Накануне Нового года одиннадцатый класс выигрывает путевку в недавно открывшийся детский лагерь «Луч». Вскоре, после череды страшных событий шестеро одноклассников натыкаются на прибор, заставляющий их попасть в прошлое, в последнюю смену заброшенного лагеря «Космос», находившегося когда-то на месте нового. В прошлом лагеря «Космос» заводится неизвестный маньяк-сектант, заставляющий подростков исчезать по ночам и поклоняться некой «Вселенной». Вожатые с отрядами ничего не замечают, а руководство лагеря делает вид, что все в порядке. Разобраться в тайнах «Космоса» и перемещениях во времени придется шестерым друзьям. Но для начала им предстоит понять, остался ли в недалеком прошлом хоть кто-то, кто мог бы им помочь.

…Друзья лежали на сухом, прогретом полуденном солнцем, асфальте. Прямо перед чистыми, словно только что построенными и отполированными, центральными воротами «Космоса». Как бы они ни стремились от него убежать, детский лагерь все равно их находит.

Фигурный высокий забор весь был украшен воздушными разноцветными шарами и ленточками с лозунгами: «Мы открылись!».

Лагерь казался живым и безжизненным одновременно. Стояла ватная, давящая на сознание тишина.

Ни единой души.

– Что ты сказал? – Андрей сжал руки в кулак, но ударить первым боялся. Он всегда всеми силами так старался избегать драк и конфликтов, что уже забыл, каково быть победителем.

– Не тебе решать, что я могу делать, а что нет, неудачник, – хромая, Миша сделал пару шагов навстречу. – Ты действительно не догоняешь? – Он плюнул Андрею под ноги и так толкнул того в грудь, что его некогда лучший друг с пыльным грохотом упал на землю.

Иногда с виду лицемеры и гнусные твари тоже люди. Люди, которых тем более нужно обходить мимо. Живя по совести, не пропусти момент, когда друзья твои забудут дарованный тобою свет…

– Я здесь не останусь, и точка. Предлагаю голосование. Кто за то, чтобы Андрей пожертвовал собой ради нашего спасения, ради наших семей и близких. И тем самым мы все вернемся домой! Напоминаю, Катюха ранена, ей срочно нужна медицинская помощь. – Миша невозмутимо поднял ладонь вверх. Все, не решаясь, продолжали, недоумевая, молчать.

– А я верил, что мы друзья, через столько бок о бок с тобой прошли. Двенадцать лет друг друга знаем, в один горшок срать ходили. Мудак ты, вот кто…

Андрей тотчас же очухался, вскочил на ноги и, скорчившись, бросился на Мишу с кулаками. Со всего маха толкнул того вперед, чуть сам не упав лицом в грязь. Миша попятился вперед, но в самый последний момент упал все же на локти и схватился за перебинтованную ногу. Незамедлительно развернулся, подлетел к Андрею и замахнулся рукой в озлобленную физиономию своего товарища.

Андрей, удивившись собственной реакции, отшатнулся на миг, увернувшись от удара, и с новыми силами впечатался сдавленными костяшками в Мишину челюсть.

Тот пошатнулся, чертыхаясь, назад, чуть не потеряв сознание. И Андрей, окрыленный этим ударом и уверенный в своих силах, сразу же, оскалив зубы, прошелся взглядом по всем присутствующим, наивно ища поддержку и веря, что они не такие же, как Миша, и поймут то, что он единственный, кто пытался им всем помочь, и тот, кто действительно заслуживает право голоса.

Но самолюбование длилось недолго.

В этот же момент уже Леня, будто блохастый черный пес, рванувший с воображаемой цепи, побежал на Андрея.

И мир лишился четкости, расплылись контуры косматых берез, затуманились лица всех друзей, безмолвно стоящих позади. Очки его с хрустом слетели на землю, стекляшки безвозвратно разбились.

Андрей, отпихнув Леню, быстро подобрал лежавшую рядом палку и, уже явно забыв о последствиях, ударил ею по лицу Лени, разбив тем самым тому бровь, а глаз его залился чем-то красным. Обескровленные губы Андрея растянулись в страшной улыбке, его зрачки загорелись яростным пламенем.

– Саша, ну же! – закричал ему Андрей, все еще полагая, что хотя бы он должен встать на его сторону, как тут…

– Хватит! – завопил Саня, подняв над головой прибор для перемещений, и со злостью кинул его на землю.

Прибор глухо падает на асфальт, но не разбивается. Словно невидимая рука, в сантиметрах перед столкновением, успевает поймать машину времени, не позволив той разбиться.

– ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ!? – в один голос заорали все.

Стало непостижимо страшно. Страшно за невозвратность поступков. Сильнее, чем когда-либо.

В ту же секунду из прибора раздался донельзя приятный бархатный женский голос:

– Запущен протокол самоуничтожения. Пожалуйста, обратитесь к вышестоящему.

Прибор самовоспламенился, и не успел кто-нибудь хоть что-то предпринять, как он начал плавиться, а следом яркое пламя разлилось изнутри, будто искры сварки между швов металла. Через никчемные секунды лишь одна горсть пепла осталось от «Вселенской игрушки».

– Ты что сделал, дурак?! ТЫ ЧТО НАТВОРИЛ! – закричал следом Миша.

Глаза всех пересохли и покраснели, застыв в одной мертвой точке.

Их жизнь уже никогда не станет прежней.

Щелчок. Металлические колышки лениво вошли в железные ставни входной двери. Дождавшись лифта на десятый этаж, Андрей натянул шарф до глаз, поправил очки на переносице и нехотя побрел в школу.

На улице все еще было темно, одинокие проблески продолжали скрываться за темными облаками. Шел грубый, только что рожденный снег. Ветра не было, лишь городская тишина.

Улица продолжала притворяться спящей. Миролюбивой. Неживой. Машины, наполовину вкопанные в землю, подобно мумиям погребенные в свои саркофаги, постепенно выходили из спячки. Утренние дворы были пустые, замерзшие. По субботам так было и будет всегда. Кто-то все еще спит и валяться под одеялом будет до обеда точно – счастливые люди. А кто-то с шести утра на ногах, идет на уроки либо пары или едет на ненавистную, тем более в рань субботы, работу.

Путь до школы пролегал по заснеженной дороге, хорошо освещенной фонарями. Андрей не спеша переходил от одного круга света к другому, под защиту электричества. На мгновение проскакивали мысли вернуться домой, в теплые мягкие объятья кровати. Хотелось так и продолжать весь день ни о чем не думать. Отдаться потоку мыслей, гласящих о постоянных мечтах.

Через полчаса перед глазами появился знакомый двор школы. Грязно-желтая бетонная коробка в три яруса, застрявшая в нескончаемой ночи. Обычно свет ее окон не сулил ничего хорошего, но не в этот раз. Сегодня уроков не будет, только классные часы по окончании полугодия и очередное наставление на скорые экзамены, «способные раз и навсегда решить судьбу каждого», до которых всего-навсего осталась вторая половина одиннадцатого класса.

«Да уж… Начать бы уже к экзаменам основательнее готовиться. „Девяносто-плюс“ – сами себя не наберут. Хотя я же не один такой. Прорвемся. Куда денусь».

Вдруг в кустах у тротуара что-то зашелестело – что-то крохотное, невзрачное. Кругловатые окуляры уже успели как следует запотеть, поэтому различить что-либо, пусть и в голых зарослях, было крайне непросто. На линзы одна за другой падали снежинки: маленькие, пока никем не тронутые, ранее не виданные.

Любопытство взяло вверх. И приоткрыв кусты отцовской кожаной перчаткой, Андрей увидел черного котенка, изрядно напрыгавшегося в сугробах.

На груди его что-то поблескивало в свете одинокого моргающего фонаря возле калитки школы. Андрей снял очки, прищурился. Это был маленький крестик на красной веревочке. Православный кот? Зачем на него это натянули?