Меня всю трясет, крупная дрожь охватывает тело. Еще немного, и я рухну на пол и буду биться кулачками, как маленький ребенок, выпрашивающий дорогую игрушку.

– На любые условия?

Я поднимаю заплаканные глаза и присматриваюсь к его взгляду.

Сказать честно, мне становится немного не по себе. Но я действительно хочу, чтобы отец простил меня.

За все эти годы я не думала о нем, я была ужасной дочерью, которая переживала лишь за свой зад.

– Да. Все, что скажешь, – еле заметно киваю, собирая руки вместе у груди.

Ну что он может сделать мне? Не посадит же на домашний арест до конца моих дней. Он же, в конце концов, мой отец.

– С завтрашнего дня твой подъем в полдень, переносится на восемь утра, а отбой на десять вечера.

Мои брови собираются, как по взмаху волшебной палочки. Слезы останавливаются, а в голове упорно начинают стучать шестеренки.

Это значит…

– Судя по твоему взгляду, ты поняла, к чему я веду. Но боюсь тебя расстроить. Все гораздо хуже, чем ты себе можешь представить, Ханна, – он поднимается с дивана, откладывая книгу, и направляется в сторону кухни. Я неуверенно следую за ним.

– Ты будешь присутствовать на всех домашних и выездных играх моей хоккейной команды и… – отец делает паузу, натягивая улыбку, – тренировках.

Вынимая чистый стакан из посудомоечной машины, он набирает воду из фильтра и протягивает его мне.

– Но… – мой голос похож на молебный стон, а рука, в которой я держу стакан, трясется с такой силой, что вода выходит за края.

– И да, теперь ты лишена карманных денег, – отец вытягивает из кухонной тумбы аптечку.

– Денег? А как же запчасти, моторное масло, завтраки в Макдоналдс с Мэйбелин и, черт дери, кофе в Старбакс?

– Ты назначаешься моей помощницей, Ханна, я буду платить тебе за это, – он выдавливает из блистера таблетку на мою ладонь, и я моментально заглатываю ее, чтобы не сорваться и не выругаться, как в самых неблагоприятных районах Мексики.

– И что я буду делать? Подтирать сопли и слюни твоим хоккеистам? – с грохотом ставлю стакан на кухонную столешницу.

– Нет, милая, – усмехается он. – ты будешь подтирать не только сопли и слюни, но еще и задницы.

– Это все дурной сон, – бормочу себе под нос. – Нереально. Просто охренительно отстойный бред.

– Добро пожаловать в семью «Воронов», солнышко, – он натягивает улыбку и переводит взгляд на наручные часы. – У тебя есть пять минут, чтобы натянуть тайтсы на свой провинившийся зад и привести в порядок прическу. Время пошло.

♫ TEARS – PatrickReza

Ханна

Я злюсь? Нет, я в бешенстве! Нужно было действовать иначе.

Вы спросите: «Как?»

Да, как обычно, ясно?!

Посидеть неделю в своей комнате, объявить голодовку. Послушать песни Аврил Лавин и кричать о том, как мне плохо.

Раньше это работало. Но раньше я никогда не попадала в сеть с голой задницей, еще и в джерси придурка, который является капитаном хоккейной команды дерьмовых «Термитов».

Господи Иисусе, помоги мне. Меня прокляли! Куклу вуду с моим именем на груди кормят дерьмом хреновой десертной ложкой.

Моя идеальная и беззаботная жизнь усадила меня на экспресс «Прямиком в преисподнюю».

Чем я вообще думала, когда решила завязать отношения с Риком? Явно не головой, а маленьким задом. Ну а теперь? Теперь пришло время по этому заду получать.

Усевшись на кровать, открываю ноутбук, решаясь позвонить единственному человеку, который всегда меня поддержит. Мэйбл.

Я была груба с этой девчонкой, а ведь она моя самая лучшая подруга.

Громкий бульк скайпа наполняет мою комнату жизнью.

– Нет. Я на тебя не злюсь, Ханна, – бормочет Ганстьянс, внимательно рассматривая свои свежеокрашенные длинные ногти.

– Это что, розовый? Ты же красишь ногти в розовый, только когда злишься.

Она закатывает глаза, прежде чем перевести взгляд на экран ноутбука.

– Да, я злюсь! Ты накричала на меня, а я всего-то хотела тебе помочь, ясно?

Тяжело выдохнув, я делаю сердце из рук, изображая щенячий взгляд.

– Извини! Я не хотела, правда. Ты же знаешь… Я люблю тебя.

– ХАННА! ДЕСЯТЬ МИНУТ, И МЫ ВЫЕЗЖАЕМ! – кричит отец за моей дверью.

– Он решил избавиться от тебя? – с испугом спрашивает подруга, резко переходя на шепот. – Ханна, если тебе нужна помощь, просто кивни.

– Нет. Ты не сможешь помочь, Мэйбл, мне не поможет даже Иисус, – с горькой усмешкой произношу я, мотая головой.

– Он угрожал тебе? – вскочив со стула, она мечется по комнате в поисках своего телефона. – Я звоню в 911!

– Мэйбл, успокойся, этот мужчина – мой отец.

– То, что он твой отец, не значит, что он имеет права тебя прикончить!

Хлопнув ладонью себе по лбу, прыскаю от смеха.

– Ты ненормальная, Мэйбелин Армандо Ганстьянс. Он не собирается меня убивать. Всего-то лишил карманных денег и подписал мне смертный приговор.

– О чем ты? – поставив руки на тонкую талию, Мэйбл прищуривается.

– Теперь я помощница тренера и мамочка для целой команды хоккеистов. Сопли, слюни, задницы, – корчу лицо, подставляя два пальца к горлу.

– Если бы я не знала, что «Вороны» настоящие красавчики и самые горячие парни в Мичигане, то обязательно посочувствовала бы тебе. Но прости, Ханна, они милашки, и я могу лишь только позавидовать.

– Эй, стерва! – тыкаю пальцем в экран, – Эти «настоящие красавчики» украли у меня отца, если ты не забыла!

– Сначала папочка. А теперь, твое сердце.

Фыркнув, недовольно собираю руки на груди.

–Знаешь что? Пошла к черту, я забираю обратно свои извинения!

Захлопываю крышку ноутбука под ее задорный смех и, быстро подхватив сумку, выскакиваю из комнаты.

Что ж, поддержки в лице лучшей подруги у меня нет. Придется сражаться в одиночку.

***

Он идет. План спасения моего черствого сердца от нападения хоккеистов начинается.

Что?

Лучше попасть в психиатрическую клинику к сумасшедшим и смотреть на летающих пони под действиями цветных таблеток, чем вытирать самовлюбленные задницы, ясно?!

– Ханна, что ты делаешь? – за моей спиной звучит голос отца. – И почему все гребаные гномы стоят вокруг этой проклятой ямы, которую ты вырыла… На моем чудесном газоне! – сдерживаюсь, сжимая зубы, чтобы не засмеяться, – Вы опять празднуете день рождения? Или на это раз отмечаете холокост?

– Тш, – шикаю я

– Не припоминаю ни одного хренового гнома с именем Тш.

– Это не имя, а минута молчания, папочка. Мы прощаемся с Боуи, – склонив голову, я тяжело вздыхаю и наиграно вытираю несуществующую слезинку со щеки.

Между прочим, Боуи действительно был моим любимчиком. Розовая забавная шапочка и пурпурный, в стиле «Гавайи», комбинезон. Я купила его за несколько долларов, когда мне было десять.

– Ханна…

– ТШ! – выставляю указательный палец за спину. – Прощальная речь, потом можем ехать на твою дурацкую тренировку.

– Это всего лишь садовый гно…

– Нет! Не смей так говорить о Боуи! – мой голос звучит, как крик разбитой героини драмы. – Никуда не пойду, пока ты не скажешь, что любил его и он был тебе очень дорог.

Шмыгаю носом и прикладываю ладони к земле.

– Черт возьми, Ханна, – резко обернувшись, смотрю на отца убийственным взглядом. – Я не буду делать это!

– Тогда я буду скорбеть здесь, пока не прирасту к земле, – устраиваюсь на траве, поджимая под себя колени.

– Ладно… Хорошо! – он поправляет бейсболку и, тихо откашлявшись, приступает к речи.

– Ты был отличным гномом, Боуи. Прости, что разбил тебя. У меня не было другого выбора.

– Еще скажи, что будешь скучать, – подсказываю я, еле сдерживая смех и прижимая лицо к коленям.

– Нет, Ханна, я не буду скучать. Это дурацкая садовая статуэтка, черт бы ее побрал!