноздри, но этим все было нипочем – в свете костра хорошо было видно, как молодой упитанный парень, в распахнутом полушубке и без шапки, жестикулируя и возмущаясь, наскакивал на невозмутимого собеседника, словно пытаясь скинуть его со складного стульчика.

– Да ты чё гонишь?! Я в десанте два года отбегал, полгода в Карабахе и месяц в Приднестровье, на, пока осколок не поймал! Я, блин, знаю, что может сделать пуля, а что – нет. Спору нет, эсвэдэшка – хорошая волына, но это – не бронебойное орудие, на! Двоих одной пулей еще, может, и уложит, но двоих, машину навылет да еще третьего – это ты, брат, звездишь. Я тебя уважаю, но ты – звездишь!

– Секач, ты мое слово знаешь – раз сказал, значит, отвечаю, – спокойно ответил сидящий пожилой мужчина, – сядь лучше и пропусти стаканчик под мясо – шашлык достойный вышел. И шапку надень – голову остудишь.

Названный Секачом молодчик присел, что-то бурча, у костра, потянулся к воткнутому в снег шампуру:

– Не, Корень, не убедил ты меня. Не бывает так, на.

– Делов-то, – донесся меланхоличный басок с другой стороны костра, – о чем звук? Айда, типа, следственный эксперимент устроим. Пусть Санек машиной впишется, а ты, Николай, мазу потянешь, если базар твой пустым выйдет. Как, Секач, впишешься?

Санек-Секач, держа в одной руке шампур, в другой – стакан водки, озадаченно нахмурился, и простоватое лицо его отразило целую гамму противоборствующих чувств. Степанов подошел к группе отдельно сидящих охотников и негромко спросил, изображая живейший интерес:

– О чем базар, мужики?

– Жизненная история, – отозвался один из них, двое других отозвались хмыканием.

– Корень байду толкнул только вот. Корень – это вон тот, бородатый, с карабином в обнимку сидит. – Рассказчик ткнул пальцем в сторону спорщиков. – С этого «Тигра» весь базар и начался. Корень, вишь, на него приклад и пламегаситель от эсвэдэ прикрутил, так он теперь от этой самой эсвэдэшки ничем внешне и не отличается. Ну пошла тема о снайперах да об этих винтарях снайперских, вот Корень и выдал, что как-то один киллер из положения лежа клиента брал с такого ствола. Как машина клиентская на линию вышла, киллер всю обойму в переднюю дверцу и положил. Так клиента – навылет, шофера – тоже, обе двери просверлило и еще на излете парой маслин лоха случайного насмерть приложило. Этот лох в конторе какой-то полуподвальной на другой стороне улицы чего-то там шелупонился… Говорю же, жизненная история. Так тут Санек, слышь, и взъелся: я, говорит, сам служил, знаю, чё почем. Ни в жисть, говорит, не поверю, чтобы такое могло быть – самое большее до второй двери пули долетят и встрянут. Две тушки, говорит, да еще две двери, да и те не пустые – механизмы в них всякие – не пробьет. А Корень – ты не смотри, что спокойным выглядит – тоже завелся.

– Ты глянь, – другой охотник с интересом смотрел в сторону, – чё-то затеяли.

Степанов обернулся. Там и в самом деле что-то затевалось. Санька не было видно, зато завелась и вспыхнула фарами одна из машин на импровизированной стоянке за домиком. А Николай-Корень и еще один мужчина суетились у недавно добытой лосиной туши:

– А чё, тема, – доносился все тот же басок, – что лось, что лох – мясо одно. Ща на пару кусков художественно разделаем, и будет все в ажуре. В натуре, как в комендатуре.

Перегазовывая и елозя по колее, подкатилась большая серебристая машина, оттуда выпал Санек и, покачиваясь, подошел к Николаю.

– Чё, грузим? – спросил он.

– Ща, погоди, – отозвался басок, махая топором. – Пару кусков отстригу, а то в салон не полезет.

– Хоть постели чего, а то весь салон кровью уделаешь, – заметил Николай.

– Щас, момент, – Санек направился обратно к машине, – у меня куча газет лежала – на растопку брал. Ща, братан.

Степанов недоуменно смотрел на разворачивающееся действо. Только когда два здоровых куска лосиной туши заняли свое место на передних сиденьях машины Санька, а Николай с Тигром улеглись на постеленную шкуру метрах в десяти сбоку, начал понимать. Следственный эксперимент, догадался он, вздохнул глубоко и вернулся в избушку. Сил смотреть на развлечения перебесившихся нуворишей у него уже не оставалось. Платили они, разумеется, неплохо, но Степанов предпочел бы и дальше жить на одну только зарплату лесника. Он с удовольствием отказался бы от участия в этих «российских сафари», если бы не опасение, что его сразу же отправят куда-нибудь в другое место. Подальше от любимой избушки, по несчастью слишком удачно расположенной – в ста километрах от Саратова, в легко доступном в любое время года и в то же время почти нетронутом цивилизацией живописном месте. Дичи, правда, здесь было немного, и добытого сегодня лося собравшиеся братки не без основания считали большой удачей. Степанов же, наоборот, переживал за лесного великана, так некстати подвернувшегося под выстрел единственного хорошего стрелка в этой компании горе-охотников – Николая.