Аполлония спала спокойно и дисциплинированно. Белая подушка, белый пододеяльник и белая маечка на девочке. Аккуратные волосы, поза лежа на спине с вытянутыми руками поверх одеяла. Обычно дети так не спят, они вертятся и крутятся, вечно сбрасывают одеяло.

Константин присел на краешек кровати и взял дочь за руку. Пухлая детская ладошка утонула в нежных мужских ладонях.

– Аполлония, просыпайся, солнышко, – ласково позвал он.

Девочка открыла глаза так быстро, как будто бы и не спала вовсе.

– Я уже не сплю. Папа, хватит сюсюкать. Я девочка, а не солнышко, – ответила дочь.

С сожалением отпустив ручку девочки, Константин встал и подошел к окну. Он посмотрел во двор и увидел белый снег, заваливший округу еще никем не тронутым в столь ранний час сверкающим пухом. Константин обрадовался и обернулся к дочери:

– Смотри, снег выпал! Как красиво!

– С опозданием. Опять гидрометцентр ошибся в прогнозах, – ответила девочка.

Аполлония села на кровати и болтала свешенными ножками. При этом ее лицо оставалось абсолютно серьезным. Никакого желания бросаться к окну у девочки не было.

– Наконец-то. Как же без снега? Скоро Рождество! – сказал Константин, не в силах отвести взгляд от искрящихся сугробов и затейливо увитых инеем веток деревьев.

– Я тебя умоляю, папа. Это всего лишь очередной день календаря, – бесстрастно произнесла дочь.

Константин разочарованно посмотрел на дочь, а потом снова уставился в окно. Рождественский пейзаж за окном потерял свое очарование. Собравшись с силами, Константин подошел к дочери и погладил ее по головке:

– Ступай умываться.

Проводив дочь, Константин зашел в кухню, где уже вовсю хлопотала жена – готовила завтрак. В тостере поджаривался ароматный хлеб, шкворчала яичница на сковородке, в пузатом чайнике заваривался чай. Константин прошелся по кухне, ухватил ломтик сыра из нарезки на столе и, пожевывая, щелкнул пультом. Маленький телевизор на стене включился на канале новостей. Константин убавил звук до фонового и спросил жену:

– Что сказал врач?

– Ничего. Он не может поставить диагноз, – ответила Лена.

– Какой уж тут диагноз. Девочка никогда не смеется. Я даже улыбки ее добиться не могу, – раздосадованно сказал Константин.

– Говорят, это возрастное, пройдет со временем. Рекомендовали хорошего врача в Москве, профессор, психотерапевт. Может быть, съездим после праздников?

– Съездим. Только врачам я уже не верю, – пробурчал Константин.

Дочка вышла из ванной, и Константин чуть прибавил звук телевизора. Лена метнулась навстречу и обняла дочь.

– С добрым утром, доченька. Идем, садись.

Семья уселась за стол и начала завтракать. По телевизору в новостях показывали очередной природный катаклизм. В Африке выпал снег, в Америке ледяной дождь, Европа столкнулась с небывалыми морозами. Комментатор перечислял количество бездомных, замерзших насмерть этой ночью на улицах Парижа и Берлина. Лена посмотрела строго и требовательно, после чего Константин схватил пульт и начал листать каналы в поисках более подходящей темы для тихого семейного завтрака.

Мелькнул репортаж из Великого Устюга, и Константин сразу же прибавил звук. В светлом сосновом лесу располагается вотчина Деда Мороза. Зазвенели волшебные музыкальные колокольчики. На крыльце высокого деревянного терема стоит сказочно красивый Дед Мороз с длинной белой окладистой бородой. Могучим, но добрым голосом он поздравляет всех с наступающим Рождеством, приглашает детей к себе в гости и обещает всем подарки. Ворота его вотчины открывают путь к чудесам, помощники Деда Мороза радостно встречают гостей и помогают им поверить в волшебство.

– Лена, Поля, а давайте поедем в гости к Деду Морозу, – предложил Константин.

– Отлично! Я всегда об этом мечтала, – Лена захлопала в ладоши.

– Мама, папа, Деда Мороза не существует. Это просто бизнес на доверчивых туристах, – сказала Аполлония с укоризной.

– Как не существует? Я в него верю с самого детства, – ответила Лена.

– Да вот же он. Самый настоящий Дед Мороз, – заверил Константин, уверенно указывая в телевизор.

– Люди страдают, люди умирают, целые экосистемы рушатся, мы находимся в начале массового вымирания, а все, о чем вы можете говорить, это о сказках, придуманных для обмана детей? – спросила Аполлония с чувством крайней озабоченности.

Возникла неловкая пауза.

– Я понимаю, дочка, ты пересмотрела телевизор и тебе кажется, что происходит ужасное, но поверь, все не так страшно. Ты ребенок, и у тебя должно быть детство, игры, подружки и вера в чудеса, – ответил Константин, стараясь выглядеть добрым наставником.

– Вы, взрослые, всегда говорите, что слышите и понимаете нас, но часто обманываете. Конечно, для нашего же блага. Мы, молодое поколение, смотрим на вас внимательно и хотим знать правду. Мир просыпается, и приближаются перемены, нравится вам это или нет! – закричала Аполлония.

За столом воцарилась тишина. Константин не нашелся, что ответить, и деловито начал ковырять вилкой в тарелке. Лена прикрыла ладошками рот и жалостливо смотрела на дочь. Аполлония взяла пульт и сама переключила на канал новостей. На экране замелькали тревожные кадры очередной войны.

– Хватит! – заорал Константин.

Он вырвал пульт и выключил телевизор.

– Больше мы не будем смотреть это дерьмо! Неужели нельзя просто поесть, без политики, без глобальных проблем? Поговорить о чем-то добром и вечном.

Константин в отчаянии бросил вилку в тарелку с остатками еды. Раздался звон, и по столу полетели ошметки яичницы.

– Все. Я на работу, – сказал Константин и вышел из-за стола.

Лена прибрала беспорядок и спросила дочь:

– Хочешь, я сделаю свежевыжатый апельсиновый сок?

– Нет. У него высокий гликемический индекс, но все равно спасибо, – ответила Аполлония ровным голосом.

Мать и дочь сидели за столом в кухне и видели в открытую дверь, как по коридору прошел злой Константин в форме лейтенанта ФСИН. Наклонился, чертыхаясь, покопался с высокими берцами. Затем резко накинул бушлат, но не застегнул молнию, небрежно напялил шапку с кокардой чуть набекрень и в таком несобранном виде завалился в кухню.

– Нет! Мы поедем к Деду Морозу! И ты прочитаешь стишок и получишь подарок, как хорошая и послушная девочка. А еще ты будешь улыбаться, и мы сделаем праздничные фотографии. Как у нормальных людей! – выпалил Константин.

Он уставился на дочь яростными зырками, не терпящими возражений, и Аполлония не стала возражать. Она оставалась хладнокровно спокойной и сдержанной. Выдержала тяжелый взгляд отца.

– Хорошо, папочка, – ответила Аполлония кротко.

Лена решительно встала перед Константином уперев руки с сжатыми кулаками в бока. Выражение глаз жены отрезвило Константина. Это был взгляд разъяренной волчицы, вставшей на защиту своего детеныша. Решив не связываться с женой, Константин развернулся и молча, не прощаясь, вышел из квартиры, хлопнув дверью.

Константин топтал свежий снег тяжелыми берцами с тракторной подошвой. Сейчас, после ссоры с дочерью, белый холодный пух вызывал в нем не радость, которая охватывает человека при встрече с первым снегом, а ненависть. В данную минуту Константин испытывал только отвращение и неприязнь ко всему белому и чистому. Он шел по нетронутой снежной полосе и нарочито втаптывал снежный покров в серый асфальт. Иногда пинал ногами наиболее живописные сугробы и красивые заснеженные кусты. Разрушенные, они теряли неповторимое зимнее обаяние.

– НА! Получай!

Иногда по несколько раз сильно подпрыгивал и жестко приземлялся сразу двумя ногами, нанося наиболее тяжкие раны белоснежной пороше.

– Вот тебе! Вот тебе!

На широком тротуаре разбегался и скользил, спотыкаясь и поскальзываясь, оставляя за собой рваные черные полосы, похожие на глубокие колеи, оставленные бешеным пьяным танкистом.

– Йоху! А так нравится?

Удовлетворенно оглядывался, лицезрел творение собственных черных подошв на белом холсте. И только удостоверившись, что на всем пути его следования природная милота рождественского утра безвозвратно испорчена, Константин немного успокоился.