Вторая подписная гемма была найдена в некрополе Фанагории (Эрмитаж). Она сохранила образец анималистического жанра в работах Дексамена. Штриховой ободок и односложная подпись — следы архаизма в этой работе, относящейся также к раннему этапу творчества мастера. Характерен материал — пестрая коричнево-желтая яшма. В мастерской Дексамена на наших глазах словно рождается специфический выразительный язык классической глиптики. Ни один компонент не случаен, все несет художественную нагрузку. Цвет геммы, на первый взгляд как будто бы разрушающий изображение, нанесенное неглубокими тонкими линиями алмазной иглы, — это поэтический парафраз реального колорита тростниковых прибрежных зарослей, где среди поблескивающих золотых солнечных «зайчиков» прячется грациозная, пугливая птица. Словно напуганная чем-то, она взмахнула крылами, обернулась и выпустила из лап свою добычу — кузнечика. Убедительные, естественные [40] движения заметно стилизованы и, словно лейтмотив, вторят плавному овалу геммы. Свобода, непринужденность и графическая стилизация линий в этой работе неразделимо слиты.[2]

Из некрополя Пантикапея происходит третья подписная гемма Дексамена. Цапля изображена им на этот раз в стремительном полете. Стихию, в которой свободно парит птица, характеризует голубой халцедон-сапфирин — словно кусочек лазури вешних небес. Нет штрихового ободка, ничто не стесняет мощного взмаха крыльев и упругого толчка ног птицы. Тончайшая линия обрамляет поле геммы, а надпись в две строки помещена под изображением. Именно в ней Дексамен указал, что он родом с Хиоса. Предельная тщательность резьбы мастера-миниатюриста сочетается и здесь с необычайной свободой композиции, а естественная правдивость движения — с тонкой стилизацией линий и музыкальностью ритма. Все компоненты художественного языка служат созданию поэтичного образа весны, возвращения птиц, пробуждения надежд в человеческом сердце. Легкий оттенок элегичности присущ изображению

Характерны тонкие длинные линии, которые мастер проводит алмазной иглой. По ним безошибочно можно признать работы самого Дексамена. Эти уверенные, параллельные, слегка волнистые штрихи выдают его руку в неподписанных геммах. 30-е – 20-е годы V в. до н.э. — такова дата второй эрмитажной геммы. К этому же времени относится и последняя из известных нам подписных работ Дексамена, бостонская гемма с портретом пожилого мужчины, редчайший образец портретного жанра в греческом искусстве V в. до н.э. Мастер обращается вновь к пестрой желто-коричневой яшме. Двусложная надпись: «Делал Дексамен» — помещена над головою немолодого, лысеющего мужчины с идеально-правильными чертами лица. Отдельные индивидуальные штрихи сочетаются с гармоничной ясностью образа и нормативностью портрета. Просветленное спокойствие черт представляется здесь выражением той полной достоинства сдержанности, которая стала нормой для свободного гражданина эпохи классики. «Ничего лишнего!» — завещал грекам мудрец Солон. Этот этический и эстетический [41] идеал Эллады, определяющий особую возвышенность дексаменовского портрета, звучит и в стихах Феогнида:

На основании стилистической близости указанным четырем подписным геммам Дексамену Хиосскому было приписано несколько работ, не имеющих подписи мастера. Эти атрибуции в конце XIX и начале XX в. были сделаны А. Эвансом, А. Фуртвенглером, Д. Бизли и Г. Уолтерсом.

Такова гемма из горного хрусталя, хранящаяся в Британском музее. Арфистка, изображенная здесь, многими чертами напоминает Мику Дексамена. Юноша-арфист предстает на агатовой подвеске в той же коллекции. Гемма имеет характерную форму — в виде цилиндра с отсеченным сегментом.

Особенно убедительна атрибуция Дексамену скарабеоида из пестрой желто-коричиевой яшмы, найденного в Паитикапее (Эрмитаж). Этот минерал употреблен мастером в двух подписных геммах. На эрмитажной печати изображена бегущая лошадь. Гордо вскинув голову, потрясая поводьями, оканчивает бег без возницы умное, благородное животное. Прямо перед ним находится цель — мета — в виде тирса. И материал, и неподражаемо тонкие штрихи, передающие гриву и хвост коня, виртуозная моделировка и естественность движения — все указывает на авторство Дексамена. Этот поэтический образ вольности словно служит иллюстрацией к стихам Феогнида:

Как и свойственно ионийцу, Дексамен, видимо, был человеком, страстно влюбленным в красоту животного лира и, раз выбрав объект, будто не в силах оторваться, внимательно изучал его, создавая вариации облюбованной темы. Так появились серии гемм с изображением одного и того же животного то в покое, то в стремительном движении. Летящая цапля следовала за стоящей. В противовес эрмитажному мчащемуся скакуну на бостонской [42] гемме вырезан стоящий конь. Манеру резчика мы узнаем по особой выразительности силуэта, тончайшим штрихам алмазной иглы, виртуозной моделировке форм. Грациозное, нервное животное словно дрожит от нетерпенья перед скачками и бьет землю копытом. «Это — больше, чем шедевр, это — чудо глиптики!» — восхищенно писал о бостонской гемме А. Фуртвенглер.[4]

На халцедоновой гемме (Париж, Национальная библиотека) мастер вырезал сходного коня, на которого напал грифон. Варианты стоящих цапель Дексамена сохранились на халцедоне (Бостон) и агатовой цилиндрической подвеске (Берлин). Архаическая форма скарабея, видимо, не была чужда мастерской хиосского резчика. Так, на агатовом скарабее (Лондон) вырезана стремительно летящая утка.

Еще Фуртвенглер отметил в свое время близость манере мастера геммы из Пантикапея, вырезанной на пестрой желто-коричневой яшме. Это образец «натюрморта» — один из жанров классической глиптики. Резчик изобразил хиосскую амфору. В такого рода керамических сосудах в V в. до н.э. с о-ва Хиос на Боспор доставляли сладкое хиосское вино. Английским исследователем Д. Бордманом высказано предположение, что это печать одного из боспорских торговцев, заказанная знаменитому хиосскому резчику. Судя по типу сосуда, который часто изображался на серебряных монетах Хиоса, гемма вырезана в последней четверти V в. до н.э.

Интерес к наследию Дексамена в последнее время оживился благодаря убедительной атрибуции ему еще одной портретной геммы, предложенной немецкой исследовательницей Э. Диль. Эта хранящаяся в Берлине гемма из горного хрусталя, поступившая в музей в начале нашего века из собрания доктора Терлецкого в Ялте, была найдена на юге России. Все поле занято изображением юношеской головы. Стиль, настроение, а также мельчайшие технические детали резьбы настолько близки подписной портретной гемме из Бостона, что не может быть сомнения в авторстве Дексамена. Характерны тонкие параллельные штрихи алмазной иглы, которыми мастер передает отдельные волоски волнистых кудрей юноши и пушистые ресницы, окаймляющие его широко раскрытые глаза. Созданный Дексаменом образ чистой, прекрасной юности, удивленно глядящей на мир и радостно открывающей его чудеса, отличается гармоничной ясностью. [43] Портретное изображение в сильной степени типизировано и нормативно.[5]