Мой живот взорвался вспышкой острой боли от пинка. Ответил наугад подсечкой, всё получилось, но дальше на меня посыпались удары так часто, что оставалось только закрываться руками и ногами. Противники изловчились и прикладом рассекли бровь. Я, что называется, поплыл. После взрыва боли в голове сопротивление моё было сломлено.

Муры ещё какое-то время продолжали избиение, а потом взорвались громким гоготом. Только в плохих приключенческих книгах и боевиках категории «Б» главный герой вскакивает после удара прикладом в лицо и, как Брюс Ли, ломает щи на щепки ещё четырнадцати с половиной врагам. На деле я боролся со звоном в ушах и пытался предугадать, откуда прилетит следующий удар. Кровью залило всё лицо, но это ерунда, до свадьбы заживёт, а вот с тем, что эта липкая красная жидкость делала мои глаза бесполезными, поделать было ничего нельзя. Заработал ещё один удар сапогом в лицо и окончательно потерялся. Нет, это не был нокаут, но ориентироваться в пространстве не получалось, в том числе из-за того, что голова пошла кругом. Вновь я бесславно растянулся на асфальте. Нос отказывался дышать – похоже, последний прилетевший пинок его сломал. Во рту стоял кисло-металлический вкус крови.

– Дайте я завалю эту гниду! – выкрикнул какой-то мужик тонким голосом.

– Захлопнись, Марго, – раздался сиплый голос Мальвины, – Сам пойдёшь на разделку, если завалишь этого. Забыл, сколько органы кваза стоят?

Краем сознания я ощутил, как сильные клешни вздёрнули моё обмякшее тело, и поставили на колени.

– Что с ним делать дальше? – спросил другой голос из-за спины.

– К остальным его, пока… Помнишь меня, гадёныш? – ответила Мальвина, – Помнишь, Орк?

– Не завидую твоему Пьеро, – прохрипел я, брызгая кровью при каждом слове, – Не знал тебя никогда. Отвали, уродина.

В ответ не прозвучало ни слова, меня даже не ударили. Ощутил только как в шею впилась игла инъектора. Свет в глазах померк. Видимо, после этого меня всё-таки закинули в машину, потому что в себя я пришёл на полу переоборудованного кунга одной из машин для перевозки свежаков.

Что сказать? По уровню комфорта даже на рейсовый автобус не тянуло. По центру вдоль всего кунга была приварена широкая металлическая лавка, никаких окон по бокам тут не предусматривалось, только стрелковые бойницы, отчего было темновато. Сама машина полностью обшита стальными листами. Внутри пахло страхом.

Болело абсолютно всё. Кроме этого, ко всем моим бедам добавился холодный склизкий ком, ворочавшийся в желудке. Подступало споровое голодание, не сулившее ничего хорошего.

Я осмотрелся, как мог, и не заметил охраны. Видимо, муры решили, что я, избитый и со стянутыми пластиковым хомутом руками, не представляю для них никакой опасности, а девочек-старшеклассниц они тем более не боялись.

Так как все сидячие места были заняты, а мой комфорт мало кого заботил. Да и комфорт этот, надо сказать, был весьма условным. Со стонами и кряхтением я перекатился к борту кунга, принял полусидячее положение и осмотрелся. Девушки сбились кучкой на лавке и жались одна к другой. На меня смотрели настороженные и испуганные лица. Им не позавидуешь. Утром они пошли в школу, а вот сейчас их взяли в плен небритые мужики с перегаром, погрузили в грузовик, как скотину, и неизвестно куда везут.

Тут я не удержаться, желудок прыгнул к горлу и его вывернуло. Очень хорошо, что в этот момент я не валялся на спине, а уже принял более или менее безопасное положение, иначе точно бы захлебнулся собственными рвотными массами. Незавидная смерть… Будто смерть бывает завидной. Ох, не о том я думаю. Не о том…

Со скамьи встала и подсела ко мне маленькая крепкая брюнетка в перепачканных голубых джинсах и розовой толстовке.

– Вы русские? – спросила она встревоженно с сильным англо-американским акцентом, – Это война?

Я отплевался тягучей слюной и сказал ей:

– У меня на поясе висит фляга. Дай мне из неё напиться.

Мою просьбу встретил непонимающий взгляд.

– Фляга? Это что?

– Ёмкость, сосуд, бутылка…

Руки зашарили по моему поясу и через несколько минут одной проблемой у меня стало меньше. Вроде даже в глазах посветлело и побои стали болеть меньше. Девушка понюхала жидкость через горлышко, поморщившись с отвращением спросила:

– Фу! Что это за гадость?

Я облизал разбитые губы и попросил:

– Дай-ка я ещё глотну…

После нескольких глотков почувствовал себя лучше.

– Что это за… эээ… напиток? – вновь спросила меня брюнетка.

– Голова болит после кислого тумана? – ответил вопросом на вопрос я, – Это лекарство. Глотни и пройдёт всё.

Она закрутила горлышко и пожала плечами.

– Голова болеть… Болит… Но я воздержусь. Пока терпеть можно.

Я возразил ей:

– Потом могут не дать, душа моя, а то, что дадут, тебе вряд ли понравится…

– Кто вы? Вы русские? Это война? – вновь зачастила она.

– Я русский, – согласился с ней я, – Войны нет, но мы провалились в другой мир.

Брюнетка помолчала, видимо, переваривая информацию.

– Это… Булл шит… Какашка… происходит только у нас в городе или совсем везде… По всему миру?

– Не, – отрицательно качнул я головой, отчего она заболела с новой силой, – Только ваш Кадьяк провалился в Улей.

– Улей? – удивлённо переспросила брюнетка, – Ты крейзи… Сумасшедший? Да?

Хотелось бы мне очнуться от всего этого в комнате с мягкими стенами и в смирительной рубахе. Но, видно, не судьба. Да и реальность, как обычно, переплюнула по степени зашкаливающего бреда любую, даже пускай, самую дикую галлюцинацию.

Я ухмыльнулся, но получилось скверно. Разбитые губы лопнули, и по подбородку потекла струйка крови. Наш грузовик подпрыгнул на очередном ухабе, и без предупреждения очень близко дал две короткие очереди крупнокалиберный пулемёт вроде КПВТ. А может это именно он и был. Когда по крыше стального кунга загрохотали гильзы, стало ясно, что открыли огонь из башни, расположенной наверху. До пленниц дошло не сразу, но как дошло… Они закричали все разом, а некоторые заплакали. Но это был ещё не конец, после паузы пулемет начал долбить длинными очередями почти без остановок, а гильзы звенели о крышу латунным водопадом. Фигуристая невысокая брюнетка неосознанно вжалась в меня всем телом, ища поддержки в минуты опасности.

Ощущать все изгибы тела упругой фигуристой брюнетки своим было приятно и странно одновременно. Приятно было по понятной причине – брюнетка эта была привлекательной. Спортивное и пышное тело не такая уж и редкость, но обычно что-то одно всегда перевешивает. Но, однозначно, такое понравится любому мужчине, если только он не на смертном одре, хотя…

Я ещё до конца не сформировал однозначное мнение, кем именно мне приходится Мамба. С одной стороны, она окрестила меня дурацким именем, с другой – учит всякому на правах более опытной и бывалой, делит все тяготы и постель, но… Она не инициировала эти разговоры сама и несколько раз замяла, поднятую мной тему.

Она помогла отбить меня и Арманд, когда они попались пиковым.

А после вытащила меня на себе, не бросила там, чтобы довезли до безопасного места. Затем пристроила женскую часть группы в Зимнем. И пристроила, надо сказать, максимально удачно. Аня и Арманд живут в отдельном доме со всеми удобствами за надёжными стенами Зимнего, а Брусника, так та и вовсе сейчас один из самых уважаемых специалистов – ученица знахаря Лакмуса. И она продолжает по мере сил помогать. Вспомнить хотя бы тот случай, когда быстрая на язык крёстная обложила смесью испанских и русских матюков местного служителя Фемиды и влетела на такой же срок исправительных работ, как и я, сам.

Или те случаи, как мы отбивались от серых и атомитов? Собственно, ничего плохого из того, что мы, попали в штрафники, также не вышло. Вся местная система была отработанной и рабочей, оставалось в неё встроиться. Этот способ не хуже других.

А уж то, как крёстная и я устроились всего за кредит в день, вообще, тема для отдельного разговора. Вот и выходит, что в эти неприятности вляпался я по своей собственной, так сказать, инициативе и дурости.