Больше всего мне запомнились приклеенные на обои картинки. Обычно в таких убогих лачугах любят вешать на стены фото богатой жизни — тропические пляжи, дорогие машины, молоденькие девушки в купальниках. Здесь же я увидел очень красивые японские гравюры. Разумеется, это были репродукции, потому что на самый дешёвый оригинал у хозяина явно не было средств.
Сашка заметил мой интерес и подошёл ближе, став рядом. Несколько минут мы молча изучали гравюры, а потом он задал один из своих каверзных вопросов.
— Тут есть одна странность, объединяющая все сюжеты. Можешь назвать?
Очередная проверка на профпригодность. Я попробовал потянуть время, медленно переходя от одной гравюры к другой, но мой друг быстро раскусил эту хитрость.
— Если не знаешь, то так и скажи.
Пришлось сознаться в собственной некомпетентности.
— Я историю искусств не изучал, особенности японских гравюр не знаю…
У Сашки было преимущество, даже два: он уже был здесь и его спецы всё тут изучили. Фото этой комнаты отправили аналитикам в центр. Вот их выводы он и озвучил.
— Не буду грузить тебя специальными терминами, скажу лишь, что такой вид гравюр называют укиё-э, что переводится как «картины бренного мира». В девяносто девяти случаях из ста на них изображают японцев в национальной одежде…
— А тут одни пейзажи, ни одной человеческой фигуры, — перебил я его.
— Молодец, — кивнул Сашка, — ловишь на лету.
Не знаю, насколько поможет эта информация, но я уже чувствовал, что где-то рядом открывается портал. Все идет к тому, что скоро мне предстоит встреча с тем, кто жил и работал в этой конуре, по нелепой случайности ставшей человеческим жильём. Может быть, данная тема станет тем крючком, на который я поймаю Феликса Брозжаева, автора «Вечного одиночества».
* * *
На этот раз я оказался в незнакомой местности ранним утром. Прошлый мой опыт, когда я попал в безлунную ночь, порядком потрепал мне нервы, поэтому теперь в рюкзаке лежал мощный фонарь. При желании его можно использовать даже в качестве дубинки, так как стальной корпус рассчитан на подобные нагрузки, но в нынешних условиях он мне пока не требовался.
Окружающий пейзаж напомнил мне те виды, что были изображены на старых гравюрах. Гористая местность, поросшая искривлёнными соснами, неширокая речка, петляющая между скалистыми берегами, узкая тропинка повторяющая её изгибы, убегающая влево и вправо.
Оглянувшись назад, я увидел странную постройку, которую у нас бы назвали сараем и складывали туда разный хлам, из категории «выбросить жалко, а использовать негде». Здесь же любой такой «сарай» выглядел, будто музейный экспонат. Удивительная ажурная резьба, фигурная крыша с загнутыми скатами, которые словно устремляются в небо…
Из любопытства заглянул внутрь строения, но там было абсолютно пусто. Значит, надо выбирать, куда я пойду дальше. Можно было бы бросить монетку, загадав направление, но я уже давно не ношу с собой наличку.
Положившись на удачу, отправился вверх по течению. Минут через пять, свернув по тропе в очередной раз, увидел вдалеке несколько деревянных зданий, выполненных в одном стиле с тем сараем, от которого я и начал свой путь.
Похоже, это именно то, что мне нужно.
Пройдя ещё немного, заметил странную фигуру, сидящую на балконе. Между нами было метров двадцать и подробности рассмотреть было невозможно. Единственное, что бросалось в глаза — глубокий капюшон.
Подойдя ближе, я понял, что начать разговор будет непросто. Хозяин не реагировал на мои приветствия, а кинуть в него камешком для привлечения внимания — не самое лучшее начало разговора.
Обойдя вокруг дома, нашёл вход, который, на удивление, был не заперт. Для порядка постучал по створке и отправился на поиски хозяина, по пути осматривая комнаты. Обстановка удивляла своей аскетичностью: минимум мебели, циновки на полу, бумажные ширмы…
Хозяина я так и не нашёл. Пройдя весь дом и выйдя на балкон, увидел низкий столик и плоскую подушку, лежащую перед ним. Пощупал её — ещё тёплая. Значит, совсем недавно кто-то действительно на ней сидел. Это доказывает, что фигура в капюшоне была на самом деле, а не представляла из себя мираж.
* * *
Около трех часов я потратил на то, чтобы убедиться в своих подозрениях: местный обитатель решил поиграть со мной в прятки. Несколько раз он специально позволял мне увидеть его, но затем виртуозно пропадал буквально из-под носа. Вот только секунду назад сидел на крыше, насмешливо поблёскивая глазами из-под капюшона и тут же исчез, будто его и не было…
Ну что ж, я понятливый. Если мне прямым текстом заявляют, что не хотят со мной общаться, то скромно удаляюсь, не устраивая скандала.
Перед уходом я позволил себе полюбоваться окружающим пейзажем. Тут на самом деле было на что посмотреть.
Пока мы с хозяином этих мест играли в прятки, незаметно переместились на самую высокую точку окрестностей. Теперь я сидел в потрясающей по своей красоте беседке, наслаждаясь открывшейся перспективой.
Никакие современные технологии не в состоянии передать чистейший горный воздух, звенящую тишину и спокойную величественность местных гор. Особенно остро всё это ощущалось после общения с Теллумоном. Он, со своим шёпотом и серостью, олицетворял ожившую посредственность: никаких эмоций, никаких красок, никаких удовольствий от жизни…
Тут же я увидел жизнь в её первозданной силе. Даже деревянные строения выглядели так, словно сами выросли из каких-то фигурных семян, принесённых ветром. Теперь резные орнаменты повторялись в отражениях реки, тем самым становясь будто живыми.
Я невольно поймал себя на мысли, что начинаю завидовать этому Феликсу. Похоже, жизнь в убогой комнате без удобств помогла ему понять, что представляет истинную ценность. Вовсе не дорогие интерьеры огромного замка, в котором Ликасимов прячется ото всех, а скромные одноэтажные постройки, дающие минимум защиты от холода, дождя и ветра. Этого минимума вполне достаточно для жизни в гармонии с природой.
Рано или поздно всё заканчивается, и я с большим трудом убедил себя, что при желании всегда смогу сюда вернуться, а сейчас мне нужно уходить.
* * *
Возвратившись в свой мир и поделившись с Сашкой тем, что увидел в параллельном, я вспомнил про Апостола. Теперь-то мы знаем, кто скрывается под этим странным прозвищем. Царя атлантов можно пока не брать в расчёт, уж слишком устрашающе это звучит, а вот свой родной Пётр Алексеевич Романов, он же Пётр Первый, был вполне реальной исторической личностью, связанной с нашим Воронежем сотнями ниточек. Одну из таких ниточек Сашкины спецы начали распутывать. Вполне возможно, скоро мы уже получим всю информацию о тех местах, где в своё время любил бывать наш император.
* * *
По Сашкиному лицу обычно трудно определить, какие эмоции он испытывает в этот момент, но сейчас он не стал даже пытаться скрыть своё разочарование. Да уж, неприятно чувствовать себя слепым котёнком, без всякого толка сующего свой нос во все закутки, но против фактов не попрёшь — польза от моих походов пока минимальная.
Конечно, я принёс Сашке информацию, которую мне рассказали Брюс и Теллумон, но моей заслуги в этом практически нет, они сами захотели мне всё это высказать. Все же самостоятельные действия закончились полным провалом: никто со мной не захотел общаться. Большой вопрос в том, как мне выяснить тайну шестнадцати писателей, если все они откажутся от общения со мной? Судя по первым двум визитам, такая перспектива вполне реальна.
— Надо будет тебе пообщаться с нашим спецом, он один из лучших переговорщиков. С какими только отморозками не общался, и с террористами, и с психами, — задумчиво глядя в окно нашего микроавтобуса, высказался Сашка.
— Ну и чем он мне поможет? — возразил я. — Как говорил один персонаж: «Чтобы продать что-нибудь ненужное, надо сначала купить что-нибудь ненужное, а у нас денег нет».
