Он в сердцах захлопнул альбом, положил его на прежнее место в ящике стола, решительно встал и стремительно вышел из кабинета.

***

Беспорядок тоже бывает разным. Дома Лех привык к беспорядку одежному: периодически бессистемно разбрасываемые по стульям, креслам и диванам колготы, брюки, платья, блузки, кофточки, лифчики и другие причиндалы жены. Первое время он пытался с этим бороться, уговорами ласковыми и не очень. Потом понял, что это бесполезно. Бес, живущий в Наташке, порядка не любил. Бес и порядок – вещи вообще не совместимые, они уживаются вместе только в самом слове беспорядок.

В этой же комнате беспорядок был другим, так сказать, с техническим уклоном. Хаотично расставленные по столам и шкафам, раскиданные или просто валяющиеся на полу корпуса и составные части каких-то функционирующих или бездействующих приборов, аппаратов, механизмов и мониторов, мотки и куски проводов, радиодетали и инструменты, и еще много чего. Посреди всего этого техногенного великолепия на компьютерном кресле восседал сам бес порядка (а может, и бог хаоса!) – непропорционально длинный и суставчатый, как переросток кузнечик, средних лет мужчина с гладко обритой как у тибетского ламы яйцевидной головой и узенькими очками на повернувшемся в сторону Леха утином носу. Продолжая одной рукой крутить крестообразную отвертку, а другой ковыряться в пластмассовой коробочке с гайками и винтиками, он суховато произнес:

– Мистер Горецкий, давно же вы к нам не заглядывали. Неужели, нужда какая привела?

– Привет, Витя. Она самая и привела. Требуется мне мини-комплект прослушки.

– Привет, привет. Бумагу давай.

– Слушай майор, я ведь сказал, что мне нужен…

– А, значит без бумаги, просто так… У нас же учет, ты же знаешь порядок.

– Ну положим, не просто так. Порядок я знаю, но и ты ведь меня знаешь. За мной не заржавеет. И не свисти, что у тебя нет неучтенки.

– Ну ладно, если для тебя лично… Есть кое-что… А тебе для чего нужно?

– А вот это деликатный вопрос.

– Да я же в том плане, где и как долго слушать, какая дальность нужна.

– Самый простенький наборчик.

– Простенький говоришь… – Виктор положил инструмент на стол, встал, подошел к сейфу, открыл его, достал закрытую картонную коробочку и протянул Леху. – Здесь два радио жучка с диктофоном для записи и устройство дистанционного прослушивания. Тянет на километр. Зарядка на семь суток. Подойдет?

– В самый раз.

– Самостоятельно разберешься?

– Разберусь. Гран мерси. Через несколько дней верну. С приложением в стеклянной таре.

– И пончиком.

– Двумя.

– Не ограничивайте свою фантазию и щедрость.

– Ладно, вымогатель. Пока, – подполковник с голливудской улыбкой на лице легко пожал на прощание сухую как ветка саксаула костлявую пятерню Виктора.

***

Хищного вида черный джип «Гранд-Чероки», мягко шурша шипованными шинами, уверенно вкатился на очищенный от снега плиточный тротуар и, бесцеремонно перегородив проход, как вкопанный замер впритык к широкоформатной витрине магазина с броской вывеской: «НАТАЛИ. Салон модных меховых изделий». Одетые в длиннополые мохнатые шубы и короткие меховые полушубки человекообразные до безобразия женские манекены из-за стеклянной преграды пластиковыми глазницами осуждающее покосились на наглого святотатца, не спеша выбравшегося из нутра железного зверя.

«Имею право! Я тоже собственник салона!» – молча поставил их на место Горецкий, и вскоре развевающиеся на ветру полы его незастегнутого пальто скрылись за недавно доставленной из Германии бронированной дверью магазина.

Лех пристальным хозяйским взглядом окинул торговый зал с немногочисленными потенциальными покупателями преимущественно из дамского сословия, лениво дефилирующими среди хромированных стоек с развешанными на них разноцветными меховыми одеждами. У всех без исключения посетителей салона был вид праздношатающихся случайных экскурсантов провинциального природоведческого музея, загнанных в него непогодой.

К Леху тут же танцующей мажорной походкой подплыла смазливая молодая продавщица в подогнанной по фигуре фирменной одежде. Короткая юбка позволяла при желании увидеть и оценить ее красивые, чуть полноватые ноги, а аппетитную грудь то ли украшал, то ли рекламировал пришпиленный к блузке красочный бейджик с именем.

– Добрый день, Алексей Олегович! – Лицо ее расплылось в кокетливой и одновременно угодливой улыбке.

– Здравствуй, Света. Что-то я жены не вижу, – ответил Лех, продолжая шарить глазами по залу.

– А она у себя в кабинете.

– Одна?

– Сейчас одна, кажется, – в голосе продавщицы прозвучала едва уловимая лукаво-ехидная трель.

– Это хорошо, – машинально протянул Лех, не вслушиваясь в нарочитую интонацию адресованной ему фразы, и поспешно двинулся в сторону служебных помещений.

***

Приглушенный скрип открываемой двери святотатственно прервал ритуал примерки песцовой жилетки цвета соболя. Наташа нервно, но почти охотно сбросила ее с себя на кожаный диван и приготовилась выплеснуть накопившееся с утра раздражение на непрошеного посетителя. Появление в двери знакомой фигуры мужа только усилило это желание.

– О! Явление Христа народу! Мы ведь три часа назад виделись. Неужели успел соскучиться?

– Да, заехал глянуть, как у нас тут дела идут, – стараясь не реагировать на саркастично-ехидные нотки в голосе жены, сдержанно ответил подполковник.

– У нас?! – по-боевому взъерошила брови хозяйка кабинета. – Хотя да. Ты же у нас совладелец! Тебе отчет в письменном виде немедленно представить или можно погодить?!

– Ну что ты опять ерничаешь? – не поддался на провокацию скандала муж.

– Лех, ты чего приперся? – Наташа уселась на диван и вызывающе закинула ногу на ногу.

– Просто проезжал мимо по делам, решил наведаться. И что это ты тоже меня Лехом стала постоянно называть? Раньше я для тебя Лешей и Лешиком был.

– А захотелось. Услышала и понравилось. Созвучно со словом мех. Ты ведь такой же… Внешне красивый, приятный на ощупь. Податливый, когда по шерсти гладить. Теплый, даже горячий моментами… – Наташа погладила ладонью лежащую рядом жилетку. – Но уже не живой. Не жи-вой… Тело согреть можешь, а вот душу, увы… Хоть вой…

– Ну что ты такое говоришь, Таша… Я же нормальный живой человек…

– Это ты себе льстишь… В по-настоящему живом человеке должна быть не просто физическая, а животворящая, жизнеутверждающая сила. В тебе она есть? А? Как мне видится, какая-то присутствует, но совсем не та… Вот и получается, если ты и человек, то не живой… А если живой, то уже и не человек вовсе…

– Что ты за ерунду городишь? Живой, не живой… Бред какой-то. Раньше тебе ведь хорошо со мной было, – усаживаясь рядом на диван, примирительным тоном произнес Горецкий.

– Было. Но только вначале… А потом я поняла, что ты как кактус, цветущий раз в сто лет… Преобразился на миг, пустил радостно раскрывшуюся навстречу солнцу прекрасную белую с розовыми прожилками стрелку, порадовал мир кратковременным нежным цветением… И сдулся. И все. Остались только острые колючки, еще и смертельно опасные при этом…

– Какая смачная метафора! Если ты думаешь, что сразила меня своим офигительным сравнением, то глубоко ошибаешься. И вообще, Таша, кончай выделываться и нести всякую чушь. Я как любил тебя, так и люблю. И совсем не изменился… – со вздохом откинулся на мягкую спинку дивана Лех.

– Нет, ты изменился, и сильно. Хотя… – задумчиво протянула жена, глядя на него в упор. – Может, и не изменился… Наверное, ты всегда был мортусом, только старательно это скрывал, но с годами это стало все более отчетливо проявляться.

– Кем был? – нахмурился подполковник.

– И был, и есть… Мортус. Или, если попроще – могильщик, – Наташа злорадно мысленно отметила, как при этих словах напряглось и побледнело его лицо.

– Это почему же?

– Да от тебя ж веет могильным холодом! Ты всегда носишь эти ужасные черные траурные майки. И вспомни, во Львове (в свадебном путешествии!) ты зачем-то потащил меня на кладбище и полдня заставил таскаться среди замшелых гробниц.