Воспоминания тут же загнездились в его голове как неустанно галдящие галки на высоченных тополях возле австрийской постройки старинного трехэтажного дома во Львове – с причудливыми изразцовыми орнаментами, витыми коваными балконными решетками и жутко скрипящей зашарпанной деревянной лестницей с потемневшими от времени деревянными же перилами, отполированными до жирного блеска ладонями нескольких поколений разнонациональных жильцов. Дом детства, в который его сорок два года тому назад привезли из родильного отделения городской больницы розовым трехкилограммовым младенцем, и который после переезда в Москву еще долгие годы неизменно являлся ему в причудливых цветных пугающих отроческих снах…

Вот самая любимая свадебная фотография: как прекрасна и молода здесь Наташка в белом подвенечном платье и фате на фоне изумрудной июньской зелени. Как грациозно она выставила стройную ножку – изящная загорелая лодыжка в изящной же остроконечной светлой туфельке… На вид восемнадцатилетняя девчонка, недавно закончившая школу, а не дипломированная модельер, подобравшаяся к третьему десятку. Всего шесть лет отдаляет от этого дня, а кажется, что пол жизни…

А это фото из незабываемой поездки во Львов через три месяца после женитьбы. Блаженно счастливые две недели… Город встретил как родного. Неожиданно по летнему ласковые солнечные дни и уже по осеннему приятно прохладные ночи. Украшенные багрянцем и золотом деревья тенистых террас Стрийского парка. Вот Пташку осветил рассеянный лучик клонящегося к закату солнца, пробившийся сквозь густую крону огненно красного канадского дуба, и вся она в миг засветилась и чудесным образом преобразилась. Как будто свет далекой звезды волшебным золотым ключиком открыл дверцу ее внутренней ярко сияющей сущности. Сияющая… По другому здесь Наташку и не назовешь…

А это она, вытянув трубочкой губки, как птичка (недаром же Пташка!) мелкими глоточками смакует из маленькой чашечки крепко заваренную кофейную смесь номер 3 за столиком на двоих на втором ярусе уютного кафе «Галка», расположенного рядом со львовской филармонией. А тут она уже в обнимку с каменным львом у входа в Пороховую башню, а здесь в фонтане на площади Рынок возле Ратуши эротично прижимается к обнаженному бедру скульптуры бога морей Нептуна с его неизменным трезубцем.

А это ее прелестный профиль, гордо реющий с верхотуры Высокого замка над увенчанными крестами куполами церквей и соборов, и разноцветными двускатными крышами почтенного возраста зданий в центральной части города Льва.

А вот она, скинув туфли, босиком бесстрашно карабкается по перекосившимся, потрескавшимся и вросшим в крутой травянистый склон неровным деревянным ступеням на Лысую гору, где по преданию частенько проводили шабаши ведьмы, колдуны и черти…

Лех крепко зажмурился: «Как мы потом там, усевшись на нагретый солнцем рыхлый выветренный песчаник под воздвигнутым на вершине здоровенным крестом, чертовски самозабвенно и страстно целовались! Как будто и не было перед этим бурно проведенной ночи в просторном номере центровой гостиницы «Жорж»… Ведь были же, были мы тогда вместе по настоящему счастливы!»

Он открыл глаза и перелистнул разом несколько альбомных страниц: «А это уже картинки из другой, совсем другой жизни…»

Четыре с половиной года спустя, начало мая, Прага.

Неуютные весенние прохладно-дождливые дни. Облокотившись на шершавые каменные поручни Карлова моста, под сенью бронзовой статуи мученика Яна Непомуцкого с пятизвездочным нимбом вокруг головы, Наташа печально-равнодушно смотрит в туманную даль на остроконечные готические шпили собора Святого Вита в Пражском граде, горделиво тянущиеся ввысь к гостьям из Атлантики – свинцово-серым лохматым тучам, грозящим излиться на город очередным потоком небесной влаги. На осунувшемся лице жены следы недавней трагедии – погребение мертворожденной малютки. Вердикт врачей суров – здорового ребенка ей не выносить…

Лех стиснул зубы.

Как я тогда надеялся этой поездкой в Чехию отвлечь Ташку от мрачных мыслей. Но не все получается так, как хочется… Когда на второй день меня отозвали из отпуска, и я нехотя, с огорчением сообщил ей об этом, она ничего не ответила и только с прищуром глянула как на изменника.

А тут еще эта неожиданная мистическая встреча в ресторане «Воянов двор», вблизи Малостранской площади, куда мы зашли перекусить перед отъездом. Запеченные в темном пиве свиные ребрышки были просто великолепны, но аппетит изрядно портило пристально-навязчивое внимание уединенно сидящей за соседним столиком прилично одетой пожилой женщины, чем-то смахивающую на цыганку. Возможно из-за копны вьющихся густых темных волос, зорких огненных черных глаз и ряда цветных бус на смуглой морщинистой шее. Она все время как-то странно искоса поглядывала на нас. Улучив момент, когда я отвлекся на расчет с официантом, она придвинула к нашему столику стул, на котором сидела, наклонилась к Наташе и что-то неслышно для меня прошептала ей на ухо. Затем быстро встала и торопливой походкой покинула зал. Наташа же осталась сидеть растерянно-оглушенная, с широко расширенными как при яркой вспышке зрачками. Без единого движения, словно в прострации… Всю дорогу до отеля она потом шла молча, старательно отводя от меня глаза и, несмотря на настойчивые расспросы, так и не призналась, что же таинственная цыганка ей нашептала…

А это уже осень прошлого года, Египет.

Отделанный каррарским мрамором новенький пятизвездочный отель в Шарм-эль-Шейхе на берегу Красного моря. Шикарный номер с видом на необъятную капризно-изменчивую крепко посоленную водную ширь: ранним утром – безмятежно-ленивую изумрудно-сапфировую, днем – взъерошенную бризом сверкающе-слепящую в лучах полуденного солнца, а ночью – чарующе-манящую убегающей в неведомую иссиня-черную даль дрожащей золотисто-желтой лунной дорожкой.

Полупустой песочный пляж с удобными мягкими лежаками, укрытыми от ветра плетеными тростниковыми загородками. Ласкающее кожу, не пекущее октябрьское солнце. Мириады разноцветных больших и маленьких рыб в прозрачной глубине у коралловых рифов. Всевозможные яства и напитки без ограничения – по принципу «все включено». Разнообразные развлекательные программы и игры рано наступающими вечерами. Казалось бы, живи и наслаждайся…

Ан нет. Наташка только в первые пару дней была оживлена и радостна, а потом без явной причины посмурнела до привычно недовольного состояния. Даже экскурсия в Каир с посещением музея древностей и пирамид в Гизе не вывела ее из минора. Правда, последней ночью перед отлетом в Москву отогрелась под ласками и стала похожа на прежнюю желанную Ташку-Пташку. Встала безоблачным ранним утром с широкого совместного ложа во всей своей женской красоте на длинные загорелые ноги, от кончиков пальцев до ждущего лона страстно обцелованные мною при лунном свете, и прошествовала в ванную комнату с будоражащей душу загадочной улыбкой Моны Лизы на прекрасном лице. Нагая солнечно-сияющая королева, дарующая призрачную надежду коленопреклоненному влюбленному рыцарю. Вернулась же закутанной в махровое белое полотенце уже совсем другая королева – Снежная… Я, на свою беду, сразу это не почувствовал и расслабленно потянулся губами к ее потемневшему под южным солнцем плечу в крапинках рыжеватых веснушек. Но наткнувшись на колючий ледяной взгляд, судорожно замер, как бродячий пес, по-подлому внезапно облитый морозным днем студеной колодезной водой…

На обратном пути в самолете она, еще на земле, скинув босоножки и поджав по-детски трогательно под себя ноги в розовых носочках, сразу же отвернулась к иллюминатору и уснула. А я, выпросив у блондинистой стюардессы клетчатый шерстяной плед, тихонько ее укрыл и потом как мог отбивался от настойчивых просьб пристегнуть пассажирку ремнем при взлете. Когда же Пташка, поменяв во сне положение, доверчиво склонила голову ко мне на плечо, я снова почувствовал себя человеком… Человеком, которого любят… Я вдыхал приятный, пахнущий утренним бризом и травяной свежестью запах ее слегка растрепанных волос и был не просто на небе, а на седьмом небе от счастья. Жаль, что полет в небесах был так недолог…