— Он устал и должен хоть немного отдохнуть! — не выдержав, вскрикнула караванщица. В ее голосе была боль, в то время как голова чуть наклонилась в сторону дальней части повозки, где, укрывшись плащом, сидел бог солнца. Его голова склонилась на грудь. Черные волосы падали вперед, закрывая лицо.

— Шамаш! — едва увидев мага, Мати рванулась к нему, но Сати схватила ее за руку, удерживая.

— Стой!

— Отпусти! — не столько от боли, сколько от злости зашипела девочка. И почему все вокруг тянули ее в разные стороны? Ну, взрослые еще ладно, а эта Сати, которая и старше ее совсем на чуть-чуть! Вон как возгордилась с тех пор, как прошла посвящение в этом ужасном городе смерти! Пусть это было особенное посвящение, проведенное самими богами, ну и что? Она от этого не переставала быть караванщицей! Ведь для нее же не придумали особенной судьбы, а оставили со всеми.

— Дай Ему отдохнуть! Если бы не Он, твой отец был бы уже трижды мертв! Или ты думаешь, что это просто — прогонять вестников смерти?

— Что с папой?

— Что? Его ужалила снежная змея, вот что!

Девочка охнула, в ужасе закрыв ладонями лицо. Она знала, что этот яд смертелен и противоядия не существует.

— И все из-за тебя! — Сати уже не могла остановиться. — Если бы ты не убежала из каравана, ничего бы не случилось! Это ты виновата! Ты!

— Нет! — вскрикнула Мати, зажав уши, чтобы ничего больше не слышать. Она взглянула на все так же неподвижно сидевшего Шамаша, на лежавшего отца, а затем опрометью бросилась прочь из повозки.

Шуллат, проводив подругу пристальным взглядом рыжих настороженных глаз, повернула голову к Сати. Она хмуро зарычала обнажив острые белые клыки. Затем волчица лизнула брата в нос на прощание и побежала догонять подругу, при этом чуть не сбив с ног юношу, который стоял возле отдернутого полога повозки, привлеченный громким разговором.

— Тебе не следовало так говорить с ней, — негромко произнес он.

Сати тяжело вздохнула. Она чувствовала себя виноватой, но ничего не могла исправить, ведь пойманного слова не поймаешь.

— Догони ее, скажи, что я совсем не хотела…!

Юноша кивнул и поспешил в повозку хозяина каравана, моля богов, чтобы девочка побежала именно туда, чтобы обида не погнала ее обратно в снега пустыни.

— Мати… — он залез в повозку, подполз к дальнему углу, где, накрывшись с головой одеялом, лежала, вздрагивая от рыданий, девочка. — Мати, перестань плакать, — Ри говорил твердо, решительно, понимая, что просьбы и слова жалости лишь увеличат поток слез.

Его остановило приглушенное рычание. В темноте вспыхнули зеленым огнем дикие волчий глаза, которые глядели на караванщика в упор: "Уходи!"

Видя, что гость медлит, не спеша убраться восвояси, волчица, напряженно рыча, двинулась к юноше. Угроза была не только в ее глазах, но каждом движении, даже дыхании.

— Постой, подожди! — он чуть отодвинулся, выставил вперед руки, словно защищаясь от священной волчицы. Караванщик понимал, что боль, страх, обида — все те чувства, что охватили девочку, узнавшую о беде, случившейся с ее отцом, не могли не передаться ее четвероногой подруге. И если так… Кто знает, как поведет себя Шуллат. Она ведь может захотеть не только защитить девочку, но и отомстить за ее обиду. — Послушай меня, я пришел лишь, чтобы успокоить Мати. Она должна меня выслушать!

— Уходи! — не выбираясь из-под одеяла, прокричала девочка. — Я не хочу ничего слышать!

— Но…

— Шуши, прогони его!

Волчьи зубы лязгнули возле самого носа Ри.

— Хорошо, хорошо, я уйду! — тому не оставалось больше ничего, как отступить к краю повозки. — Мати, Мати, выслушай меня! Ты должна знать! Шамаш обещал, что твой отец не умрет от яда. Не беспокойся за него. Но помни: хозяин каравана не переживет, если с тобой вновь что-то случится!

Сначала Мати плакала, потом, когда слез больше не осталось, просто лежала, всхлипывая. Боль душила ее, мысли не давали заснуть.

Девочке было страшно. Что станет с ней, если отец умрет? Ведь тогда она останется совсем одна. Кто позаботится о ней? Кто будет ее кормить? Конечно, есть еще дядя Евсей, но разве он простит ей смерть брата, во всем ее виня? Караванщики будут смотреть на нее с укором. А, может быть, ее вообще прогонят прочь из каравана…

"Ну и пусть", — отрешенно подумала она. Ей вдруг стало все равно. Пальцы нащупали свиток, рука развернула его…

Девочка села, откинув в сторону одеяла, подтянула к себе поближе сосуд с огненной водой, и принялась за чтение, надеясь, что воспоминания о далеких временах помогут ей не думать о событиях нынешнего дня.

"Мати…"

Она только-только успела отыскать то место, до которого дошла в прошлый раз, когда ее отвлекла волчица.

Подобравшись к своей подружке, Шуши положила голову ей на колени и замерла, не спуская с девочки грустного взгляда рыжих поблескивавших в отсветах огненной воды глазах.

"Мати, это ведь все из-за меня, да?"

— Ну что ты! С чего ты взяла?

"Если бы я не заговорила об охоте, ничего бы не случилось… Мати, я знаю, что виновата. И перед твоим отцом, и перед братом, и перед тобой! Больше всего — перед тобой!"

— Но со мной ведь все в порядке!

"Не благодаря мне… Мати, я ведь обманывала тебя… Вернее, не говорила всей правды… Мне известно, что такое охота, и я не должна была…"

— Конечно, известно! По воспоминаниям предков, — воскликнула девочка, не дав ей договорить.

"Не только… — волчица вздохнула, тяжело взглянула на подругу своими большими несчастными глазами: — Мы с Ханом охотились. По ночам, когда ты спала. Шамаш считал, что мы должны знать жизнь охотников, чтобы не стать чужими для своих…"

— Но почему ты ничего мне не говорила? — Мати хотела обидеться, но стоило ей заглянуть в глаза Шуллат, как начавшее было зарождаться в душе чувство исчезло без следа, уступив место сочувствию. — Моя дорогая, — она обхватила подругу за шею, прижалась к ней, — я так люблю тебя! Ты всегда со мной, когда нужна. Без тебя я бы чувствовала себя совсем одинокой. Вот сейчас, например…

"А так мы одиноки вдвоем, — Шуши вздохнула, на миг закрыла глаза. — Что же мы будем делать?"

— Не знаю, — ее рука почесывала лоб волчицы, в то время, как взгляд вновь устремился на нанесенные на лист бумаги символы, переплетавшиеся в удивительный рассказ.

"Ты говорила, что в этом свитке память детей огня, — Шуллат заерзала, устраиваясь поудобнее, приподняла голову, стремясь лучше разглядеть то, что привлекало к себе внимания подруги. У нее было жуткое настроение. Временами ей хотелось завыть, убежать в пустыню, прочь от каравана, и не возвращаться больше никогда. Или сделать что-то… Что-то по настоящему великое, чтобы другие поняли, как они были к ней несправедливы. Шуши не знала, чьи это чувства — ее собственные, или Мати, впрочем, это не имело никакого значения, когда в этот миг все их переживания были общими. — О чем?"

— Когда-то давно люди потеряли свою смерть…

"Они стали бессмертными? Но разве не об этом вы все мечтаете?"

— "Мы"? — девочка подняла на нее глаза. — А вы, что же, выходит, нет?

"Ну, разумеется! Жизнь — это путь от зари до зари. Сколько раз будет всходить солнце — столько раз мы станем рождаться вновь, получая молодое сильное тело вместо того, что ослабло и одряхлело в странствиях минувшей жизни."

— Неужели ты уже жила прежде? — Мати никогда раньше не слышала ни о чем подобном. Это было так удивительно, не похоже на все, к чему она привыкла, и поэтому — захватывающе интересно.

"Да. И не раз".

— Ты все помнишь? Кем ты была? Дочерью огня или может быть оленем? Прошлых рассветов было так много! Наверно, ты прожила уйму жизней и побывала всеми живыми существами…

"Я рождалась не раз и не два. Но всегда приходила в мир охотником".

— Почему? Неужели тебе не хотелось испытать, каково другим?

"Нет, — спокойно ответила та. — Зачем?"