Так быстро, как только могу, я захлопываю дверь, пока зимняя буря не вырвала ее у меня из рук. Я стою совершенно неподвижно, слишком поздно понимая, что хлопанье дверью может привести к моему падению. Десять. Проходит двадцать секунд. Никакого плача. Ура! Я не стала ее будить. Я люблю свою племянницу, но она маленькая хулиганка, когда дело доходит до сна, а мне нужно немного отдохнуть после недели, проведенной на складе.

Знакомая обстановка, удобный бархатный синий диван, деревянный обеденный стол и все книги, стоящие в книжном шкафу от пола до потолка, расслабляют меня. Здесь так много воспоминаний, большинство из них хорошие. Нет ничего лучше, чем приехать домой на каникулы. У всех праздничное настроение, и мама готовит мои любимые блюда.

Конечно, компромисс заключается в решении обычных вопросов и непрошеных комментариев. С кем ты встречаешься? Почему ты не встречаешься? Тебе нужно похудеть. Вы не поймаете мужчину, одетого подобным образом.

Надеюсь, Сэйди отвлечет ее настолько, что она откажется от обычного допроса. Вопреки убеждениям моей мамы, поиск достойного парня не имеет ничего общего с моим весом, одеждой или работой. Я просто еще не встретила мужчину, который заставил бы меня улыбаться.

Когда я снимаю пальто, до меня доносится восхитительный аромат с кухни, напоминающий о походе. Мои легкие вдыхают чистый лесной воздух с легким привкусом дыма от костра, только более изысканный, более… проникающий до костей. Аромат проникает мне в душу, заставляя все мое тело жаждать чего-то, чего я никогда раньше не пробовала. Я не могу определить, чего именно, но я знаю, что мне это нужно.

Я мысленно пробегаюсь по списку праздничных блюд. Это не латкес, яблочный соус, грудинка, суп с шариками из мацы или любая другая замена, которую готовит мама, когда не может достать нужные ингредиенты. Благодаря папиным связям в правительстве, он обычно приносит домой все, что нужно маме, даже когда еды не хватает. Чего, к счастью, не было с тех пор, как Земля вернула себе свободу два года назад.

Одним быстрым движением я срываю ярко-розовую шапочку и варежки, которые Баббе связала для меня, и мчусь на кухню.

– Мама? Что ты готовишь?

– Это ты, Голда? – кричит моя мама сверху в тот момент, когда моя рука касается кухонной двери.

– У меня был выходной. Чудо на Хануку!

Очень громкий лязг доносится с другой стороны вращающейся двери, ведущей на кухню. Я отступаю. Больше никого не должно быть дома в этот час. Сейчас только десять утра. Рейчел днем в школе, папа никогда не приходит раньше шести, а Баббе придет только завтра.

– Мама? – я поднимаюсь по ступенькам. – Мне кажется, на кухне кто-то есть.

На верхней площадке лестницы появляется моя мама. Она одета в свое длинное черное шерстяное пальто, но держит на руках мою полуголую племянницу, которая извивается в ее объятиях.

– Это Зэн… Или Стэн. Или… О, черт, я не могу вспомнить. Друг твоего отца из земной разведки прислал его помочь с готовкой и уборкой. Все, что нам нужно. У бедняги нет семьи поблизости, и ему нужна помощь, чтобы акклиматизироваться здесь в Гримборо и попрактиковаться в земном языке. Он пробудет здесь неделю. У меня не было возможности поприветствовать его должным образом. Эти чертовы тканевые подгузники не так хороши, как те, что были у нас до войны. Я одела Сэйди и приготовила ее к походу к врачу, а теперь мне нужно переодеть ее наряд.

– Ты хочешь сказать, что оставила дверь открытой и впустила в наш дом незнакомца?

– Не незнакомца. Его прислал твой отец. С Сэйди нелегко. Я не могу все успеть и позаботиться о ней тоже. Я рада, что ты здесь. Я оставляю тебя за главную, пока отвезу ее на прием. Не забудь отполировать менору.

Теперь у меня есть две причины взять менору. Подготовить ее к первой ночи Хануки и поколотить парня на кухне, если он окажется каким-нибудь уродом.

Когда я открываю ящики буфета в столовой в поисках меноры, этот проклятый аромат окутывает меня, вызывая чувство голода, но не от еды. Кое-что еще.

Обхватив пальцами серебряную менору, которую мой дедушка сделал еще в Польше, я на цыпочках прокрадываюсь на кухню, надеясь подсмотреть за незнакомцем, которого моя мама впустила в дом. Что, если это какой-нибудь случайный парень, который обнаружил незапертую дверь и теперь обкрадывает нас вслепую? Не то чтобы мы самая богатая семья в округе, но еда есть еда, и ее не всегда легко достать. Не то чтобы мы прогнали голодного человека. Даже в этом случае люди могут стать жестокими из-за еды.

Когда я прислоняюсь к вращающейся двери, чтобы прислушаться, дверь открывается, и я влетаю на кухню. Я приземляюсь лицом вниз, и менора выскакивает у меня из рук и катится по деревянному полу.

Военные ботинки, большие – какого-то гигантского размера, которого не должно быть, появляются перед моим лицом.

– Позволь мне помочь тебе подняться, женщина.

“Женщина?”

Он протягивает большую синюю руку. Это один из тех моментов, когда можно доверять или не доверять. Я ничего о нем не знаю, и мне следует держаться на расстоянии, но он уже стоит надо мной, терпеливо ожидая. Здесь у него определенно преимущество, но в выражении его лица есть мягкость, которая убеждает меня немного довериться.

Когда я беру его за руку, уголок его рта приподнимается в смеси облегчения и чего-то, что я не могу точно определить. В нем есть честность и цельность, которые пронизывают воздух между нами.

Без особых усилий он поднимает меня на ноги, как будто я ребенок, а не взрослая женщина, которая в прошлом году переборщила с латкесом и до сих пор не избавилась от него. Не то чтобы прошлогоднее празднование повлияло на нынешнее. Все знают, что во время праздников калории не в счет, и я с нетерпением жду пончиков с желе.

Когда я выпрямляюсь, меня поражает чудовищность этого инопланетянина. Его рога – да, настоящие рога!– слегка царапают низкий потолок, пока не загибаются назад. Даже без рогов самец возвышается надо мной. И все же, эти большие, выпуклые мышцы и красивое лицо привлекают мое внимание. Я ловлю себя на том, что мысленно раздеваю его.

Голда! Возьми себя в руки! Инопланетянин. ИНОПЛАНЕТЯНИН!

Я прочищаю горло.

– Всего один раз лизнуть.

О Боже, я же не сказала этого вслух, не так ли?

– Лизнуть что? – спрашивает он.

– Ничего! Я думала о… конфетах. Да, конфетах! Вот именно.

– Конфеты?

– Я сладкоежка.

И я бы с удовольствием облизала эту восхитительную конфету, стоящую передо мной, с головы до ног, не оставляя ни одной части нетронутой. На этот раз я держу свои более горячие мысли при себе, хотя мои щеки краснеют.

Я не могу оторвать взгляд. Он самый великолепный мужчина, которого я когда-либо видела. Мускулы покрывают каждый дюйм его тела, напрягаясь под тонкой черной футболкой. Я упоминала, что у этого леденца племенные татуировки на бицепсах? Интересно, где еще у него есть татуировки.

Черт, в этом нет сомнений. Я возбуждена. Достаточно того, что у меня никогда не было серьезных отношений, но я даже не уединяюсь в своей квартире, чтобы, эм, заняться бизнесом. Хуже того! Я стою на кухне своих родителей и фантазирую о парне, о котором ничего не знаю.

– Ой.

– Ой? – повторяет он.

– Это на идише означает ”Боже мой”.

– Боже мой? Женщина, в твоих словах нет никакого смысла.

– Ты инопланетянин?

Такая остроумная и наблюдательная, Голда! Он, должно быть, думает, что я идиотка.

Мои глаза прикованы к этому красивому лицу с чуть приподнятыми бровями, когда он оценивает меня. Интересно, что он видит, когда смотрит на меня?

Остроумная? Однозначное "нет". Я не могу связать больше четырех слов, не поставив себя в неловкое положение.

Дружелюбная? Едва. Я не представилась и даже не поздоровалась. Я только прокомментировала очевидное. Что он инопланетянин.