– Миссис Гривз. – Женщина крепко пожимает руку Риты, касаясь ее молодой кожи грубой ладонью. – Но вы можете звать меня Мардж. – Она повыше поднимает вытянутый подбородок, подставляя свету выпуклую родинку, из которой растет одинокий, жесткий как проволока, черный волосок. Рита очень старается на него не пялиться. – Домработница. – Мардж улыбается. У нее сероватые, продолговатые зубы, выщербленные и разные по размеру. При взгляде на них Рите на ум приходит Стоунхендж. – Живу не здесь. Я родом из Хоксвелла.

Домработница. Может здорово усложнить жизнь. С ней лучше не ссориться.

– Я няня…

– Большая Рита, да, я знаю, – перебивает Мардж, окидывая ее пронзительным блестящим взглядом. – Ну, сразу видно, откуда такое прозвище.

Рита с трудом удерживает на лице улыбку. («Шесть футов в тринадцать лет, чтоб меня!» – изумлялись подруги Нэн, заставляя ее сутулиться и сжиматься, задыхаясь от смущения.) Она присматривается к мускулистым рукам Мардж, к сосудистым звездочкам на щеках, к плотной, бесформенной фигуре. Сколько ей, под пятьдесят? Рита не уверена. Ей все, кто старше тридцати, кажутся старыми.

– Добра с детьми. Преданная, как немецкий дог. Снесла боковое зеркало у машины. Бросает красную одежду в стирку с белой. – Мардж облизывает губы. – Мистер Харрингтон мне все о вас рассказал, – добавляет она, и в ее голосе отчетливо сквозит соперничество.

Жаль, что Риту Уолтер ни о чем не предупредил. Разделяй и властвуй. С него бы сталось именно так и подумать. (И кстати, она уже много месяцев не ошибалась со стиркой.)

– Я с любой работой справляюсь, Рита. Вот увидите, подстраиваюсь в два счета, – говорит Мардж, но тон у нее такой, будто все как раз наоборот. – Я могу быстро доехать сюда в любое время суток. – Она указывает кивком на дверь. – Это мой железный конь там стоит.

Рита вспоминает груду ржавого металла под кустом жимолости.

– Он быстрее, чем кажется на первый взгляд, – резко фыркает Мардж. – Я много лет работаю в этих загородных особняках. С тех самых пор, как умер муж. Утонул в Северне. – Она цокает языком, будто припоминая его глупость. – Во время прилива.

– Боже, мне так жаль. – Рита смотрит в пол, потом косится на лестницу. Что там делает Тедди?

– Я и сама неплохо справляюсь, – с мрачной гордостью заявляет Мардж, как человек, сколотивший жизнь вопреки всем невзгодам.

Рита невольно меняет свое отношение к ней на более теплое. По крайней мере, они обе независимые женщины. В Лондоне между домашней прислугой легко устанавливались товарищеские отношения: большинство – никому не нужные люди без семей – ютились по чердакам или тесным квартирам, снятым с несколькими соседями. Те, кто не жил у работодателей, выползали по утрам, словно рабочие пчелы, и из грязных бедных районов устремлялись к богатым лондонским улицам и особнякам, чтобы заботиться о чужих детях – кормить их, вычесывать, мазать йодом разбитые коленки, не позволять им попортить что-нибудь в доме. А потом, когда приближался вечер, они спешили на автобусы или ныряли обратно в метро и возвращались в свои жилища, не оставив следа, будто и не приходили.

– Хотя не сказать, что работа простая.

– О, разумеется, – торопливо соглашается Рита.

– В наших местах домам вредно пустовать. Мгновенно превращаются в развалюхи. Лес берет свое. Сырость. Плесень. Мыши. Короед. Нет смысла держать здесь дом, если им не пользуешься.

Рита кивает. Ей трудно понять, как у людей может быть целый дом, в котором они даже не появляются, не говоря уж о том, чтобы регулярно поддерживать в нем порядок. Она бы все отдала, чтобы купить собственную крошечную квартирку.

– Если бы не я, тут бы шиповник уже сквозь крышу пророс.

Рита издает смешок – ей нравится эта идея. Но сверху снова доносится громкий стук, снова сыплется штукатурка, заставляя ее опомниться. Нужно проверить дом на безопасность для Тедди. Все низкие окна должны быть закрыты. Никакой тяжелой мебели, опасно опирающейся о неровные стены. Если где-то скрываются возможные неприятности, Тедди их непременно найдет.

– Я пойду проверю детей, – говорит Рита, снова подбирая чемоданы. – Похоже, Тедди слишком быстро почувствовал себя как дома.

– Жить здесь непросто. – Мардж без предупреждения хватает ее за рукав блузки. Ноздри домработницы раздуваются. Потом она выпускает рукав и окидывает Риту оценивающим взглядом. – Вы к лесу привычны?

Рита качает головой. Сердце начинает биться быстрее. Если ты потерял обоих родителей на дороге в лесной глуши и тебя в полумертвом состоянии вытащили из разбитой машины, видеть деревья в кошмарах – обычное дело. Она отказывается упиваться жалостью к себе. Ей было шесть лет. А мозг милосердно стер из памяти момент аварии.

– Я так и думала. Девочка из Девона, как сказал мистер Харрингтон.

– Так и есть.

Небо и океан. От одной мысли об этом хочется выглянуть в окно, увидеть полоску горизонта, словно выведенную кистью, серо-зеленый мазок в том месте, где вода встречается с облаками. Рита вспоминает морскую соль, корочкой застывавшую на губах, и рот наполняется слюной.

– Значит, вам нельзя терять бдительность. Гадюки. Бледные поганки. Клещи. А ветки в ураган? Если услышали треск, бежать уже поздно. Старые шахты так и грозят разверзнуться прямо под ногами. Ах да, возле садовой ограды поленница. Если Тедди решит на нее вскарабкаться, она развалится и раскатает его, как слоеное тесто.

– Что ж, спасибо, что предупредили, – только и может сказать Рита, пытаясь сделать вид, что ее таким не напугать. Описание похоже на форменный кошмар любой няни. Зеленая масса за окном тошнотворно покачивается.

– Браконьеры. Опасные ребята. А лесники вас не потревожат, если не тронете их стада. Эти угодья принадлежат им с давних времен. – Домработница умолкает. В ее глазах вспыхивает какой-то огонек. – О. Прошу прощения. Я должна вас предупредить насчет Фингерса Джонсона.

– Фингерса? – Может, эта женщина немного не в себе, думает Рита. Или от влажной жары и древесного дыма в комнате помутился ее собственный разум. И еще ей давно пора в туалет. Дорога была долгая.

– Одиночка. Высокий. Альбинос. Бродит по лесу. Наш местный Зеленый человек.

Рита представляет себе этого мифического фольклорного персонажа: лицо из переплетенных ветвей и листьев, желуди вместо глаз. Жуть. В окно бьется большой мотылек.

– Чудакам у нас как медом намазано. Вечно бегут от чего-то. Бродяги. Наркоманы. Вот такую цену приходится платить за то, что мы живем в последнем нетронутом уголке английских лесов.

Ритины руки невольно сжимаются в кулаки. За Геру с Тедди она готова пожертвовать собственной жизнью.

– Я не дам детей в обиду, Мардж.

– Должна сказать, вы и впрямь держитесь чрезвычайно уверенно для такой молодой девушки, – раздраженно фыркает та. – Впрочем, с таким-то ростом вы, наверное, и с мужчиной справитесь.

В груди что-то знакомо сжимается, в ушах глухим эхом разносятся старые обидные прозвища со школьной площадки – «Рита Рекс», «Коровушка Рита», «Мистер Рита Мерфи», – и она решает, что пора бежать.

– И туфельки вы в лесу изорвете. – Мардж кивком указывает на ступни Риты – та только успела поставить на ступеньку ногу, обутую в сандалию «Кларкс». Она ненавидит свои ноги. И еще больше ненавидит, когда на них смотрят.

В холл врывается свежий воздух и желтовато-зеленый свет: Рита поворачивается и видит в дверях Джинни.

– Я тут подумала, не могли бы вы… – Она осекается. Ее лицо вытягивается. – Мардж, – говорит Джинни, быстро справившись с собственным выражением.

– Миссис Харрингтон. – Мардж приглаживает свой комбинезон быстрыми, дергаными движениями.

– Не ожидала сегодня вас здесь увидеть, – говорит Джинни.

– Ваш муж попросил меня помочь вам расположиться с комфортом, – отвечает Мардж, и ее голос звучит раболепно и в то же время снисходительно.

При упоминании Уолтера Рита краснеет. В голове снова мечутся слова «наш маленький договор», запертые внутри черепной коробки, как мотылек за стеклом.