– Игорь Васильевич где? – прохрипел участковый, принимая сидячее положение.

– Так ведь там же и лежит, где лежал…

Фёдор проверил наличие служебного удостоверения в кармане и пистолета в кобуре. Убедившись, что всё на месте, он строго поглядел на хозяйку.

– За чем же орать, Надежда Климовна, да ещё так громко и неожиданно? Я чуть не обделался…

– Да ты, что, касатик, я не в жизть ни на кого голоса не повышала. Никогда не орала, да и вообще, человек я мягкий, не скандальный. И чего тебе там в этом углу надобно было то, а, господи Боже мой. Иконы-то там еле-еле держатся, я давеча Игорю говорила, чтобы починил там всё, но не успел он… помер, мой ненаглядный.

– Скажи-ка, хозяйка, а одежду грязную кто сюда сложил, под иконы-то?

– Какую такую одëжу? Не было там никакой одëжи, отродясь не было.

Участковый огляделся. Действительно, от кучи грязных вещей не осталось и следа. "Причудилось, что-ли?" – подумал он, разглядывая неподдельное удивление старухи.

– Тут и правда не было ничего, – подтвердила Родина.

– Да-да, не было, – кивнула Надежда Климовна.

Капитан вежливо отстранил от себя руки фельдшера с бинтами да перекисью водорода, и аккуратно потрогал ушибленное место. Удар пришёлся прямëхонько по темечку, там образовалась огромная, болючая и кровоточащая шишка.

– А где ваш племянник, а, Надежда Климовна? – неожиданно спросил полицейский.

– Так ведь помер он, – опешила женщина от неуместного вопроса, – лет пять тому…

***

Фёдор Сергеевич сидел в кабинете, пил вожделенный кофе и заново прокручивал прошедший день. Да уж, денёк выдался ещё тот, он был не просто богат на события, а буквально кишел ими. Причём события эти, касались как служебной деятельности полицейского, так и его здоровья. Ожогин аккуратно потрогал внушительных размеров шишку и поморщился от боли. Конечно, фельдшер Родина, заботливо обработала и перевязала "производственную травму", облегчив бедолаге страдания, но болевые ощущения не прошли. И похоже пройдут совсем не скоро. Капитан посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся, с этой повязкой на голове он был больше похож на раненого комдива Чапаева, нежели на участкового уполномоченного Самосваловского сельсовета. Но внешность, а тем более схожесть с легендарным красным командиром, его беспокоили мало. Он больше переживал за вновь открывшиеся обстоятельства по делу о пропаже крупно-рогатого скота. А также, не выходили из головы странности, связанные со смертью старика и тем, что Фёдору почудилось. Несомненно, какая-то логическая связь между обнаружением останков скотины в лесу и тем, что произошло в доме Николаевых, тут присутствовала. Однако какая? Как говорил отставной майор Стас Саныч Наумов, в прошлом лучший участковый района, – "Нужно уметь отделять мух от котлет – мухи отдельно, котлеты отдельно". Вот Ожогин и отделял, и раскладывал их по отдельности, куда котлеты, куда мух. Пытался добраться до истины.

Участковый включил компьютер, а пока он загружался, допил свой кофе и вымыл чашку. На экране высветилось требование ввести логин и пароль. Набрав одному ему известную комбинацию символов, Фёдор вошёл в ведомственный информационный ресурс. Пробив "по базе" покойного Игоря Васильевича, а потом его вдову Надежду Климовну и не получив никаких результатов, капитан ввёл в поисковой строке их адрес. По месту жительства семьи Николаевых значилось два происшествия, одно случилось сегодня – "скоропостижная смерть Николаева И.В. 1949 г.р."; а вот второе имело место быть пять с половиной лет назад с формулировкой: "смерть Володина П.Т./суицид". Выбрав функцию "просмотреть подробности", Ожогин погрузился в изучение происшествия.

Из информации, почерпнутой участковым из базы данных, следовало, что некто Володин Павел Тимофеевич одна тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения, был обнаружен повешенным в сарае по адресу: село Самосвалово, улица Зелëная, дом пять. Обнаружила его Николаева Надежда Климовна, с её слов установлено, что умерший являлся её племянником, был сиротой. В кармане трупа найдена предсмертная записка, смысл которой сводился к тому, что в смерти господина Володина виновато ни что иное, как его душевное заболевание, связанное с любовью к коровам. Материалы происшествия переданы в районный следственный отдел, где в дальнейшем принято решение о прекращении разбирательства в виду отсутствия состава и события преступления. Инициатором сообщения был предшественник Ожогина – майор Наумов; смерть Володина констатировала фельдшер Родина.

Капитан позвонил Эльвире Альбертовне, та ответила с недовольством. Оно и понятно, пол двенадцатого на часах.

– Эльвира Альбертовна, простите за столь поздний звонок, вас беспокоит участковый Ожогин.

– Слушаю вас.

– Вы помните некоего Володина, который покончил с собой во дворе дома Николаевых? Что можете о нём сказать?

– Тоже мне, Фёдор Сергеевич, нашли кого вспомнить на сон грядущий. Конечно помню, такого забудешь пожалуй. Маньяк и извращенец, вот что могу рассказать про него. А вообще, господин полицейский, приходите ко мне в ФАП, я вам всё расскажу про него и покажу документы. Но потом вам придётся проводить меня домой, я, после воспоминаний о Павлике, боюсь идти одна. Поздно уже.

– Буду через полчаса, – сказал Фёдор Сергеевич, а про себя подумал: "Либо она меня клеит, либо действительно страшный человек был этот Володин Павлик".

Можно было дойти пешком, здесь ходьбы-то, минут двадцать – тридцать. Однако, после всего случившегося, добираться до Родиной ночью, да ещё и пешим порядком, было жутковато. Да, что там жутковато, страшно, прямо капец! Фельдшерско-акушерский пункт находился на окраине села, а освещение там хоть и есть, но совсем никакое. Фёдор Сергеевич запер участок, сел в служебную машину – видавшую виды Ладу Гранту и выехал со двора.

В досье, которое выдала база данных МВД на Володина Павла Тимофеевича, ничего экстраординарного не значилось. Родился тогда-то – тогда-то, там-то – там-то; был прописан по таким-то адресам, с такого-то по такое время; умер там-то – там-то, тогда-то – тогда-то. Ну ещё серии и номера паспортов с датами их выдач. Всё! Даже к административной ответственности никогда не привлекался, не говоря уже об уголовной. Мда-а-а…

Вдруг в свете фар, прямо перед автомобилем, промелькнул непонятный силуэт, который скрылся в кустах на обочине. Участковый ударил по тормозам, машину по инерции протащило по грунтовке ещё с полметра, она остановилась и заглохла. Схватив фонарь, Фёдор выскочил наружу и осветил придорожные заросли. Никого. "Собака, что-ли?" – с сомнением подумал он. Хотя, то, что перебежало через дорогу, собакой было вряд ли. Это было существо, крупнее средней дворняги раза в три-четыре. И конечности показались длиннее собачьих. Хрен его знает, что это было. Чëртова темнота. Сердце Ожогина бешено колотилось о рёбра. В одном из дворов завыла собака, эту заунывную песню тут же подхватили другие её сородичи. Уф, гадство, и так страшно, так ещё эти, исполнители, блин!

Капитан поспешил сесть в машину и закрыть дверь, повернул ключ в замке зажигания; щёлкнуло реле, но стартер почему-то не сработал. Полицейский крутанул ключ ещё раз. Тщетно. Машина заводиться не хотела, стартер вообще не подавал признаков жизни. Фёдор Сергеевич попробовал ещё несколько раз и смачно выматерился, не добившись нужного результата. Ничего не поделаешь, но придётся оставить автомобиль тут до утра. Копаться в механизмах и искать неисправность ночью, при свете карманного фонарика, не было ни какого желания. Придётся пройтись пешком. Пусть страшно до дрожи в коленках, но нужно идти, он обещал быть через полчаса.

Взяв папку и не забыв прихватить фонарь, Фёдор Сергеевич потянулся было за фуражкой, но махнул на неё рукой, вспомнив, что в виду повязки и опухоли, головной убор на голову банально не налезет. Так и пошёл, с папкой под мышкой, фонарём в правой руке и без форменной фуражки.