– Ты как Аня? Цела?

– Я… Да… Всё нормально, я нашла ампулы с анестезией, эту тварь граната даже не убила. Что нам делать?

– Тихо! Стоп… Аварийный… Эвакуационный выход, где тут?

Соловьёва вцепилась в автомат как кошка в кору дерева при падении вниз, и водила дулом оружия от одной стены к другой, подпрыгивая нервно от ужасных воплей того существа.

– Аня. Где пожарная лестница? Тут на каждом этаже должен быть запасной выход на случай пожара. Где он?

– Да не знаю я! В конце коридора должна быть эта долбаная дверь, нет её, ты видишь? Нет!

Полицейский стал вертеться на месте и осматриваться. Рядом со входом в помещение, где медсестра извлекала пулю из его руки, в углу, вдоль стены стояла медицинская каталка, на которой находились наваленные почти до самого потолка бумажные коробки из под принтерной бумаги. Саша нагнул свою голову вниз и между лежаком каталки и колёсами за металлическими креплениями разглядел очертания двух деревянных дверок. Он быстро откатил каталку, с которой стали сыпаться на пол коробки, в сторону от эвакуационного выхода. Над дверьми на табличке ярко – зелёного цвета белыми большими буквами было написано «ВЫХОД».

Но тут раздался громкий хлопок, что – то металлическое со звоном ударилось об пол, там, в глубине дымки, причём довольно близко от Ани и Саши. Оба резко повернули свои головы в ту сторону, откуда доносился звук. Соловьёва занервничала, её руки трусились. Она была в ожидании, что из металлически – серых клубов выйдет то самое уродство, которое уже точно не было человеком. Глаза Анны бегали по серому задымлению, которое медленно и постепенно стало рассеиваться. Саша аккуратно подошёл к дверям, ведущим на пожарную лестницу, и дёрнул ручку: «Закрыто!». Медсестра смотрела на дым и возникло то самое шипение, похожее на ужасное и тяжёлое дыхание того существа, которое слышалось уже в нескольких метрах от неё. Анна вздрогнула от страха, когда из дымки выкатилось колесо от инвалидной коляски, которое сделало ещё пару оборотов на одном месте и упало на бок прямо перед её ногами. Девушка на секунду закрыла горящие от напряжения глаза и глубоко выдохнула.

Как вдруг в её ушах раздался громкий и пронзительный свист пожарной сигнализации. Она остолбенела. Саша отбежал от закрытых дверей эвакуационного выхода с криком: «Да будь ты проклята эта грёбаная больница!», и выпустил две очереди из ручного пулемёта Калашникова в замок. Тот выбил расстрелянную дверь с ноги, отбежал от дверного проёма и крикнул напарнице: «Скорей… На лестницу!». Соловьёвой стоило только ступить ногой на первую бетонную ступень, ведущую вниз, как слева от полицейского, почти вбежавшего уже в дверной проём, раздался мощный удар в стену. Куски разбитой, кафельной плитки разлетелись в разные стороны, осыпав участкового с головы до ног. Тварь сошла с ума от громкого шума пожарной сигнализации, просто громко вопила и крушила своей огромной рукой всё подряд налево и направо. Александр зажался спиной в угол, увидев, что разорванные рёбра и порванную в клочья левую руку твари граната смогла всё – таки задеть. Между рёбер и тазовой костью наружу стали вылезать те самые червеобразные отростки, но только теперь с ними наружу попыталось выйти что – то ещё:

Небольшое существо с продолговатой конусообразной головой (больше всего это напоминало именно её), которое имело маленькие подогнутые лапы и продолжало лезть наружу, вытягиваясь ближе к Саше на своём длинном, змеином позвоночнике вместе с червеобразными отростками. И это что – то отдалённо напоминающее голову, разделилось вертикально на две части в разные стороны, и из каждой половины наружу появились тонкие, длинные клыки. Оно резко смыкало челюсти и когда ряды клыков отдалялись в стороны друг от друга, на пол падали капли бесцветной слизи. Полицейский стал стрелять по маленькому уродству, которое пыталось вылезти наружу из своего большого носителя. Послышался жуткий, пронзительный писк, который уже был знаком Саше, и что тот услышал после того, как военный подорвал это существо гранатой. Выстрелы из «РПК» стихли, и Токарев уже несколько раз нервно нажал на спусковой крючок, понимая, что патроны в пулемётном рожке закончились. С громким и диким криком: «Да когда ты уже сдохнешь?», участковый со злобы швырнул отстёгнутый пустой магазин в сторону как оказалось уже двух неровно дышащих к нему тварей.

Быстро своей левой рукой он нащупал подсумок, находящийся на портупее: «Сука!». Он уронил рожок в спешке на пол. Снова достав второй и пытаясь снарядить его в пулемёт, тот заметил, что маленькая тварь влезла обратно, куда – то внутрь носителя. Само же существо, опустив моментально свою огромную «клешню», пошатнулось назад, упершись в стену, и сползло по ней вниз. Больше никаких признаков жизни это нечто не подавало. Саша рванул на лестничную площадку, и не успел он коснуться своими туфлями первой бетонной ступени, как внизу раздался крик Соловьёвой: «Аааа…». За которым послышался всего один выстрел из автомата. Полицейский бежал на крик по лестнице вниз, сломя голову. На площадке второго этажа не было никого, но на площадке первого он увидел Аню, сидящую на коленях рядом с лежащей женщиной в белом медицинском халате. Анна сжимала ей рану на животе руками, но кровь той женщины стремительно просачивалась из – под ладоней Соловьёвой прямо на пол, делая под телом врача всё сильней и сильней алую лужу.

– Саш, я… я… просто испугалась. Она под проёмом лестничным была, в кромешной темноте, выбежала на меня с ножницами в руках. Я стрельнула!

– Аня, успокойся! Чем мне помочь? Женщина кровь теряет и очень быстро. АНЯ! ГОВОРИ СО МНОЙ!

Токарев бросил взгляд на большие, металлические ножницы, которые блестели от падающего тускло – оранжевого света лампы, висящей над дверным проёмом. А затем он посмотрел в глаза Соловьёвой, поднявшей голову и также встретившейся своим взглядом с ним.

– Уже ничем. Ничем мы уже не сможем помочь, Саш. Что я натворила?

Женщина в белом врачебном халате в конвульсиях дёргала обеими своими ногами, тихо и протяжно стонала. Кровь уже было поздно останавливать, ведь почти большинство её просочилось наружу сквозь сжатые пальцы ладоней медсестры. Врач посмотрела на Анну и судорожным, дрожащим голосом стала ей рассказывать: «Это… это мне за девочек… из отделения моего. Те… бешеные сволочи набросились на мужчину, который у нас лежал. Тот от онкологии умирал, так они его живьём разодрали. Он умер, умер… как же он тогда в себя пришёл? КАК? С него кожа слазить стала, рука… его рука вся вздулась, стала огромной, не человеческой даже. Это я закрыла все пожарные выходы. А девочек… медсестёр молодых, двоих оставила за закрытой дверью. Я первая выбежал из отделения. Они так плакали… рыдали… умоляли… чтобы я их впустила. А потом они так громко кричали, когда эта тварь их разрывала. Одна даже звала маму после жутких и громких ударов. Я прислонила голову к двери и услышала её последнее слово… она с трудом шептала «мама».

Доктор была уже в агонии, и казалось, что она смотрела не на Аню, а куда – то ещё, хотя и разговаривала с ней.

– Убери от неё руки! Аня, нам нужно уходить.

– Почему? Что ты…

– Не знаю, кто быстрей теряет человечность, такие как она или те, в кого я стрелял. Поднимайся, Ань, оставь её, пойдём, пожалуйста.

– Да что с тобой чёрт подери такое? Я тебя начинаю бояться, ты уже с ума что – ли сошёл?

– Мама! – знаешь, где я это уже слышал? Два года назад я приехал на вызов. Зашарпанная комната в общежитии для малоимущих, соседи позвонили в нашу дежурную часть и жаловались на громкие крики и шум из – за стены. На кухне, за столом сидел отец семейства, лет сорока пяти, на вид уже давно спившийся. Сидел и что – то пытался наколоть вилкой на почти пустой сковороде. Наш не очень дружеский и матерный разговор услышала его женушка. Та приоткрыла дверь соседней комнаты и вышла к нам в одной ночнушке, стоя с каким – то виноватым, странным взглядом. Так как соседи жаловались на детские, пронзительные крики, то я спросил у папаши: «Где ребёнок?». На что, этот ублюдок ответил, что эта «маленькая тварь» где – то прячется….