– Мою коптильню сломали. Ульф, пустишь к себе?

– Одну с десятка мне, – предупредил мужчина, рыжебородый кивнул, соглашаясь с оплатой. Дороговато на мой взгляд, но вмешиваться в их договорённости не было никакого желания. Однако поставила напротив коптильни галочку, чтобы не забыть выяснить свой процент налога и срок следующей оплаты. И пока рисовала кривую закорючку, наконец уловила мысль, что меня смущала.

– А коптить утку? Запах исчезнет, можно прежде мясо в уксусе вымочить, – произнесла, как по мне, отличную идею. Да и как говорила моя тётка: «Лидка, ты просто не умеешь её готовить».

– Грязная птица, госпожа, – упрямо покачал головой Ульф, твёрдо дополнив, – воняет смрадом и тиной.

– Ладно, но накоптить же можем и латранцам продать, – не уступала я. Жаль было терять столько мяса, тем более в такие сложные времена. Про себя решив, что стоит и в погребах замка сделать небольшой запас, это сейчас они пока не оголодали, а как прижмёт, перестанут носы воротить и согласятся и утку съесть, тем более запах у неё исчезнет.

Задумавшись, я не сразу обратила внимание на наступившую в зале тишину. Подняв взгляд на мужчин, едва не поперхнулась от смеха, такой ошеломлённый вид был у всех. Мне казалось, что я даже слышала, как в их голове скрипели винтики, перерабатывая поступившую информацию.

– И перо собрать, подушки набить можно, одеяла, – добавила, с интересом наблюдая за сменой выражения лиц. От недоумения до радости и недовольства, надеюсь, на себя.

– Утки ныне много, до осени можно хороший запас сделать, – вполголоса, будто размышляя, протянул Ульф, – за тушку можно кер взять, а то и полтора. Подушек немного выйдет, но хоть с десяток получится, а это ещё две сотни керов.

– Так и в Дервис можно отвезти, – пробормотал парнишка, впервые за всё время встречи.

Я же удивлялась такой странной упёртости, значит, если птица грязная, то они даже не задумывались её использовать как-то по-другому? Так неприятно было касаться птицы?

– Так, может, и хомуля накоптим?! – подхватил кто-то из глав, все его тут же рьяно поддержали. Кто такой хомуль, мне было не известно, но, судя по всему, тоже что-то грязное и вонючее.

В итоге за час набралось с десяток продуктов, которые по странным и непонятным мне причинам есть эсхеймцы отказывались, но были не прочь накормить жителей других стран. Почему-то в этот список продуктов попали неведомое мне растение и орехи, которыми не прочь полакомиться все те же бедняги латранцы. С одним из этого списка я была согласна – есть лепёшки из муки мартческих червей я ни за что не стану, ну по крайней мере, точно не сейчас.

Только спустя два часа, жестикулируя и громко разговаривая, главы общин покинули зал. Я, тоже собрав исписанные листы бумаги, отправилась в свою комнату, чтобы в тишине подумать над полученной информацией и решить, как дальше быть.

Утки и прочие деликатесы – это хорошо, но недостаточно. Нужны более существенные доходы для рода Эсхейм. Ведь на что-то жил Гуннар, не на налоги же замок содержал. Земли здесь плодородные, реки, озера имеются, да и лесами богаты. А на западе так вообще море Асцер наличествует, вот только вскользь брошенное кем-то из глав опасение, что из-за разбойного люда корабли с латранцами к берегам не пристанут, меня обеспокоило.

Мне бы пару десятков воинов для начала, чтобы границы да берега патрулировали, но мужчин в землях Эсхейм не хватало катастрофически. Многие сгинули в битве при Дерсен…

Задумавшись, я не заметила, как добралась до своих покоев, едва не столкнувшись с незнакомой девицей в узком коридоре.

Темноглазая черноволосая девушка, испуганно пискнув, рванула от меня в обратную сторону и уже через минуту, мелькнув подолом платья, исчезла за поворотом. Странная реакция на меня и слишком поспешный бег – откровенное неуважение к главе рода – невольно заставили меня задуматься, что бы это могло значить.

Поставив мысленную зарубку, я наконец прошла в свою комнату, застав там Бергит и Виллума, и, кажется, у них ко мне был серьёзный разговор.

– Госпожа, вы собрались отравить латранцев? – спросил лекарь, едва я переступила порог.

– Нет, с чего такие выводы? – искренне удивилась, ранее не замечая за собой беспочвенной кровожадности.

– Вы хотите накормить их дикими утками.

– Опять эти утки, – тяжело вздохнула, проходя дальше в комнату, и добравшись до стола, устало опустилась в кресло, потребовала, – Виллум, объясни, что с этими беднягами не так?

– Утки обитают в ожерелье Святой Герс, – заговорил лекарь, окончательно меня запутав, – семь озёр, круглых, как бусины в ожерелье прекрасной невесты. Они были сорваны с её тонкой шеи жестоким и завистливым Озаром, когда он убивал её. Голубые, словно летнее небо бусины утонули в крови девушки…

Я прилагала неимоверные усилия, чтобы не поторопить мужчину и попросить его перейти ближе к сути, но обижать Виллума не хотелось и пришлось слушать очередную легенду.

– На месте, где рассыпались бусины, появились озёра, а из её крови выросли могучие деревья Эсхерия, их орех пахнет предательством, а сок ядовит.

– А при чем здесь утки? – поинтересовалась спустя несколько минут торжественной тишины.

– Они едят этот орех, – тоном моего старого учителя географии укорил меня лекарь, отчего я невольно поёжилась, но всё же рискнула произнести:

– Утки живые.

– Это птицы, им неведомы болезни людей.

– Хм… а хомуль этот, он, поди, в ожерелье водится?

– Только там, – подтвердил мои догадки Виллум, радуясь словно дитя моей сообразительности.

– А латранцы нам, случайно, ничего не сделали? Может, обиду какую давнюю нанесли?

– На море лодки топят, стоит только за скалу Лим зайти, – и в этот раз подтвердил мои подозрения лекарь, – то их территория, но эсхеймцы помнят, как и латранцы в наши воды рыбу загоняли.

– Ясно, – кивнула, мысленно выругавшись на себя. Это ж надо было так опростоволоситься, чего наговорила, а те и рады стараться… но утки же не дохнут, может, не так всё страшно, – а симптомы какие? Ну, если орех съесть или утку?

– Кто ж вонь такую есть станет, – удивился лекарь, вытаращив на меня свои глаза, – я настойку делал, проверял так ли слухи верны. Дал одному пропойце, так у него живот крутило пять дней.

– Может, причина в другом была? – не сдавалась я, пока у меня в голове никак не укладывались поступившие сведения.

– Сохранилась у меня та настойка, могу воинам налить, – тут же предложил Виллум, его ученица, удивлённо распахнув глаза, ошеломлённо ожидала моего ответа.

– Нет, по-другому решим, – задумчиво проговорила, ломая голову, как теперь быть с этой птицей и прочими продуктами, которые со слов лекаря ядовиты, и наконец определилась, – Бергит, скажи Арену, пусть орех, утку и прочие заготовки несут в замок, одной партией отправим на продажу, – тотчас добавив, – полежит пока в подвалах.

– Скажу, госпожа, – с облегчением выдохнула девушка и тут же кинулась к двери, пришлось срочно остановить исполнительную помощницу.

– Подожди! У дверей своей комнаты я увидела девушку: тёмные волосы, худенькая. Она, заметив моё появление, сбежала.

– В руках клубок был? – уточнил Виллум, деловито расставляя колбочки и бутылочки. На мне всё ещё оставались небольшие раны, и каждый вечер лекарь проверял их, а если требовалось – обрабатывал.

– Не знаю, не увидела, слишком быстро сбежала, но одета была богато.

– Ханна, старшая дочь Гуннара, – потряс меня своим ответом Виллум, сообщив такую важную новость будничным голосом.

– Дочь Гуннара? Бывшего главы? – всё же уточнила, с трудом удержавшись на месте, – дочь твоей сестры? Тогда почему ты молчал?

– Нет, дочь от первой жены, она умерла родами, дав жизнь этой несчастной. Спустя три года Гуннар взял мою сестру, и она родила ему сына, – пояснил Виллум, но легче мне не стало.

– Но почему ты мне не сказал?! – снова потребовала. Покопавшись в доставшихся мне в наследство воспоминаниях, я ничего не нашла о Ханне, и это было странно.