Находка длинного меча скифского типа в одной из кладовых Урартской крепости Тейшебаини (Кармир-Блур) окончательно подтверждает, что скифская форма меча сформировалась не позднее конца VII в. до н. э. Однако она не решает вопроса, переднеазиатского или закавказского происхождения эта форма. Ведь жители этой крепости пользовались и другой формой меча, свойственной урартийцам, а скифский тип меча здесь появился вместе со скифами, которые, как считает Б.Б. Пиотровский, пришли сюда с севера, длительное время жили здесь и изготовляли свои вещи, характерные для жителей Прикубанья и Приднепровья.

У савроматов мечи были значительно больше распространены, чем у скифов, будучи оружием не только военных дружинников и племенной знати, но и рядовых воинов. Савроматы уже с конца VI в. до н. э. стали использовать не только короткие мечи и кинжалы, но и длинные всаднические мечи (длиной более 1 м), приспособленные для колющего и главным образом рубящего удара, т. е. тактическое применение меча у савроматов было более эффективным, чем у скифов. В этом отношении савроматы вместе с меотами Прикубанья, которые также рано стали применять в бою длинный рубящий меч[216], превзошли своих западных соседей. Савроматы выработали и свои собственные модели меча (мечи без металлического навершия, мечи с перекрестьем в виде согнутого под углом бруска или дуговидным, мечи прохоровского типа). Многие мечи и кинжалы савроматов, отличаясь от скифских по деталям рукоятки, сближаются с сибирскими формами.

Формы савроматских мечей особенно ярко отражают картину тесных связей савроматов со скифами, с населением Северного Кавказа, с северными соседями — носителями ананьинской культуры и с населением Южной Сибири. Северокавказские параллели, как это видно из анализа некоторых мечей, преимущественно восходят к раннему времени (VII–V вв. до н. э.). Контакт со скифами продолжался в этом плане постоянно, и в IV в. до н. э. некоторые скифские модели меча (мечи с когтевидным и с плоским овальным навершиями), вероятно, от населения дельты Дона[217] проникали к савроматам Поволжья и Приуралья. Я не останавливаюсь здесь подробно на мечах дельты Дона, где савроматы постоянно жили бок о бок с приазовскими меотами и скифами, так как этому вопросу уже посвящен этюд в работе Н.И. Сокольского «Боспорские мечи». На Нижнем Дону мы находим наиболее ранний меч с кольцевым навершием или с сомкнутыми волютами (меч V в. до н. э. из раскопок А.А. Миллера в кургане 1 у станицы Елизаветовской)[218]. Он-то и мог послужить одним из прототипов сарматских мечей с кольцевым навершием и прямым перекрестьем, которые распространяются в Поволжье параллельно с мечами прохоровского типа не позднее II в. до н. э.[219]

Древнее население Башкирии, Зауралья и носители ананьинской культуры также постоянно испытывали воздействие савроматской культуры; формы мечей здесь часто зависели от савроматских моделей. С сибирскими кинжалами некоторые экземпляры савроматских мечей сближаются по ряду деталей. Это, прежде всего, мечи, которые имеют прорезные рукоятки, изображения фигур зверей или орлиных голов на перекрестье, нарезки на боковых валиках рукоятки, навершия в виде пары грифоньих голов, продольное треугольное в сечении ребро на клинке, колодочки у основания зооморфного навершия, узкое бабочковидное перекрестье, приближающееся по форме к перекрестью в виде согнутого под тупым углом бруска. Однако, несмотря на значительные параллели с южносибирскими кинжалами, на савроматской территории мы не находим ни одной модели, тождественной сибирским. Следовательно, хотя взаимное воздействие и имело место, но в той и другой областях развитие форм этого вида оружия шло самостоятельным путем.

У савроматов мы наблюдаем большое разнообразие типов мечей, которое исчезает к концу IV–III вв. до н. э., когда начинает безраздельно господствовать лишь один, прохоровский тип меча в его двух основных вариантах — с серповидным или прямым брусковидным перекрестьем.

Наличие в Южном Приуралье длинных мечей переходных типов, относящихся в основном к IV в. до н. э. (мечи с согнутым под углом или дуговидным перекрестьем), свидетельствует о том, что прохоровский тип сложился в среде южноуральской группы сарматов. Он не мог развиваться непосредственно из скифского акинака уже потому, что прохоровские мечи по длине значительно превосходят скифские, достигая 1,3 м. Так как длинные мечи у савроматов появились не позднее V в. до н. э., то совершенно неправ был М.И. Ростовцев, считавший, что «в эпоху эллинизма с Востока пришла новая форма железного меча с длинным лезвием, серповидным набалдашником и прямой крестовиной»[220]. Вполне вероятно, что серповидное навершие развилось из древнего брусковидного через короткое, слегка изогнутое навершие, характерное для переходных мечей IV в. до н. э., и под влиянием волютного навершия. Влияние более древнего волютного навершия на сложение формы прохоровского типа меча допускал и М.И. Ростовцев[221].

Согнутое под тупым углом брусковидное перекрестье, из которого, вероятно, и вырабатывается прямое, могло развиться из узкого бабочковидного перекрестья более древних савроматских мечей. Однако нельзя исключать влияние восточных, южносибирских кинжалов майэмирско-тагарской эпохи с узкими перекрестьями, приближающимися по форме к уральским мечам со «сломанной» или дуговидной крестовиной. Эти кинжалы в Минусинской котловине и на Алтае известны с позднекарасукского времени[222]. С территории Узбекистана известен бронзовый кинжал с перекрестьем, близким по форме перекрестьям майэмирских кинжалов. Он был найден А.И. Тереножкиным на строительстве Большого Ташкентского канала и отнесен к группе находок конца эпохи бронзы и начала железного века[223].

Хотя для меня и представляется несомненным появление мечей раннепрохоровского времени как результат эволюции некоторых более древних моделей савроматских мечей, однако нельзя отказываться от предположения, что здесь не обошлось без посторонних влияний — менее всего западных, более всего — восточных (сибирских) и, может быть, среднеазиатских. Эти влияния, отражая тесное культурное общение, определили, по-видимому, отдельные детали нового, более эффективного в бою, чем скифский акинак, длинного меча, с которым сарматы выступили на завоевание новых территорий на Северном Кавказе и в Скифии.

Савроматы, подобно скифам, были конными стрелками из луков. Сколь велико было значение этого вида оружия у кочевников поволжских и приуральских степей, говорят находки остатков колчанов со стрелами в могилах. Они обычны для мужских погребений, реже бывают в женских и встречаются даже в детских могилах. Число стрел в могилах колеблется от одного экземпляра до трех сотен; одиночные стрелы обычно лежат без колчанов; в колчанах же находят от нескольких до полутора-двух сотен стрел в каждом. Вероятно, как правило, стрелы клали в могилы вместе с луками, однако до сих пор, вследствие плохой сохранности дерева, мы не имеем ни одной достоверной находки остатков лука.

О форме и размерах савроматского лука мы можем судить лишь по косвенным данным и, прежде всего, по бронзовой бляшке, украшавшей кожаный колчан из кургана у пос. Благословенского под Оренбургом (рис. 9, 5). Б.Н. Граков справедливо предположил, что эта бляшка представляет характерный сложный короткий лук скифского типа сигмаобразной формы[224]. Подобные луки мы видим у скифских лучников, изображенных на многочисленных золотых бляшках из богатых скифских курганов, на известных сосудах из Кульобского и Воронежского курганов. Оренбургская бляшка, представляющая сложный короткий лук, не имеет аналогий в скифском мире. Полную аналогию ей мы находим среди вятских древностей ананьинской культуры (бронзовая бляшка с Буйского городища)[225], испытавшей большое культурное воздействие савроматов Южного Урала. Рельефное изображение сложного лука мы видим на одной из широких лопастей оригинального бронзового наконечника стрелы крупной величины из савроматского погребения рубежа VI и V вв. до н. э. у с. Сара на Урале (рис. 21Б, 23).