– Высокие технологии – тема, безусловно, любопытная, – согласился Серов, – но не каждому доступная. Нужны очень большие деньги, либо кредитная линия. Таких денег у нас пока нет, а кредитную линию получают только избранные.
– А назначают этих избранных в посольстве США, – подхватил Белов, – среди такой же матёрой комсы, как мы с коллегой.
– А в чём смысл? – полюбопытствовал притихший Костя.
– Американцы планируют полностью заменить в нашей стране правящую элиту, отодвинуть от власти красных председателей и директоров. И не абы кем, а вновь созданным классом собственников. И они активно набирают молодых предприимчивых…
– Беспринципных, – ляпнул я.
Белов внимательно посмотрел на меня и… кивнул.
– …людей, готовых взять все достойные активы этого государства под свой контроль. Для этого и затеяна приватизация.
– А недостойные, но жизненно-необходимые? – тихо спросил Костя.
– Какие, например?
– Убыточный транспорт: малую авиацию, речной флот, электрички в малолюдных областях, – развил я мысль друга. – Да мало ли что существует не ради прибыли, а потому, что это необходимая социальная инфраструктура.
– Выкиньте из головы всякую социалку. Экономика будет оптимизирована. Убыточные производства закроют. Земли из-под них отдадут под застройку. Страну завалят импортом.
– Я вижу пару противоречий в ваших словах, – перебил Белова подозрительный Костя. – Во-первых, никаким комсомольцам никто в здравом уме просто так ничего не раздаст. А вот подставными фигурами их сделают запросто. Согласно документам, хозяин завода – Кравцов Иван Петрович, а по факту будет Ротшильд.
– Очень глубокая мысль, – поджал губы Серов, – скорее всего, так и будет.
– Во-вторых, закрывать будут и успешные производства.
– Почему?
– Чтобы расчистить поляну для того самого импорта. Транснациональным корпорациям не нужны местные конкуренты.
– Будут востребованы лишь квалифицированные рабочие руки, – кивнул я.
– Но в первую очередь зарежут стратегические отрасли, – невозмутимо закончил Костя.
– Да, парень, глубоко копаешь, – призадумавшись, согласился Белов. – Тебе бы прослушать курс экономики и права, подучиться на бизнес курсах, завести правильные знакомства… И прямая дорога в телевизор.
– Нам нужны молодые аналитики, – усмехнулся Серов.
– Ага. Начать и кончить, – пробурчал Костя. – Придётся получать два высших. Магистратура, аспирантура, курсы повышения квалификации. Полжизни в помойку.
Он вовсе не собирался связывать свою судьбу с пустой болтовнёй. Пусть даже и в телевизоре.
– Как скажешь, – подвёл итог Серов, – ты мне нравишься. Я буду рад с тобой сотрудничать.
Далее, подливая вискарь, Белов проявил себя ещё и в качестве бытового историка и социолога:
– Поколение, измолотое жерновами Октябрьской революции и гражданской войны, сменилось поколением, выбитым войной отечественной. А то, в свою очередь, сменилось поколением, траченным алкоголем и безнадёжной верой в светлое будущее… Им на смену явилось поколение с гипертрофированным стремлением к самоутверждению, к материализации и монетизации, легко презрев не только земные законы, но и христианские нормы морали.
– Моральный кодекс строителя коммунизма, – осмелился я поправить оратора.
– Какая разница, нормы морали одни и те же. Источник один – ветхий завет. Больше скажу. Мой прадед был священником. Про него говорили, что был честным человеком. А дед мой – коммунист с пятидесятилетним стажем, повторял: «Коммунист я честный и прямой, как прямая кишка». Сам слышал!
Надо было заржать, но не смеялось.
– Следующим придёт поколение законченных индивидуалистов и пофигистов, однако, уважающих индивидуализм и пофигизм соседей. Толерантность – бич грядущего общества.
Несмотря на изрядный дурман в башке, Белов ни разу не запутался в русском языке.
– Мы перестанем дружить, жениться и заводить детей, – спрогнозировал он.
– И вот тогда люди окончательно разбредутся по своим углам, – резюмировал Серов. – Спрос будет только на однушки!
– И нация, как общность людей, окажется низложенной, – предсказал Костя. – Уткнётся в демографический и идеологический тупик.
– Немцы проложат в Россию пивопровод через Чехию с разводкой по всем квартирам в новостройках, – ляпнул я в своём духе, ибо быстро утомляюсь от серьёзных разговоров.
– Как ты сказал? – хором переспросили Серов, Белов и пришедший в промежуточную кондицию Чернов.
– Пивопровод. Ну и обратную нитку для слива пены.
– Зачем? – не секли несостоявшиеся красные директора́.
– Чтобы пену обратно отводить, – опустив голову, тихо твердил я. – Ибо не фиг нас вспенивать!
Костя лоснился гордостью за опереточный бред приятеля.
– Неудобно же по городу по пояс в пивной пене передвигаться. Да и сивушный за́пах опять же, – закончил я и застенчиво осмотрелся.
Реакция была противоречивой. От почти никакой до вежливой. Я было подумал, что после такой репризы меня отлучат от коврижек. Но на первый раз обошлось.
– Кстати, пора бы и нам разбрестись по своим углам, – напомнил практичный Серов. – У Эльвиры вон сын один дома.
– А заодно пора бы уже задуматься, где провести студенческие каникулы20, раз не получилось всем вместе загулять в ночь с тридцать первого декабря на четырнадцатое января, – напомнил Чернов.
– Так вроде ж решили в Турцию махнуть, – перепугалась Эльвира, которая уже и купальничек для джакузи выбрала на заказ в каталоге.
– То была фигура речи генерального директора, – терпеливо разъяснил директор финансовый.
Ярость схлестнулась с обидой. Секретаршино сердце подпрыгнуло и забилось в падучей, выдавая желудочковые экстрасистолы. А безупречно накрашенное лицо озарилось бордовой красой во всю ширь башкирских скул.
– Увы, Эльвира, – развёл руками Белов, – продолжайте работать над этим. У вас всё получится.
Девушка обожгла собеседника взглядом, преисполненным животной ненависти. Эльвиру достали намёки на её связь с генеральным. И то, что именно финансовый директор зарубил смету на зарубежный отдых, Эльвире было очевидно.
А ведь ей, управляющей всеми этими коробчонками с западными брендами, но отнюдь не владеющей ими, приходилось жить вдвоём с сыном на скромную зарплату и микроалименты, которые лишь недавно удалось отсудить. И что она в своей жизни видела кроме одних и тех же пьяных рож? Эльвире было сложно свыкнуться с мыслью, что растерзана очередная мечта.
– Кстати, а почему не получилось махнуть на Новый год? – нескромно переспросил я Чернова.
– Мечтали об этом, но подвели логисты, – с готовностью отозвался тот. – Два контейнера с товаром ждали во второй половине декабря, а брокеры растаможили только после Рождества. И знаешь почему?
– Нет.
– Случился анекдот. Изменилось наименование страны назначения. Пришлось срочно переоформлять все доки. Чёрт знает что.
Мы с Костей переглянулись. Автор того анекдота, некто Горбачёв М. С. уже в первые дни, последовавшие после его «подвига», набрал сотни проклятий в свой адрес. Это был только один из конкретных примеров. Причём, наверняка далеко не самый драматичный.
Вроде всё обсудили. Для особ нетерпеливых, то есть для нас с Костей, наступило время оттопыривать карманы. Перерезана красная ленточка. Нахлынули те самые бренды и логотипы, греющие душу любого бывшего совка: Sony, Siemens, Goldstar, Panasonic, Agfa, Shivaki… Брэнды толпились, басили, наступали друг другу на ногу, плотно надвигались на нас, испуганных, но блаженных. Только две пары рук и скромные коммерческие возможности – нам предстояло сделать сложный выбор в пользу лишь некоторых из них.
Я предпочёл пару блоков кассет: TDK и Denon. На горбушке улетят на ура.
Костя мечтал принять комплект бытовой техники от лидирующих мировых производителей, комбинировал и так и эдак, прикидывал то да сё…
– А видик дадите? – насмелился мой друг, предварительно застолбив телефонный аппарат Nippon Telecom, чайник Bosch, утюг Philips и блендер Moulinex.
