Согласно представлениям Джеральда, зоопарк за счет наплыва посетителей должен был прямо с начала функционирования начать приносить прибыль. Ну хотя бы стать самоокупаемым. А заодно и саморазвивающимся объектом. Реальность оказалась иной – через 4 года долги Зоо составили 20 тыс. фунтов стерлингов. И это не считая личных долгов хозяина (выплату по кредиту на аренду поместья никто не отменял). Крах задуманного казался неминуемым.

Джеральд самоуверенно считал, что сможет ездить в экспедиции и одновременно руководить строительством и становлением зоопарка (вообразите себе – удаленный доступ без интернета). И сначала просто не представлял, какое тяжкое финансовое бремя взвалил на свои плечи. Он же никогда ранее ничем подобным не занимался, а при этом не имел деловой хватки и не разбирался ни в финансах, ни в людях.

Гораздо более практичная Джеки, не занимая в Зоо никаких должностей, делала все возможное для поддержания его на плаву, пытаясь экономить во всем, выступая его теневым управляющим. Но ее здравого смысла без профессиональной подготовки для этого оказалось маловато. Да и поддержка супруга оставляла желать лучшего. Он всецело доверял своему ставленнику-директору – больше, чем советам жены. С горечью она писала: «Оказалось, я вышла замуж за Зоопарк Даррелла, а не за него самого! Все сотрудники знали, что могут свободно говорить со мной обо всем, я была своеобразной записной книжкой Джерри. Так продолжалось довольно долго, пока после жалоб директора, который явно не справлялся со своими обязанностями, он не начал возражать против такой политики и прочел мне занудную лекцию о том, как мне следует вести себя в зоопарке и на Джерси вообще. Будучи по происхождению еще большей ирландкой, чем Джерри, я вспылила и прямо сказала ему, куда он может отправляться со своим драгоценным зоопарком и всеми комитетами».

И чем дальше, тем взаимное непонимание и противоречия между ними только увеличивались. Конечно, с самого начала совместной жизни было ясно, что подходы к ней у Джеральда были совсем не такими, как у Джеки. За примерами не надо далеко ходить. Заглянем в их джерсейский семейный дом.

Джеральд считал, что он должен быть всегда открытым для всех. Именно так жили Дарреллы на Корфу и в Борнмуте. Он не любил одиночества. Так и вышло. В гостиной велись бесконечные обсуждения повседневных проблем Зоо, которые не прекращались и за обедом. Входная дверь не закрывалась. В такой жизни не было места ни для интимности, ни для покоя. Последнее совершенно не нравилось не только Джеки, но даже стареющей маме, которая вроде бы должна была быть привычной к подобному бедламу. Но если уже и она пожаловалась в письме к Ларри на эту тему («постоянные посетители сведут меня с ума»), чего же было ждать от менее терпеливой Джеки. Жизнь в поместье, а теперь уже и вообще на острове, вызывала у нее приступы клаустрофобии: «Джерри буквально бредит зоопарком. Он одержим, – писала она. – Времени на личную жизнь у него не остается. Я начинаю думать, что наш зоопарк – это своего рода Франкенштейн».

А Джеральду не оставалось ничего иного, кроме энергичного эксплуатирования единственно доступного ему источника финансирования – писательского труда. Он закончил одиннадцатую книгу за девять лет, по-прежнему оставаясь в ряду наиболее читаемых английских авторов. Любовь к приключениям, дар рассказчика, чувство юмора, умение описать животных с самой неожиданной точки зрения, контактность и дружелюбие сделали его мастером прозы о путешествиях и животных. Писательскую карьеру Даррелла иначе как триумфом не назвать.

В качестве продолжения он уже задумал написать историю создания и выживания Джерсийского Ковчега, выбрал знакомую и злободневную для себя тему, посвященную первым четырем годам существования зоопарка. Но повседневные заботы не давали ему возможности писать днем, поэтому он пытался работать над созданием книги «Поместье-зверинец» по ночам. Много раз приступал и останавливался. Джеки видела, что дается она ему очень тяжело.

– Никогда еще я так не хотела написать эту книгу за него, – говорила она.

Отвращение Джеральда к писательской работе стало почти патологическим. Он переживал острый кризис. Ему казалось, что он собственными руками продал себя в рабство. И за этими деталями действительно скрывалась трагедия. Джеральд начал понимать, что стал узником собственного зоопарка.

– Скоро звери нас сожрут, – как-то высказался он и был не далек от истины, если не рассматривать ее в прямом смысле этого слова.

Оказалось, что у него не осталось сил, чтобы радостно играться с новым приобретением. Ни сил, ни времени, ни денег, ни понимания, как быть дальше. Но обсуждать эту тему с супругой он не хотел. Было ли это вызвано разочарованием от того, что мечта оказалась слишком далека от реальности? Или его начинало угнетать заметное уменьшение поддержки со стороны Джеки?

В таких условиях совместная жизнь становилась все более трудной для обоих. Множились обиды. И хотя случилось очередное чудо и финансовые проблемы с зоопарком на пятый год его существования удалось преодолеть благодаря квалифицированной помощи со стороны и трансформации его в благотворительный фонд (на этом, достаточно туманном моменте остановлюсь подробнее позже), их отношениям это не помогло.

А тут в 1964 г. умерла мама Джеральда, которую он очень любил. Он всегда был маменькиным сынком и не очень представлял себе жизнь без ее моральной поддержки, воспоминаний о ее вкуснейших обедах и постоянного присутствия рядом. И вот – остался один, и очень сильно обиделся на Джеки, которая, как ему показалось, никак не поддержала его и в этот трудный период. Посчитал, что он осиротел дважды.

В их медленно умирающей совместной жизни было всякое; но действительно серьезно все началось с раздельных деловых поездок (Джеки в Аргентину, он в Африку, в Сьерра-Леоне). Уже тогда все висело на волоске – прочитайте выдержку из письма Джеральда в Буэнос-Айрес:

«Я рассчитывал получить от тебя письмо с сообщением о разводе. Я бы не упрекнул тебя. Не слишком я похож на идеального мужа, но все же мысль об этом меня угнетает. Дорогая, жизнь так коротка, давай не будем расставаться – ни эмоционально, ни физически. Я знаю, что жить со мной трудно, я слишком многого требую, но я постараюсь измениться. Проблема в том, что, когда я далеко от тебя, мне так плохо, что я начинаю сердиться и раздражаться, а это еще сильнее отдаляет тебя от меня. Давай попробуем любить друг друга и попытаемся вернуться в ту сказочную страну, где мы с тобой встретились. Я страшно скучаю по тебе. Я люблю тебя. Береги себя и поскорее возвращайся. Бог даст, мы еще увидим светлые времена. Люблю тебя сейчас и всегда».

Я бы резюмировал так: надежда почти потеряна, но Джеральд обещает попытаться измениться, сам не сильно в это веря. И обратите внимание, какая разница и одновременно сколько общего в его письме Джеки от 1959 г. из Аргентины в Лондон. Тогда они первый раз расстались надолго после свадьбы. Джеки там серьезно пострадала (вылетела через переднее стекло авто с подозрением на трещину в черепе) и отбыла пароходом в Англию. Джеральд остался доводить намеченную программу до конца.

«Дорогая, я люблю тебя. Когда ты уехала, я утратил весь интерес к экспедиции. Мне не на кого кричать, некого упрекать, не на кого сердиться, никто не знает, какой я паразит, никто не говорит мне, какой я хороший, никого нет рядом, когда мне кто-то нужен, мне некого любить. Я так хочу вернуться в Англию, надеюсь, нам удастся это сделать раньше наступления мая. Что бы ты ни решила сделать, я всегда буду любить тебя и надеюсь, что ты тоже любишь меня. Все, чего я прошу, не принимай решения до моего возвращения. Не обещаю измениться, стать хорошим мальчиком и всегда делать то, чего ты от меня хочешь, потому что это была бы ложь. Ты знаешь, что это невозможно, потому что хорошо со мной знакома. Поэтому все, что я могу пообещать тебе, если ты останешься со мной, я буду таким же паразитом, как всегда, может быть, чуть лучше. Все, что я знаю, так это то, что, когда ты уехала, я понял, как сильно тебя люблю!»