Далее произошел привычный ритуал. Константин отдал служебное удостоверение и мобильный телефон, а взамен услышал номер ячейки, который нужно было назвать при выходе. Тогда дежурный возьмет удостоверение и проверит личность сотрудника, прежде чем позволит ему покинуть учреждение. Нехитрая процедура исключала выход нежелательного лица по чужим документам. Поочередно зажужжали еще одна решетчатая дверь и еще одна глухая железная, и Константин оказался в зоне. Вдохнув знакомый специфический запах, опер сбежал по ступенькам крыльца и оказался перед забором из железных прутьев и колючей проволоки. Нажал звонок, услышал привычное жужжание, калитка распахнулась, затем захлопнул ее за собой с металлическим лязгом. Вот теперь он точно в зоне.

Одноэтажный штаб администрации ИК № 13 встретил радушно. Дневальный штаба, осужденный Фан, ожидал в коридоре, из каморки дневальных доносился звук новостей от работающего телевизора.

– Доброе утро, гражданин начальник! Вы сегодня рано.

– Доброе, Фан. Сделай чаю.

Константин открыл ключом дверь своего кабинета и зашел внутрь. На двери висела табличка: «Оперативный отдел – Константин Юрьевич Феб».

Константин снял и повесил верхнюю одежду в шкаф. Сел за рабочий стол и щелкнул пультом телевизора, висевшего в углу кабинета на кронштейне. Экран зажегся на канале местных новостей.

Через секунду в кабинет бесшумно зашел Фан. Он был одет в мягкие войлочные тапочки и ступал быстро, но осторожно. Хозяйственный дневальный принес крепкий чай в граненом стакане и холодную котлету на куске хлеба в тарелочке. Чай в штабе подавали исключительно в граненых стаканах и никелированных подстаканниках, как в РЖД, но с гербами СССР.

– Котлеты столовские остались. Вдруг вы без завтрака, – сказал Фан.

– Спасибо! Весьма кстати, – Константин радостно потер ладони.

Фан исчез так же неуловимо, как и зашел.

В дверь постучали, и в кабинете появился осужденный, нервно сжимающий в руках черную пушистую шапку-ушанку.

– Разрешите, гражданин начальник? Осужденный Бахусов Денис Александрович, пятый отряд, по личному.

– Чо надо?

– Отпустите в отпуск на два дня, пожалуйста. Отец умер.

Константин со звоном размешал ложечкой сахар в стакане и прихлебнул горячий чай. Крепко заваренный, темно-рубиновый.

Нервными руками Денис выкрутил ворсистую шапку в тугой завиток и, набравшись смелости, попросил:

– Положено ведь. Крайние обстоятельства. Похороны.

– Кому положено, а кому-то наложено, – ответил Константин.

Острые и цепкие глаза опера посмотрели так сурово, что Денис сразу понял – удачи не видать.

– Напомни, Бахусов, сколько тебе наложил за твои подвиги наш самый гуманный суд?

– Семь лет, – ответил Денис с унылой ухмылкой.

– Вот! У тебя за душой – кража, грабеж и хулиганка. У твоего кореша – убийство, у другого – тяжкие телесные. Тот – изнасилование. Каждый третий – наркоман. Вы все отбросы общества, Бахусов. Вас сюда определили отбывать наказание и перевоспитываться. Ты уже перевоспитался?

– Я стараюсь, – Денис пожал плечами.

Константин хохотнул коротко и зло, а потом посмотрел презрительно. Денис поежился, но продолжил:

– Гражданин начальник, мне осталось всего полгода сидеть, то есть отбывать наказание. Я точно не сбегу, смысла нет. А так хоть попрощаюсь с родителем.

Рожа Дениса была чрезвычайно скорбная, того и гляди слезы побегут из глаз. Преисполненный чувств, он подошел к самому столу опера, прижимая к груди измятую шапку. Константин откусил бутерброд с котлетой и запил чаем, а затем пробубнил, жуя и зажмуриваясь от удовольствия:

– Чо ты тут исполняешь? За почти семь лет отец ни разу тебе ни письма, ни посылки, ни свиданки.

– Ну так отец все-таки, какой ни есть, а проститься надо. Очень надо! – умолял Денис.

– Ну все, концерт окончен. Давай, до свиданья! Я вообще в отпуске с завтрашнего дня, – махнул рукой опер.

На местном канале теленовостей началась реклама, и, как водится, для рекламы существенно прибавили звук. Громкая чарующая музыка сопровождала искрящиеся символы знаков зодиака, вращающиеся в неведомом танце по экрану телевизора. Константин и Денис резко обернулись на звук и дружно уставились в голубой телеэкран.

– Колдунья в седьмом поколении. Победитель «Битвы экстрасенсов», тринадцатый сезон. Ясновидящая Черная Мамба! – возвестил торжественный закадровый голос.

На экране появилось нечто черное, женского пола, настолько пугающее, что Константин с Денисом разом вздрогнули. Бледное, как саван покойника, лицо. Длинные прямые черные волосы и треугольная челка, подчеркивающая линию бровей. Глаза густо обведены черной тушью в виде полумаски, а вместо бровей – темные пунктиры блесток. На белом фоне глазных яблок сверкали черные зрачки с пристальным взглядом. Но самым ужасающим был рот. Точнее, грубая черная горизонтальная линия с крупными вертикальными стежками, словно мертвецу разрезали рот от уха до уха и потом небрежно зашили.

– Твою же мать, – вырвалось у Константина. Рука дрогнула, и ложечка звякнула в стакане с недопитым чаем.

– ВЫ! Вы, неверующие ни в Бога, ни в черта, ни в загробный мир, ЗНАЙТЕ! Истину вам говорю! Умершие души говорят со мной, делятся секретами, рассказывают все о вас, – замогильным голосом возвестила Черная Мамба.

Колдунья наклонилась ближе к камере, словно старалась заглянуть за экран и увидеть зрителей. При этом стало видно, что Черная Мамба – это симпатичная девушка, но с чрезвычайно смелым гримом. Оголилось ее левое плечо, и стала видна татуировка. Фигурка смешного человечка в колпаке, пронзенная мечом. Денис выронил шапку на пол, торопливо поднял и вновь уставился на ее татуировку.

– Все вижу в ваших душах. Ничего не скрыть, – Черная Мамба откинулась в кресле и положила руку на хрустальный магический шар на своем столе.

– Даже по фотографии найду пропавшего человека. Живого или мертвого. Сниму порчу и приворот. Предскажу судьбу.

На экране появились цифры телефонов и адрес офиса колдуньи.

– Запись по телефону. Индивидуальный подход. Гибкий тариф. Возможность дистанционного сеанса по WhatsApp, Skype, Zoom. Оплата Сбербанк-Онлайн, Qiwi-кошелек, принимаю биткоины, – деловито протараторила колдунья со знакомой офисной интонацией.

Экран погас, Константин бросил пульт от телевизора на стол с нескрываемым раздражением.

– ВО! Вот кого вам надо, гражданин начальник, на службу принять. Всю преступность изничтожите разом! – засмеялся Денис.

– В наших рядах всякой заграничной нечисти не место! Сами разберемся, нас этому учили, – заявил опер.

– Ага, она бы вам, гражданин начальник, точно подтвердила, что меня надо отпустить в отпуск. Очень вас прошу, – взмолился осужденный.

Константин молча отодвинул стакан с чаем и, насупившись, уставился на просителя. Было видно, что Денис порядком ему надоел и в ближайшее время стоит ожидать жесткого ответа.

– А вы, гражданин начальник, не заметили, что за татуировка у нее на плече? Кого пришили? – защебетал Денис.

– И вообще, жуткая же баба. Черная Мамба! Я прям обалдел, аж во рту пересохло. Можно горло промочить? – Денис с невинным лицом протянул руку к стакану с чаем.

Через секунду резиновая дубинка ударила по протянутой руке. Реакция Константина была мгновенной, а спецсредство в виде палки резиновой всегда было под рукой.

– Ты чо, зэк, ополоумел? Убрал грабли быстро! – Константин вскочил.

– Простите, гражданин начальник, забылся, замечтался. Детство вспомнил. В поезде с родителями. Вот такой же чай в подстаканнике и котлетка. Извините, – Денис отступил и выставил беззащитные ладони перед собой.

– Мне насрать на твои воспоминания и мечты! Здесь зона, а не детский сад, и ты не малыш. Напакостил – отвечай. Пощады не будет. Пшел вон, пока дубиной по башке не получил! – взревел Константин.

Денис юркнул за дверь, а Константин бросил дубинку и сел за стол. Пить чай расхотелось.

Отодвинув стакан с чаем и тарелку с котлетой в сторону, Константин расчистил место на столе. Затем достал из кармана бумажник, раскрыл его и вытащил фотографию дочери. На снимке, сделанном в детском садике, Аполлония была, как всегда, серьезной, несмотря на игрушку в виде веселого клоуна в руках. Воспитатели всем детям предлагали выбрать любимую игрушку для фотографирования, но Аполлония категорически отказалась. Заявила: «Это глупо. Если нужно сфотографировать детей, то зачем нужны игрушки? К тому же у меня нет любимых, я ко всем игрушкам отношусь одинаково. Ведь это всего лишь предметы». Воспитатели настаивали, мол, так положено и заведено, фотографии детей с игрушками в руках выглядят мило и больше нравятся родителям. «Ну, если это так нужно моим родителям», – Аполлония благосклонно согласилась и взяла в руки первую попавшуюся игрушку, оказавшуюся веселым клоуном. А вот улыбнуться ее не заставили никакие уговоры воспитателей. Фотограф пытался рассмешить девочку, корчил рожи, шутил невпопад, сюсюкал, но все тщетно. Аполлония смотрела слегка презрительно и немного надменно на окружающих взрослых. Словно не она, а они были наивными детьми. Так и остался этот взрослый взгляд у дочки на детской фотографии.